29 отравленных принцев - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/76
• Следующая

Ноги ее заплелись, и со всего размаха она рухнула грудью прямо на этот хрупкий стол – все креманки и чашки полетели на пол. Воробьева издала хриплый крик боли – кофейник с горячим кофе тоже опрокинулся, ошпарив коричневой дымящейся жижей ее ноги.

Катя, не понимая, что происходит, вскочила. Анфиса, бледная и испуганная, продолжала сидеть. Другие посетители поднимались из-за столиков. Кто-то крикнул: «Человеку плохо, вызывайте «Скорую»!» Катя смотрела на бьющуюся в судорогах на полу официантку. Ее голые ноги лягали опрокинутый столик, голова неистово дергалась. Светлые густые волосы были перепачканы мороженым и кофейной гущей. Воробьева хрипела, пальцы ее царапали блузку на груди, словно она пыталась расстегнуть пуговицы, как если бы ей не хватало воздуха. Кто-то испуганно крикнул: «Да у нее эпилептический припадок!» Воробьева снова хрипло закричала, и крик вдруг оборвался…

– Что здесь происходит? Лена, Леночка, что с тобой?

Какой-то мужчина в щегольской поварской униформе и белом колпаке, в фартуке с монограммой ресторана вдруг появился в зале и бросился к лежащей на полу официантке.

– Надо врача! – крикнул он. – Эй, кто-нибудь… Ради бога, вызывайте скорее врача! У нее, наверное, токсикоз, это бывает с беременными.

Катя смотрела на неподвижную официантку. Воробьева больше не шевелилась, не издавала ни звука. Лицо ее было синюшно-бледным. Из угла рта сочилась тоненькая струйка крови.

– Иван Григорьевич, она же… она же мертвая! – Анфиса Берг подошла к телу. – Ой, что же это… Иван Григорьевич, она ведь, кажется, уже не дышит!

Катя схватила сумку, нашарила пудреницу, открыла, протянула мужчине в поварской форме – это был не кто иной, как Иван Григорьевич Поляков – шеф-повар ресторана «Аль-Магриб». Он опустился на колени, прямо в кофейную лужу, поднял голову Воробьевой, потряс ее за плечи. Потом взял протянутое Катей зеркальце пудреницы и приложил к губам официантки.

Зеркало осталось незамутненным. Елена Воробьева была мертва.

Бывают в жизни моменты, которые хочется поскорее забыть. Да вот что-то никак не получается.

Колосову Катя позвонила сразу. Но в «Аль-Магриб» он попал только через сорок минут – пробивался на машине через пробки. «Скорая помощь» и «газик» местного отделения милиции прибыли гораздо раньше. В ресторане царила паника. Кто-то кричал, чтобы врачи скорее везли официантку в больницу, потому что это клиническая смерть от сердечного приступа и ее еще можно откачать, кто-то требовал счет, а кто-то пытался улизнуть по-тихому в общей неразберихе, не расплатившись. В результате швейцар закрыл входную дверь, и, когда прибыли милиционеры, им пришлось долго стучать.

Как только они вошли в зал, Катя тут же подошла к старшему патрульного наряда, представилась, предъявила удостоверение. Сообщила, что хоть на первый взгляд все это и похоже на скоропостижную смерть от приступа, на самом деле все гораздо сложнее и серьезнее: областной уголовный розыск занимается раскрытием убийства, связанного с этим рестораном, и потерпевшая Воробьева проходит по этому убийству в качестве одного из свидетелей. Катя с жаром убеждала милиционеров не пороть горячку, а разобраться по существу и, самое главное, подождать с отправкой тела в морг до приезда на место начальника областного отдела убийств Колосова и оперативной группы.

Увы, милиционеры не очень-то верили ей. Один – самый молодой – снисходительно улыбнулся: да что вы, девушка, бросьте, какое убийство, это же натуральная «очевидка»! Ведь ни ран, ни повреждений на трупе нет. Второй – постарше, в звании сержанта, – придирчиво изучал Катино удостоверение, словно подозревая, что оно липовое. Третий милиционер старательно опрашивал свидетелей, записывая данные и адреса. Катя слышала его разговор с поваром Поляковым. Тот был сильно взволнован и все повторял: «Как же так, как же это произошло… Неужели от этого умирают? Она же такая молодая была, здоровая, крепкая девочка… Она же даже больничный ни разу не брала… Неужели от токсикоза из-за беременности можно вот так нелепо…»

Милиционер с невозмутимым видом записывал его фамилию, имя, отчество: Иван Григорьевич Поляков, шеф-повар ресторана. И вот так, над уже остывшим бездыханным трупом официантки, Катя косвенно и познакомилась с главным после хозяйки человеком в «Аль-Магрибе». Победитель конкурса «Высокая кухня» показался ей с виду ничем не примечательной личностью: лет пятидесяти, худощавый, смуглый, с лицом, иссеченным глубокими морщинами, усталым и скорбным. На этом печальном лице выделялись только темные, как ночь, цыганские глаза. Но и в них сейчас читались только тревога и растерянность. Руки у Полякова были длинные, несоразмерные его невысокому росту. Когда он жестикулировал, объясняя что-то милиционеру, на его левой руке поблескивала золотая печатка с агатом, обрамленная бриллиантами.

В другое время Катя непременно понаблюдала бы за Поляковым, чтобы попытаться решить загадку – тот или не тот это человек, про которого рассказывала свидетельница Маслова, но сейчас ей было не до того.

Она оглядывалась по сторонам, ища среди посетителей ресторана Анфису. Та, ссутулившись, сидела на своем месте, за столиком. Напротив нее сидел Мохов и что-то тихо и быстро говорил ей. Круглое жизнерадостное лицо его сейчас было тоже бледно, на лбу блестела испарина – в ресторане отчего-то разом перестали работать все кондиционеры. Было нестерпимо душно, и пахло гарью, как и на улице.

– В конце концов, я старше вас по званию, сержант, – Катя отняла у недоверчивого муниципала свое удостоверение, которое он все еще продолжал вертеть в руках, – и я прошу вас… Я прошу, чтобы вы отнеслись к моим словам со всей серьезностью. Речь идет о подозрении на умышленное убийство. Врачам здесь делать уже нечего, отошлите «Скорую» назад, тут сейчас будет работать наш судмедэксперт. Очистите зал от посторонних и пошлите прямо сейчас одного из своих людей на кухню проследить, чтобы там ничего не трогали и не выбрасывали никакого мусора.

– А вы, может быть, пока сами начнете осматривать труп, товарищ капитан? – ехидно спросил сержант.

– Я посмотрю. Сейчас, – ответила Катя, – я и сама хотела… А вы, пожалуйста, сделайте так, как я прошу. Это чрезвычайно важно – сохранить все, как есть, до приезда экспертов.

Она подошла к телу официантки. Нагнулась. Пощупала пульс. Нет его. Наклонилась ниже, потом осторожно опустилась на колени – так удобнее осматривать. Только вот эти осколки стекла мешают, скользкая кофейная жижа, раздавленные ягоды клубники. А это что? На сок не похоже. Кровь? Воробьева в агонии схватилась за разбитый бокал – осколки глубоко поранили ей ладони. Катя почувствовала приступ дурноты: на плитке пола между раскинутых голых ног мертвой – бело-розовая лужица.

Катя отвернулась, глубоко вздохнула: так, спокойно, ничего страшного. Это всего-навсего растаявшее мороженое. Тот самый клубничный шербет, что заказала Анфиса.

Она дотронулась до тела Воробьевой. Мышцы сильно напряжены, до сих пор не расслаблены. Никита говорил, что и у Студнева было то же самое. Но ведь, как выяснилось, таллиум сульфат начинает действовать только через несколько часов – в случае со Студневым через шесть, или если Воробьеву тоже отравили, то… Катя посмотрела на часы: четверть второго. Отнимаем шесть и получаем… семь часов пятнадцать минут.

– Извините, во сколько открывается ресторан? – громко спросила она у Полякова. И почувствовала, как в зале сразу стало тихо.

– Вы меня спрашиваете? – Поляков нахмурился.

– Да, вас.

– А вы кто, собственно, такая, простите?

– Я сотрудница ГУВД области, мы расследуем дело об убийстве клиента вашего ресторана гражданина Студнева, произошедшее пять дней назад, – Катя старалась, чтобы голос не подвел ее в этот момент и звучал достойно и официально, – сейчас сюда прибудет наша оперативная группа, я их уже вызвала. Так, во сколько вы открываетесь?

• Предыдущая
• 30/76
• Следующая