Родео для прекрасных дам - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 68
- Предыдущая
- 68/70
- Следующая
– Чему поспособствовать? – женский голос звучал раздраженно и вместе с тем в нем теплилась жалость к пьянице. – Что ты плетешь?
– Пока я еще в руках у самого себя, пока вразнос совсем не пошел, я должен тебе сказать…
– Что? Что сказать-то?
– Верни мне пистолет, который я сделал для тебя. Сейчас верни. Здесь.
Катя дернула Марьяну за руку – вид у той был, как у пораженного молнией в лесу дерева.
– Бежим!
– Куда?
– Бежим скорее! Он дверей не запирает. Никогда не запирает, понимаешь?
Они стремглав кинулись к шоссе, забыв про оставленные на обочине «Жигули». В наушниках потрескивала мертвая тишина.
Потом послышались шаги. И чей-то голос – женский, знакомый и Марьяне, и Кате, умоляюще воскликнул:
– Варлам! Ты что? Ты это о чем?
Путь до цели бывает коротким и длинным. Короткий в самые ответственные моменты становится вдруг длиннее. Длинный превращается вообще в нечто бесконечное, непреодолимое.
Катя задыхалась от бега. Что же это такое? Дом – вон он ведь, окна светятся, а добраться до него даже бегом – это сколько же времени надо!
Марьяна слегка отстала.
– Подожди меня. Не входи в дом одна!
Катя остановилась у крыльца. Это был приказ – одной не входить. Подоспевшая Марьяна в два прыжка оказалась у двери, дернула ручку.
Тихий скрип, полоска света из холла. Они вошли в дом, стараясь не шуметь. Но об их появлении узнали все, кто находился в доме. Немудрено было не узнать: двери мастерской выходили прямо в холл. А события развивались именно там.
Катя увидела Варлама Долидзе. Он возвышался посреди холла, как гора. Лицо его было красно, взволнованно, на нем застыло какое-то странное виноватое выражение. Он стоял, выпрямившись, протягивая руку, словно просил милостыню. Та, к кому и была обращена эта безмолвная просьба, была в тени, заслоненная от Кати фигурой рыцаря. Свет ярким пятном падал лишь на ее руки, нервно шарящие в изящной замшевой дамской сумке.
– Вот, возьми, – услышала Катя.
Из сумки появился пистолет, тускло блеснул вороненой рукояткой и…
– Ба! Гости решили вернуться? – рявкнул сочный бас Долидзе.
Замшевая сумка мягко шлепнулась на пол.
Катя шагнула вперед и… увидела в нише за фигурой рыцаря Зинаиду Александровну. В руках ее был пистолет. Он был точной копией того, что всего три часа назад в этих самых стенах демонстрировала Марьяна.
– Стоять! Руки! Лицом к стене, ну! – окрик Марьяны был своевременен и жутко профессионален, но прозвучал все-же как-то ужасно по-женски, нестрашно.
Катя оглянулась: Марьяна картинно застыла в дверях в боевой стойке. Ствол в ее руках грозно пялился черной дырочкой дула в сторону своего близнеца.
– Да бросьте вы, он же у вас не заряжен, уважаемая, – еще более сочным раскатистым басом объявил Варлам Долидзе и, повернувшись, властно закончил: – Зина, ты видишь, куда дело зашло? Дай мне это сейчас же!
Зинаида Александровна, не сводя с Кати и Марьяны темных, словно ослепленных ярким светом глаз, протянула свой пистолет Долидзе. Тот взял его и медленно, с достоинством двинулся в мастерскую.
– Я говорю, стоять на месте! – сдавленно выкрикнула Марьяна. – Он заряжен. Я его зарядила! Я буду стрелять!
– Варлам Автандилович! – крикнула Катя.
– Ну и стреляйте себе на здоровье, – Долидзе скрылся в мастерской.
Катя и Марьяна бросились за ним. Катя увидела пылающий кузнечный горн. Туда, в самое горнило, на ярко рдеющие угли Долидзе и швырнул царским жестом пистолет.
– Боже мой, – это был полувсхлип, полувздох.
Катя оглянулась: в дверях мастерской, цепляясь за косяк, стояла Зинаида Александровна и все повторяла: «Боже мой».
Долидзе большими щипцами подхватил раскаленный пистолет, бросил его на наковальню. И – ба-бах! – огромный молот, показавшийся Кате палицей в руках великана, одним ударом сплющил корпус пистолета точно фольгу – ба-бах!
Самой главной улики, на мгновение мелькнувшей в тусклом электрическом свете холла перед ошеломленными взорами Кати и Марьяны, более не существовало.
Зинаида Александровна закрыла лицо руками.
Марьяна опустила свой пистолет. Она смотрела на Долидзе, на эту женщину, плотно закрывавшую ладонями свои темные, словно ослепленные светом глаза…
– Значит, он все время был у вас? – спросила она. – Пистолет?
Зинаида Александровна не отвечала.
– Это ваше оружие? Личное? Что же, значит, всего было три газовых «макарова», переделанных для стрельбы боевыми патронами? – Марьяна повернулась к Долидзе: – Ну отвечайте же мне! Вы!
– Их было три. Один у вас, второй на дне болота. Третий… – Долидзе, прищурившись, смотрел на сплющенный железный блин на наковальне.
– Вы сделали этот третий для нее? – спросила Марьяна.
Долидзе молчал.
– Варлам, не надо, все равно теперь. Да, да, девушка, не кричите так, это был мой пистолет. Мой, он был у меня. Варлам ничего не знал, я сказала ему: мне нужно для самообороны…
– Зинаида Александровна, для какой самообороны? – Катя покачала головой. – От кого?
– А убийства? – голос Марьяны звенел, как тихая, туго натянутая струна. – Эти убийства?!
Зинаида Александровна молчала.
– Их всех убили вы?!
Молчание.
– Ну, отвечайте же!
– Я.
– А в «Парусе» Авдюкову бутылку с уксусной кислотой вместо нарзана?!
– Я…
– Как… вы? – Марьяна буквально швырнула Кате, как камень пращой взгляд – мольбу о помощи. – Почему… вы? Зачем вам было убивать этих мужиков?!
Зинаида Александровна выпрямилась. Она что-то хотела сказать – это было видно по ее изменившемуся лицу, но тут зашуршали шины по гравию подъехавшей к дому на полной скорости машины. По окнам полоснули желтые фары. Хлопнули почти синхронно двери, по ступенькам крыльца затопали тревожно – скорые шаги. Кто-то очень торопился сюда, в этот дом, боясь опоздать.
Дверь распахнулась. И на фоне темной, густой, как чернила, роскошной майской ночи возникли две женские фигуры.
Это были Светлана Петровна и Нателла Георгиевна.
Впоследствии Катя не раз вспоминала все, что случилось дальше в доме Варлама Долидзе. Вспоминала она все это с разными чувствами. Но почти никогда не сожалела (вот удивительно) ни о чем сделанном и сказанном тогда.
Увидев подруг, Зинаида Александровна выпрямилась. Теперь она была спокойна, словно уже приняла для себя какое-то решение.
По их лицам, особенно по лицу Светланы Петровны, Катя прочла как по книге – они поняли, что произошло. Мудрено было не понять, узрев милицейский китель Марьяны и пистолет, который она все еще сжимала в руке, но держала дулом вниз.
Впоследствии Катя узнала и о том, на какой машине примчались на выручку Зинаиды Александровны ее верные подруги, крайне встревоженные поздним звонком Долидзе. Это была серебристая «Тойота» Ореста Григорьевича Усольского, с разбитым багажником, но на ходу – вежливо возвращенная после осмотра следователем прокуратуры Львовым его вдове Нателле Георгиевне. Нателла Георгиевна вела машину в эту памятную для всех них ночь сама – впервые после долгого перерыва.
– Мы приехали, Зина, – сказала она громко. – Мы здесь. С тобой. А что… произошло? Почему тут… милиция?
– Произошло то, что должно было произойти, – сказала Марьяна. – Ваша подруга только что созналась в убийстве вашего мужа. И вашего, – она повернулась к Светлане Петровне. – И еще одного человека по имени Игорь Лосев, который, думаю, был вам знаком и… – Марьяна посмотрела на Зинаиду Александровну. – А вашего собственного мужа в этот скорбный список вносить? Что там было с этими таблетками снотворного, переложенными в пузырек из-под нитроглицерина? Видите, мы и про это знаем.
– Ничего вы не знаете, – сказала Светлана Петровна. – И ничего вы не поняли, девушка. Зина ни в чем не виновата, это она нарочно берет вину на себя. Их всех убила я.
– Нет, их убила я, – Нателла Георгиевна заслонила ее собой. – Если уж на то пошло и так надо, чтобы кого-то покарали судом и тюрьмой, пусть это буду я. Мне все равно.
- Предыдущая
- 68/70
- Следующая
