Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 58

• Предыдущая
• 58/93
• Следующая

Кравченко свирепо потащил Таратайкина к дереву. В руках его в свете фар Катя заметила веревку.

– Сейчас я тебе свой собственный суд устрою, мразь! – громыхал он. – Сейчас тебе небо с овчинку покажется!

– Спасите меня! Он же сумасшедший, он меня повесит! Вы же сотрудник милиции! Я же под следствием состою! Под вашей защитой! – верещал Таратайкин. – Сделайте же что-нибудь! Спасите меня! Я во всем признаюсь, во всем, слышите! Да, да, был подвал, дети, но за это ведь нельзя казнить! Это же слабость моя, моя болезнь! Я же справиться с собой не мог! – орал он, бешено вырываясь из рук Кравченко. – Я требую, чтобы меня спасли! Я показания хочу дать! По всем случаям. И про другие расскажу! У меня в Москве было, и в Балашихе, и в Красногорске тоже!!! Я же чистосерде… Ой, спасите меня! Спаси-и-и-те-е!

Тут Селезнев, всласть навалявшись в грязи, наконец-то встал на ноги и, нарочито шатаясь, побежал к Кравченко. Между ними произошла короткая, но весьма натуральная и жестокая потасовка, из которой доблестный уголовный розыск вышел бесспорным победителем. Повергнув в свою очередь «отца девочки Леночки» в бесславную грязь, Селезнев вызволил расхристанного Таратайкина, затолкал его в машину и был таков.

Когда стих шум его «Жигулей», Кравченко встал – он был грязный и страшно довольный. У Кати просто не было слов от переполнявших ее самых противоречивых чувств.

– Куртку теперь в чистку придется нести, – только и могла она вымолвить.

– Хрен с ней, с курткой! Ну и какой я актер, а? Возьмут меня в твою «Рампу»? – Вадька тяжело переводил дух.

– Комик. – Она стерла ладонью грязь с его щеки. – Боже, какие вы еще дети! Тебе же попадет за это.

– А я частное лицо, с меня взятки гладки, да и фиг меня сыщешь – «отца девочки Леночки». – Он довольно захохотал. – А тот, кто при исполнении, – герой, он же его спас!

– Но ты же…

Но больше она ничего не успела сказать. После драки у Кравченко всегда пробуждался любовный пыл – он хищно сгреб Катю в охапку, точно заподозрив в ней нового Таратайкина, и смачно поцеловал прямо в губы, пахнущие клубничным леденцом.

В десятом часу вечера он, Катя, Сергеев и еще трое оперативников сидели в кабинете начальника розыска. Они ждали Селезнева, уехавшего с Таратайкиным в прокуратуру. Наконец он вернулся.

– Поплыл! – заявил он прямо с порога. – Поплыл наш распутник, как масло на сковороде. Чистосердечное по всем эпизодам, место указал, где трусы одной из девочек выбросил, фотографии сдал, которые в Москве в притоне одном с малышей нащелкал. По всей области он, мерзавец, куролесил, за ним случаев пятнадцать уже есть, надо потерпевших поднимать. Готов он, в общем. Завтра опознания будут проводить. И что ведь самое главное, – хитро ухмыльнулся он. – Даже пальцем никто хмырюгу не тронул. Вот работка, а? – Он подмигнул Кравченко. – Это ж виртуоз! Мастер сцены, Смоктуновский! Я даже сам струхнул сначала, как он заголосил: «Ой, держите меня, ой, папа я потерпевшей, ой, квитаться с ним буду по-свойски!» Ну и двинул ты мне, Вадя, по первое число. Я думал – хана, челюсть на распорки буду ставить.

– Да и ты тоже, виртуоз, в долгу не остался, – ухмыльнулся Кравченко.

– Психологическое давление… хм… да… – В глазах довольного Сергеева прыгали чертики. – Вот, Кать, – обернулся он к ней. – Вот она, оперативная работа, какая. Это вам не пером на следствии скрипеть. Тут собственной шкурой порой платить надо. Либо грудь в крестах, либо – небо в клеточку. Да… Момент истины.

Катя только вздохнула и подумала: «Накатаю-ка я статью для «Криминального вестника», – и тут же сама себя остановила: – Нет, лучше не буду. А то уволят еще всех. За самодеятельность. Хотя… святая ведь правда – распутника и пальцем никто не тронул, только пугнули немного, но это ему только на пользу».

– О Красильниковой ничего нового нет? – спросила она при прощании у Сергеева.

– Нет. Ты теперь не ко мне, а к Колосову по этому делу обращайся. Он все нити себе забрал и информацию под сукно кладет. Нам, видишь ли, не доверяет. Пинкертон! – Сергеев презрительно вскинул бровь.

Если бы Катя могла мысленно перенестись из Каменска в Москву и понаблюдать за начальником отдела убийств Никитой Колосовым, она бы не нашла в его действиях ничего для себя интересного. Ей всегда хотелось понять, как сотрудники розыска раскрывают то или иное преступление, как все это происходит на самом деле. Ее пылкое воображение рисовало вещи, которых напрочь была лишена ее прежняя следственная работа: погони, засады, оперативные комбинации, так и кишащие эффектными детективными приемами, где находилось место и дедукции, и индукции, и убийственно ироничной логике, и абсурду, и даже построению предварительной модели психологического прессинга на избегающий непосредственного контакта объект (перл, вычитанный ею в учебнике по ОРД).

Однако Колосов по части перлов и эффектов ее бы на этот раз разочаровал. И если бы она понаблюдала за ним в тот день, то по свойственному ей пристрастию к метафорам сравнила бы его с заплутавшим путником, тщетно пытающимся отыскать потерянную дорогу во мраке ночи. «Земную жизнь пройдя до половины, я заблудился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины».

Заблудился Колосов, нет ли – вопрос так и остался открытым. Однако пройденный им путь действительно очень даже смахивал на извилистую тропинку к вершине Эвереста.

Полдня начальник отдела убийств провел в областной прокуратуре, где старательно изучал результаты судебно-медицинских экспертиз трупов Красильниковой, Лавровского и сравнивал их с имевшимися у него ксерокопиями подобных экспертиз трупов Елены Берестовой – волжанки и Ольги Невзоровой – студентки из Балашихи, предыдущих жертв неизвестного маньяка, а также пока не установленной погибшей из Бутова.

Изучал и сравнивал он и протоколы осмотра мест происшествий, составляя при этом в своем блокноте подробный список вещей, обнаруженных у каждой убитой: какие предметы одежды, их положение на момент обнаружения трупа, наличие и расположение на них пятен крови и следов механических повреждений.

А в это время два опера из его отдела активно отрабатывали котельнический «Улей», театр «Рампу» и магазин мод на Кузнецком. На результаты этой отработки Колосов возлагал кое-какие надежды. Все эти места крайне заинтересовали его по одному-единственному признаку: и в театре, и в студиях скульптора и художника-ташиста, и в магазине мод работали молодые женщины, которые в силу своих профессиональных обязанностей должны были постоянно переодеваться из одного костюма в другой.

Словечко это Колосов написал красным фломастером на узкой полоске бумаги и, вернувшись на Белинку, положил на перекидной календарь прямо перед собой. Его крайне заинтересовала и еще одна деталь: согласно заключению экспертиз, на лицевом кожном покрове всех погибших девушек – в том числе и бутовской незнакомки(!) – были обнаружены частицы разноцветного театрального грима.

Эксперты проверили его химическую характеристику. Сразу бросалось в глаза сходство: цвет, состав, способ наложения – все совпадало до мельчайших деталей.

Девушек, перед тем как убить, гримировали, причем всегда одинаково. Этот вывод неоспоримо вытекал из экспертных исследований. И еще одна вещь не давала Никите покоя: грим всегда аккуратно удалялся. Для этого, по заключению экспертов, использовался какой-то специальный крем импортного производства. И удаляли его не с живых, а с мертвецов.

И вот наконец к четырем часам «ходоки», отрабатывавшие свои участки, вернулись. И сообщенные ими сведения заставили Колосова тут же связаться с отделом по борьбе с наркотиками Московского уголовного розыска. Ему срочно потребовались их комментарий и справка из информационного центра ГУВД Москвы.

Коллеги-муровцы без лишних вопросов пошли Никите навстречу – и уже к пяти часам на столе у Никиты лежала справка, выданная компьютером. Он читал ее и размышлял. Итак, теперь было два пути. Либо немедленно ехать по известному уже адресу и брать подозреваемого в «работу», либо оставить на время этот слишком уж прямолинейный путь и взять немножко «влево». То, что прямые пути в таких делах частенько заводят в тупик, было Колосову хорошо известно – по молодости сколько раз обжигался. Поэтому он решил не торопиться, а позвонил в «Рампу» и попросил к телефону Бориса Бергмана, с которым неделю назад общался в областной прокуратуре, когда всех актеров «Рампы» допрашивали в качестве свидетелей.

• Предыдущая
• 58/93
• Следующая