Человек-саламандра - Бирюков Александр Викторович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/77
• Следующая

Воздушный порт должен быть окружен своеобразными кварталами, с большим количеством заведений, в которых экипажи и пассажиры коротают время до отлета. А маленькие порты особенно привлекательны для таких личностей, как Флай. Здесь швартуются капитаны, для которых причальные знаки многих крупных портов в больших городах навсегда скрещены. Здесь услугами воздушного транспорта часто пользуются обыватели, не имеющие твердых моральных устоев. А именно у таких Флай предпочитал отбирать вещи.

Выбор был невелик, но именно такой выбор устраивал беглеца. Он пошел вниз по дороге, не сводя глаз с города. Будто кликал этим пристальным взглядом удачу в своих делах, исполненных трудностей в достижении простых целей.

Шум позади заставил беглеца очнуться. Его догонял дилижанс.

На спуске возница нажмет тормоза задних колес и, одерживая лошадей, заставит их потихоньку спускаться шагом.

Это очень кстати!

На узком волевом лице беглеца, изборожденном следами борьбы со всем миром, снова возникла улыбка – вновь, уже уверенней, треснул камень. Флай скрылся в зарослях орешника у дороги.

Одежда человека из леса пришлась для этого очень кстати. Не понадобилось слишком углубляться в заросли. Его и так не смогут заметить.

«Удачи тебе, Рейвен, – сказал беглец, – куда бы ни шел ты, каких бы путей ни искал. Пусть сопутствует тебе во всех делах легкость достижения цели».

А когда экипаж, запряженный двумя парами, проехал мимо, беглец выскочил из кустов и бросился вслед.

Он без труда догнал тихонько ползущую по склону повозку и подпрыгнул, вцепился в ремни, которыми притянут багаж пассажиров. Экипаж качнулся на рессорах. Флай поймал гибким телом это движение, чтобы погасить его мягко, будто не прибавилось груза, а так, на кочке качнуло.

На его ладонях к этому времени образовалась черная корка запекшейся крови, и теперь она треснула, и вновь хлынула кровь. Но это было совсем уж неважно.

Так, зеленым пятном, прилепившись к рыжим и черным кожаным кофрам, Флай и доехал до порта. Ведь остановки дилижансов обычно находятся у воздушных вокзалов.

Здесь Флай немедленно начал обходить кабачки. В первом же была драка, – едва он вошел и стал, прищурив глаза, осматривать помещение, где мелькали тела, кулаки и бутылки, ему было сделано недвусмысленное предложение участвовать.

Какой-то подвыпивший здоровяк, размахнувшись бутылкой и дико вращая глазами, налетел на Флая. На лице последнего не дрогнул ни один мускул. Он перехватил руку нападавшего, стиснул пальцами, гнувшими стальные прутья так, что бутылка выпала. Другой рукой он с беспримерной жестокостью впечатал сомкнутые щепотью пальцы в гортань дебошира, зафиксировал на мгновение и отдернул быстрее, чем ударил, после чего ладонями обеих рук оттолкнул захрипевшего от себя и, утратив к нему интерес, успел наклониться и подхватить у пола падавшую бутылку.

Когда несчастный буян уносился в перспективу небольшого зала, сметая столы и скамьи, прихватывая с собой других дерущихся, Флай спокойно открыл бутылку, понюхал и пригубил напиток.

– Нет, нё все изменилось, – сказал он и вышел вон.

Во втором кабачке ничего примечательного не случилось.

В третьем ему несказанно повезло. Словно дикие боги мести его народа ворожили ему.

За одним из столиков, в куче шелухи каштанов, уронив тяжелую голову на кулаки, сидел обыватель, изрядно нагрузившийся в ожидании рейса. Перед ним стояла недопитая чашка и картонка билета компании «Айр-Карго-Скай».

Флай подошел к обывателю и взял в окровавленную руку билет.

Рейс до Шерба – южного предместья столицы – должен был отправится в первой четверти, но переносился на три часа – на полдень, о чем говорила соответствующая отметка.

Термоплан отправлялся через двадцать минут.

– Вы опоздаете на корабль, – заметил Флай и потряс обывателя за плечо.

– Мне и здесь хорошо, – был ответ.

– Дело, для которого вы летите в столицу! – напомнил Флай.

– Да поздно уже! – простонал обыватель.

– Рейс через четверть часа.

– Я должен быть на набережной Сэн через час. Я уже не успеваю, – вдруг пьяно зарыдав, пояснил обыватель. – Всё это не имеет смысла.

Флай поднес картонку к глазам бедняги.

– Я возьму это! – сказал он строго.

– Да забирайте! – простонал пьяница и, упав на стол, зарыдал пуще прежнего. – И оставьте, оставьте же меня в покое!

– Сколько лет прошло, – посетовал Флай с притворным сочувствием, – но воздушное сообщение всё так же несовершенно.

И вот он стоял у причальной башни термоплана. На его шее висела картонка билета. Стюард в потрепанном сюртуке пригласил его в подъемник, где рядом с последним ящиком груза было немного места.

– Вылетаем, – сказал стюард. – Столько сложностей из-за пары опоздавших ящиков. Но теперь всё нормально.

Флай возносится вверх вместе с грузом и мятым стюардом.

Флай отправляется в Mock-Way-City.

Лена проснулась оттого, что на нее смотрят. Перед ней стоял Остин, одетый в черное, бледный лицом. Сомкнутые губы.

Лена вздрогнула, нашла себя в огромном плетеном кресле, на диковинной веранде. Уставилась на Остина с нескрываемым интересом. В прошлый раз она видела его только кошмарной ночью, но теперь он показался ей еще более загадочным существом.

Остин выглядел так, словно Ричард Чемберлен собирался сыграть Евгения Онегина. На нем было что-то вроде сюртука, вместо галстука пышный черный бант, обнимающий крахмальный воротничок-стойку. На плечи было накинуто пальто-крылатка с меховым воротником. В руке он держал невероятно большие черные кожаные перчатки со швами наружу. Вот только головной убор не подходил как-то этому ансамблю – черный огромный берет с козырьками по бокам, над ушами. Но особенно поразили Лену сапоги, похожие на женские, обтягивающие икры, со скошенными под коленом голенищами. И подошвы с ребристым, сильно выступающим рантом.

«С киносъемок? Прямо в костюме? Ну, точно студия!» – подумала Лена спросонья.

Будто в ответ на ее мысли, по лицу Остина пробежала мимолетная тень удивления.

Остин улыбнулся, не разжимая губ.

– Добрый день, – сказал он по-русски, вновь не открывая рта, при этом голос его звучал так, будто Лена слушала стерео в наушниках.

– Привет! – сказала она, обрадовавшись родному языку. – Хорошо, что вы говорите по-нашему. А то у вашей… Гм… – она не нашлась, как назвать «английскую гувернантку». – У… Хозяйки… У нее такой странный английский… Не думаю, что мы с ней правильно понимаем друг друга.

– Мы все плохо понимаем друг друга. Это главная проблема человеческого общества, – сказал Остин, не открывая рта.

– А вы чревовещатель? – не выдержала Лена.

– Чревовещатель? Да, можно сказать и так.

– Прикол! А по-нормальному вы можете говорить? – спросила Лена, усиленно артикулируя своими аппетитными губками, как бы иллюстрируя, как говорят «по-нормальному».

– Нет, – обиделся Остин.

В его голосе звучала явная обида. И голос его был каким-то странно знакомым. Если бы Лена почаще слышала, как звучит ее голос со стороны, то вполне догадалась бы, что речь Остина звучит так, как звучал бы ее голос, будь она повзрослее и мужчиной. Она бы очень удивилась, если бы узнала, что голос Остина, обращенный к ней, не слышит никто, кроме нее.

– Извините… – сказала Лена и подумала, что у него какое-то редкое заболевание голосового аппарата.

Ей очень понравилось невесть откуда взявшееся словосочетание «голосовой аппарат». Оно льстило ее эрудиции, хотя и не было уверенности, что это словосочетание правильное с терминологической точки зрения.

– Да, что-то вроде того, – сказал Остин, – извините, мне трудно с вами разговаривать. Мы думаем на разных языках.

– А мне с вами не трудно! – выпалила Лена и раскраснелась.

– Встретимся за обедом в малой столовой, – сказал Остин, – дела.

И ушел прочь, кажется, тоже немного смущенный ее заявлением.

• Предыдущая
• 25/77
• Следующая