Разорванное небо - Бирюков Александр Викторович - Страница 60
- Предыдущая
- 60/102
- Следующая
– Да-да, не спорю, мне действительно будет жалко машины, но дело совсем не в этом. Просто прямо сейчас вам отправляться в путь опасно. Здесь, слава Богу, зона ответственности британских войск ООН, и потому у нас нет ни босняков, ни американцев… А патрули миротворческих сил на дорогах сейчас очень бдительны. Вам, Василий Иванович, надо подождать часов хотя бы до четырех дня. У них будет смена караула – тогда они обычно не так внимательны, – и вы сможете отправиться на Злату Лебань, оттуда доберетесь в Сербию через нейтральную Албанию. А ехать на Зворник через босняков даже и думать нечего. Иностранца вам, может, и удастся обмануть, а вот югослава – никак, какой бы национальности он ни был.
Казак вздохнул. Наверное, этот человек знает, что говорит, ведь здесь, между Сербской Босной и Трансбалканией, жизнь как на вулкане, в окружении целого легиона различных воинств.
– А пока я бы предложил вам отдохнуть пару часов. Елена проведет вас в гостевую спальню, если, конечно, вы не хотите еще поесть. Может, вы слишком возбуждены и желаете снотворного?
От снотворного Казак отказался, и вскоре уже стоял посреди небольшой уютной комнатки с широкой кроватью. Скинув одежду, он с наслаждением повалился прямо поверх одеяла и закрыл глаза, казалось, всего лишь на секунду, но когда открыл их вновь, серенькое небо за окном стало заметно темнее, а на электрических часах, стоящих на столике, светилось время – 16.22.
«Надо же, – изумился он, – проспать почти три часа!» Торопливо накинув спортивный костюм, Казак покинул спальню, прошел коридором, покрытым мягким ковром, и в следующей комнате нашел Коче Паповича, что-то говорившего в телефонную трубку приглушенным голосом. Увидев гостя, тот осекся, оборвал разговор и, повернувшись к нему лицом, произнес по-сербски фразу, из которой Казак понял, что все нормально и план их удастся провернуть в лучшем виде.
Кивнув в знак того, что понял, летчик вернулся обратно в спальню и, прикрыв за собой дверь, уселся на кровать – больше сидеть в гостевой спальне было не на чем. Видимо, хозяин действительно сделал какие-то распоряжения, потому что спустя некоторое время раздался легкий стук в дверь и вошла Елена с подносом в руках. На подносе стояли кофейник, две маленькие чашки и три такие же маленькие бутылочки. Одета девушка была уже не в джинсы и свитер, как раньше, а в светлую юбку до колен, оттеняющую смуглые стройные ноги, и блузку с глубоким вырезом на груди. Когда она нагнулась, чтобы поставить поднос на столик, случайный (до какой-то степени) взгляд Казака скользнул сквозь этот вырез по чуть вытянутым округлым грудям, двигающимся под блузкой совершенно свободно. Девушка явно не жаловала кое-какие предметы женского туалета. Он вдруг вспомнил, как одна из знакомых девушек, еще там, в Морозовской, называла лифчик не иначе как орудием пытки, и подумал, что отсутствие оного тоже может быть орудием пытки, но уже для мужчины. И лицо Елены немного изменилось… Ну да, догадался Казак, она же подкрасилась! Ровно настолько, чтобы и без того привлекательное лицо стало казаться чуть ли не эталоном красоты.
– Добрый вечер! Господин Папович предлагает вам, если вы, конечно, не против, попробовать к кофе ликеры из его коллекции. Отказываться не советую – вряд ли где вам еще предоставится такая возможность, тем более в России.
Казак прочитал названия. «Врата мосту» – понятно, «Ройтарс жуту» – это что? Всадники страха? «Три-пол драгон»… Да какая, собственно, разница!
– Спасибо, и господину Паповичу, и вам, Елена. А почему две чашки?
– Потому что… – девушка очаровательно улыбнулась. – Потому что, насколько я знаю, у русских пить в одиночку считается признаком некультурного человека. Вы же не такой?
Ловким движением она откупорила одну из бутылочек и сначала разлила в чашки тягучую темно-желтую жидкость, а потом уже добавила кофе и присела рядом. Напиток получился потрясающий – хотя Казак никогда не был гурманом и в общем-то за всю свою жизнь мало что пробовал, кроме водки и пива, но и он оценил изысканный вкус.
– Вам нравится? – с легким придыханием спросила девушка, и молодой летчик погрузился в удивительно сладкую смесь ароматов кофе, ликера и ее духов. Сердце застучало быстрее, но заговорил он почти спокойно:
– Да что мы все на «вы». Может, на брудершафт выпьем?
– Хорошо! – с еле заметным вызовом произнесла она и сделала еще по одной порции кофе, уже с другим ликером.
Они перевили руки, и Казак с нарастающим волнением ощутил ласковую мягкость ее груди, касающегося его локтя, а когда кофе был выпит одним глотком, юноша и девушка соединили губы, и это не был «брудершафт». Казак почувствовал, как Елена отвечает его нарастающей страсти, и вот уже обе чашки и пустая бутылка скатились с кровати на пол, а руки летчика сжимали в объятиях молодое женское тело, скользя сначала по одежде, а потом и под ней. Елена послушно изгибалась, ее пальцы мягко касались сначала его рук, потом плеч и груди, попутно расстегивая молнию, опускаясь все ниже и ниже, и Казак, вовсе не новичок в любовных делах, понял, что девушка в любви тоже достаточно опытна, смела и изобретательна.
Обнаженная грудь Елены скользнула соском по его лицу, юбка упала на пол, накрыв собой свалившуюся посуду, и Казак, жадно припав к телу девушки, перестал думать о чем бы то ни было – ему вполне хватало ощущений.
– Ты сильный… – тихо произнесла Елена, опираясь на локоть одной руки, а другой осторожно теребя волосы на груди Казака.
Когда совсем стемнело, на электрических часах автоматически зажглась неяркая синяя лампочка, и в ее свете лицо девушки казалось почти нереальным, призрачным.
– Ты тоже, – нежно ответил он и потянулся губами к ее груди, но, чуть оторвавшись от простыни, в притворном бессилии повалился обратно. Оба тихонько засмеялись.
– Ты самая лучшая женщина на свете, – прошептал Казак, но Елена шутливо щелкнула его по губам:
– Так говорят все мужчины всем женщинам. Не может быть каждая самой лучшей.
Казак промолчал, искренне надеясь, что в сгустившихся сумерках она не заметит, как он покраснел. Он и в самом деле впервые сказал эту фразу в шестнадцать лет и с тех пор говорил ее много раз. Однако девушка имела в виду другое.
– Но каждая хочет это слышать. Так что пусть говорят, и ты тоже – скажи еще раз!
– Ты самая лучшая женщина на свете, – покорно повторил Казак и в ответ услышал:
– А ты самый лучший мужчина. И поверь, я не всем так говорю.
– А что, «не всех» было много?
– Не так уж и мало, – без смущения призналась Елена. – Я же не всегда была работницей у этого толстяка. Училась, жила в Белграде, а там парней хороших достаточно.
– А этот толстяк? Ну, Коче Папович? Он тоже хороший парень? – Казак вдруг ощутил внезапную ревность.
– Он – нет. Он мне… Не хорош, но не противен, и на том спасибо. Сама бы я на него внимания не обратила, но с работой сейчас туго, а он меня взял. Ломаться буду – уволит, возьмет другую. Да и не так уж часто он мной пользуется – у Паповича в Лебани и жена есть, и секретарша с ногами длинней моих раза в два. И, если честно, не такой уж он гигант, сам понимаешь в чем.
– Слушай, а твой работодатель, он ничего тебе не сделает за то, что ты сейчас тут со мной? Ведь прошло уже часа два!
– Так он сам сказал, чтобы… Ой! – и девушка детским жестом зажала рукой рот.
Казак резко поднялся на локте, с силой оторвал ладонь Елены от ее лица и медленно проговорил:
– Он сам сказал, чтобы – что?
– Он сказал… – глаза Елены вдруг часто-часто заморгали. – Он сказал, что ты хочешь уйти… Что это опасно, а он убедить тебя не может… Что тебя надо как-то задержать. Что у меня это лучше получится… – и девушка вдруг всхлипнула.
Казак не торопясь поднялся с кровати и, повернувшись к ней спиной, стал одеваться.
– Ну что ж, у тебя получилось, – бросил он вполоборота. – Спасибо за хорошо выполненную работу. Я попрошу хозяина, чтобы выписал тебе премию за мой счет.
- Предыдущая
- 60/102
- Следующая