Полночный вальс - Куин Джулия - Страница 17

• Предыдущая
• 17/66
• Следующая

– В сущности, я мало времени проводил со своими братьями и сестрами. Обычно у них находились свои занятия.

– Вот как? – Белл нахмурилась, недовольная нарисованным Джоном семейным портретом. – Наверное, у вашей матушки было слишком много хлопот с детьми.

Джон хмыкнул.

– Полагаю, и у моего отца тоже.

Белл вспыхнула.

– Как, по-вашему, не стоит ли нам вернуться к началу разговора? – спросил Джон, подхватывая руку Белл и легчайшим прикосновением губ целуя ее. – Приношу свои глубочайшие извинения за все, что я наговорил вам в прошлом, а заодно и за то, что еще наговорю в будущем.

Белл усмехнулась.

– Это самое нелепое извинение, какое мне доводилось слышать.

– В самом деле? А я считал его весьма элегантным – особенно с таким дополнением, как поцелуй.

– Поцелуй был восхитителен, как, впрочем, и само извинение.

Не отпуская ее руки, Джон подвел ее к ближайшему дивану, где они и расположились поодаль друг от друга.

– Я заметил, что у вас с собой томик Вордсворта.

Белл взглянула на книгу, только сейчас вспомнив о ней.

– Ах, да. Пожалуй, это ваше влияние. Но сейчас мне хотелось бы знать, когда вы приступите к сочинению собственных стихов. Уверена, они будут блестящими.

Джон улыбнулся, услышав такую преждевременную похвалу.

– Вспомните, что случилось, когда я совсем недавно попытался выразиться поэтично. Я сказал, что вы выглядите, как в дымке. Но мне кажется, что это выражение не вяжется с высокой поэзией.

– Вы шутите. Всякий, кто любит поэзию так, как вы, способен писать стихи. Вам надо только попробовать.

Джон взглянул в ее сияющее лицо – Белл была так уверена в нем. Это чувство для Джона было в новинку: родственники проявляли слишком мало интереса к его занятиям. Джон не отваживался признаться Белл, что ее уверенность ошибочна, к тому же он не представлял себе ее поведения, когда она обнаружит, что за человек он на самом деле.

Но обо всем этом ему не хотелось думать. Всем его существом завладела сидящая рядом женщина, чем-то похожая на весенний цветок. Джон задумался о том, сколько времени он сможет отгонять от себя воспоминания о прошлом. Продержится ли он еще несколько минут? Сумеет ли провести в обществе этой женщины целый день?

– О Господи! – нарушила Белл его невеселые мысли. – Я забыла заказать чай, – поднявшись, она прошла через комнату к шнуру колокольчика.

Джон поднялся вместе с ней, стараясь перенести тяжесть тела на здоровую ногу. Прежде чем Белл успела сесть, в комнату быстро и бесшумно вошел Норвуд. Белл распорядилась, чтобы им принесли чаю и печенья, и Норвуд вышел – так же тихо, как и вошел, притворив за собой дверь.

Белл проводила взглядом выходящего из комнаты дворецкого, а затем повернулась к Джону. Она как бы заново увидела его. Он выглядел таким привлекательным и стройным в костюме для верховой езды, а в глазах его было такое откровенное восхищение и обожание, что у Белл перехватило дыхание. Но почему-то ей припомнились его слова, сказанные днем раньше.

«Я совсем не тот мужчина, каким вам представляюсь».

Правда ли это? Возможно ли, чтобы он ошибался в самом себе? Ответы казались Белл слишком очевидными. Она узнала их в те минуты, когда Джон читал стихи или крепко держал ее в объятиях, пока они верхом возвращались к дому. Надо только, чтобы кто-нибудь объяснил ему, какой он славный и сильный. Смела ли Белл надеяться, что Джон нуждается в ней?

Она пересекла комнату и остановилась прямо перед Джоном.

– По-моему, вы очень хороший человек, – мягко произнесла она.

Неудержимая волна нежности и страсти подхватила его, сметая барьеры благоразумия, которыми он тщетно пытался отгородиться от Белл.

– Нет, Белл. Прежде чем вы встали, чтобы позвонить, я как раз собирался сказать… – Господи, как же ей объяснить? – Я хотел сказать…

– Что, Джон? – невыносима ласково прервала она. – Что вы хотели мне сказать?

– Белл, я…

– О поцелуе?

В нем бушевала чувственная буря. Белл стояла перед ним, словно предлагая себя, и было просто невозможно прислушиваться к доводам рассудка.

– О Господи, Белл, – простонал он, – вы не понимаете, что говорите.

– Нет, понимаю. Я помню каждый миг нашего поцелуя у пруда.

Взывая о Божьей помощи, Джон шагнул к ней. Не совладав с собой, он протянул руку и сжал ладонь Белл.

– О Джон! – вздохнула она, глядя на его руку так, словно та была в силах исцелить любую боль.

Выдержать такое преклонение и чистую веру он не смог. Со стоном, в котором смешались счастье и мука, он грубо привлек ее к себе. Их губы слились в жарком поцелуе, он упивался ею, как человек, долго страдавший от жажды. Он запустил пальцы в ее волосы, наслаждаясь их нежным шелковистым прикосновением, а его губы с благоговением касались ее глаз, носа, щек.

Джон чувствовал, что начинает исцеляться. Черная пустота в его сердце не исчезла, но стала съеживаться, уменьшаясь в размерах. Тяжесть не упала с его плеч, но в ней словно убавилось весу.

Неужели она способна принести ему такой дар? Неужели ее чистота и доброта в состоянии уничтожить мрачные тени в его душе? У Джона закружилась голова, и он крепче прижал к себе Белл.

Она вздохнула.

– О, Джон, как хорошо!

– Очень хорошо? – пробормотал он, касаясь губами уголка ее рта.

– Очень, очень! – рассмеялась Белл, с жаром отвечая на его поцелуи.

Губы Джона прошлись по ее щеке к уху, и он шутливо прикусил его бархатистую мочку.

– У вас такие приятные ушки, – прошептал он, – как абрикосы.

Белл отпрянула с недоуменной улыбкой на лице.

– Абрикосы?

– Я же говорил вам, что мне недостает поэтичности.

– Я люблю абрикосы, – решительно возразила Белл.

– Идите же сюда, – приказал он строгим голосом, в котором сквозила насмешка. Он сел на диван и усадил рядом Белл.

– Как вам будет угодно, милорд. – Белл попыталась изобразить покорность.

– Что вы за сластолюбивая плутовка!

– Сластолюбивая плутовка? Вот это уже совсем не поэтично.

– Тише! – Верный своему принципу, Джон заставил ее замолчать очередным поцелуем, откидываясь на подушки и привлекая Белл к себе. – Говорил ли я вам, – спросил он в краткий промежуток между поцелуями, – что вы – прекраснейшая из женщин, каких мне доводилось видеть?

– Нет.

– Ну так слушайте. А еще – самая умная, добрая, а еще… – рука Джона скользнула вдоль тела Белл, охватила ее ягодицы и сжала их, – а еще у нее самое соблазнительное мягкое место, какое я когда-либо чувствовал.

Белл отпрянула с видом оскорбленной невинности, но тут же рассмеялась и прильнула к нему.

– Никто еще не говорил мне, что целоваться так забавно.

– Разумеется. Ваши родители опасались, что после этого вы броситесь целоваться с кем угодно.

Белл прикоснулась пальцами к его щеке, осторожно провела по щетине бакенбардов.

– Нет, только с вами.

Джон считал, что родители Белл вряд ли могут быть довольны поведением дочери, но поскорее прогнал эту мысль, не желая нарушать очарование момента.

– Большинство людей, целуясь, не смеются. – Он по-мальчишески усмехнулся и дернул ее за нос.

Белл ответила ему таким же жестом.

– В самом деле? Тем хуже для них.

Джон прижал ее к себе так, словно мог удержать одной силой. Может, ее доброта повлияет на него, омоет ему душу и… Он закрыл глаза: воображение заводило его слишком далеко.

– Вы даже не представляете себе, какие чувства я сейчас испытываю, – пробормотал он, вдыхая аромат ее волос.

Белл придвинулась поближе.

– Нет, я знаю – это блаженство.

– К сожалению, теперь в любую секунду могут принести заказанный вами чай, и вряд ли нам стоит делиться с прислугой нашим блаженством.

– О Господи! – воскликнула Белл, мгновенно отскочив в другую сторону комнаты. – Как я выгляжу? Можно ли по моему виду понять, что я… что мы…

– Я понял бы это с первого взгляда, – сообщил Джон, стараясь не обращать внимания на боль неудовлетворенного желания, пульсирующую во всем теле. – Но если вы пригладите волосы, думаю, никому, кроме меня, об этом не догадаться.

• Предыдущая
• 17/66
• Следующая