Герой по вызову - Блок Лоуренс - Страница 24

• Предыдущая
• 24/40
• Следующая

Взрывная волна опрокинула меня на спину, что и спасло меня, потому что харчевню буквально вывернуло наизнанку, и окажись я не у дальней стены, а ближе ко входу, мне бы не поздоровилось. К тому моменту, как я вновь оказался на ногах, без единой царапины, всеобщая паника достигла апогея. Вдали уже визжали полицейские сирены, и тут мне пришло в голову, что взорванная харчевня — не лучшее место для иностранца без документов.

Поэтому я хладнокровно презрел крики умирающих, героически унял искушение прийти на помощь своему ближнему, и даже не стал искать свой стакан с пивом. Да и вряд ли бы я смог его найти в таком бедламе: прилавок как корова языком слизнула, исчезла и открытая жаровня, и столы со стульями, и большинство посетителей. Я взял ноги в руки и ушел в спринтерский забег. Такой прыти я от себя никак не ожидал. Я дунул вдоль по улице, свернул за угол — и едва не снес мужчину с окладистой черной бородой.

— Ты жив? — У него отвисла челюсть.

— А ты говоришь по-английски!

— Будь ты проклят, Таннер! Да ты у нас просто бессмертный!

Он выхватил из-за пазухи колоссальных размеров пистолет и приставил его к моему лицу.

— Ну уж на этот раз ты от меня не уйдешь! — пообещал он. — Кинжалы тебя не берут, яды тебя не берут, в воде ты не тонешь и в огне не горишь. Но вот с дыркой в башке ты вряд ли доживешь до вечера.

— Минуточку! — осадил я его. — Ты хоть сам понимаешь, что делаешь? Ты хорошо подумал?

Он недоуменно вылупился на меня.

— Ты совершаешь грубую ошибку! — рассудительно продолжал я.

— Ну, говори! — потребовал он.

— Так вот… — начал я и ударил его ногой в промежность.

Трудно найти более убедительный аргумент, чем удар в промежность.

Такой удар, пускай хотя бы и отчасти, носит характер психической атаки. Даже если удар в промежность не достигает цели, мужчина после него как правило сгибается пополам и стонет секунд двадцать, пока до него наконец не доходит, что ему совсем не больно. Просто мысль, что какой-то гад врезал тебе по мошонке, болезненна сама по себе, а я наградил своего бородатого друга не просто ложным замахом. Мало того, что мой удар попал в яблочко (или в яичко, если угодно), но я вложил в него всю мощь своей ударной ноги и, надо полагать, навсегда лишил его радости счастливого отцовства. Что, учитывая природу генов, которые он мог бы передать потомству, и принимая во внимание степень перенаселенности нашей планеты, меня не сильно расстроило.

Он рухнул замертво, выронив свой царь-пистолет, который я поднял и спрятал в складках халата рядом с кинжалом, который я хранил как сувенир от его первого визита. Он катался по земле, держась за промежность обеими руками и издавая ужасающие вопли.

Но прохожие не обращали на нас никакого внимания.

Странно, почему. То ли потому, что взрыв в ресторанчике представлял для афганцев больший интерес, чем ссора двух иностранцев, то ли у них было сильно развито чувство уважения к неприкосновенности личности, сказать не могу, но как бы там ни было, нас никто не бросился разнимать. Рывком я поднял бородача на ноги и поволок за угол в узкий переулок. Я заломил ему руку за спину, чтобы он не сопротивлялся и шел куда я прикажу. Но идти он не желал, а вместо того стоял, шатаясь и широко расставив ноги. Мне все же удалось втолкнуть его в переулок и прислонить к стене. Он простоял секунд пять, подпирая стену спиной, а потом мешком осел на землю.

— Если уж собрался убить человека, — стал я ему выговаривать, — тогда не теряй время и сразу стреляй. И нечего заранее сообщать о своих намерениях, потому что ты даешь будущей жертве время придумать какой-то трюк.

— Ты меня ударил ногой в мошонку! — простонал он.

— Молодец, что понял. Я очень рад, что ты не утратил способности шевелить мозгами, потому что это сейчас крайне важно. Я хочу, чтобы вы, ребята, прекратили устраивать на меня покушения.

Он прикусил губу и с ненавистью смотрел исподлобья.

— Потому что в этом нет никакого смысла. Знаешь, товарищ, я уже и думать о вас забыл, — продолжал я, перейдя на русский. Ведь на том баркасе они разговаривали по-русски. — О тебе, о Якове, о Дейли, обо всех остальных. О тебе в первую очередь. Ты не поверишь, через что я прошел, прежде чем попасть в сюда. Ты когда-нибудь ездил верхом на верблюде? Тебе когда-нибудь удавалось убедить курда, что ты не багдадский шпион? Или есть бутерброды с зебрятиной в Тель-Авиве? Так что я выбросил вас из головы. И это было так приятно!

— Мы решили, что ты утонул в Ла-Манше.

— Как видишь, не совсем.

— А потом Петя тебя увидел здесь вчера вечером. Он видел, как ты пришел в город, и Рафик сел тебе на хвост и попытался убить, когда ты вышел из кофейни. — Он потупился. — Рафик потом сказал, будто тебя обороняет целая армия ангелов-хранителей. Ты пригнулся как раз в тот момент, когда кинжал уже почти воткнулся тебе в спину.

— Меня вовремя предупредили ангелы-хранители.

— А теперь я дважды пытался тебя прикончить и дважды мне это не удалось… — Он взглянул на меня. — Ты меня убьешь?

— Нет.

— Не убьешь?

— С большим удовольствием убил бы, — признался я, — но какой смысл? Если я тебя убью, они подошлют ко мне другого. Слушай, я хочу, чтобы ты передал своим кое-что. Вы вроде считаете, что я представляю для вас какую-то угрозу…

— Тебе же известен наш план.

— Не совсем.

— И ты прибыл в Афганистан, чтобы сорвать операцию…

— Нет, уверяю тебя, нет. Зачем мне это нужно?

— Ты же шпион и убийца.

— Даже если б это было так, какое мне дело до вас и вашей операции? Я в самом деле не знаю, какие у вас планы, кроме того, что вы собираетесь свергнуть афганское правительство…

— Ну вот! Ты же все знаешь!

— Конечно, я понимаю, что вы сюда приехали не закупать щенков афганских борзых, но ведь мне неизвестны ни точная дата, ни ваш точный маршрут, ни…

— Ты же прибыл в Кабул четырнадцатого ноября! И ты еще будешь заливать, будто тебе не известно, что переворот назначен на двадцатое пятое?

— Двадцать пятое?

— Ну вот! Ты и это знаешь!

— Так ты же мне сам только что об этом сказал, кретин! — Я оглянулся и скользнул взглядом вдоль переулка. Вокруг не было ни души. — Ну ты сам посуди… Если бы я и впрямь все знал или если бы мне было дело до вашего переворота, я бы давно уже стукнул властям. Это было бы логично, нет? Но коль скоро вы уже один раз чуть меня не утопили, за каким дьяволом мне было припереться в Кабул самому? Почему я не послал сюда вместо себя кого-то другого, кого вы не знаете?

— Яков говорит, ты большой хитрец…

Я возвел очи горе. Уже смеркалось, но мне это было только на руку.

— Ну ладно, если ты приехал в Кабул не с целью сорвать наши планы, то тогда зачем ты здесь?

— Я ищу девушку.

— Тогда тебе стоит сходить в бордель. Афганки ни за что не станут разговаривать на улице с чужим мужчиной.

— Ты не понял. Я ищу девушку, с которой был знаком раньше. Ее похитили и увезли в Афганистан.

— И где же она?

— В борделе.

— А, так тебе все-таки придется сходить в бордель! — Его лицо просветлело, потом снова помрачнело. — Ты говоришь загадками! Ты несешь какую-то чушь, тебя не поймешь… Сначала ты говоришь, что тебе надо мне что-то сказать, потом бьешь меня ногой по яйцам. Там, на баркасе, ты нас уверял, что не говоришь по-русски, а теперь чешешь по-русски не хуже меня…

— Но выговор у тебя явно не русский.

— Я болгарин.

— А, ну тогда тебе крупно повезло! — продолжал я по-болгарски. — Так вот что я тебе скажу, друже. Можешь говорить со мной по-болгарски, так мы легче друг друга поймем. Ты должен вернуться к Якову и передать ему следующее…

— Ты и Якова знаешь!

— Ну да, мы же с этим гадом встречались. Конечно, я его знаю…

— Ну ты и прохиндей! — печально заявил чернобородый. — На баркасе ты крикнул «человек за бортом», а сам нас обманул, и когда мы стали смотреть в воду, ты перемахнул через борт… И теперь вот, когда ты говоришь, что не станешь меня убивать, я точно знаю: ты меня убьешь!

• Предыдущая
• 24/40
• Следующая