Противостояние - Шидловский Дмитрий - Страница 13

- Но ведь можно оставаться нейтральным и наблюдать за бойней со стороны, - возразил Мяги. - Как Швейцария.

- Я думаю, Швейцария пока может спать спокойно не потому, что она нейтральна, и не потому, что она в горах, - покачал головой Алексей. Просто, если Гитлер решит ее оккупировать, вся финансовая система Рейха рухнет в течение месяца. Швейцарская армия хорошо обучена, но она не преграда для вермахта. А вот банковская линия обороны для немцев будет поопасней. Но не дай бог, альпийские гномы получат общую границу с СССР. Советский Союз не просто не интегрирован в мировую экономику. Сталин создал полностью изолированную систему, никак не связанную с внешним миром. Так что, если он дойдет до Альп, швейцарцы будут вынуждены в какой угодно форме поддерживать антисоветский блок и искать сильного союзника. Нейтралитет привилегия сильного, очень сильного государства. Такого, которое может, как минимум, на равных разговаривать со всеми соседями. И это не Северороссия... и, уж простите, не Эстония.

- В Риге и Каунасе считают, что смогут сыграть на противоречиях Москвы и Берлина.

- Вы тоже можете так считать, - усмехнулся Алексей. - Только вот к чему это приведет, вы скоро увидите сами. Пока на полях достаточно дичи, хищники не дерутся между собой, а разграничивают зоны для охоты. И горе вам, если ваша территория окажется в одной из этих зон. Хищники бросаются друг на друга, когда остается добыча, которой хватит только одному.

- Да, но, вступая в военный союз с вами, мы оказываемся под ударом Красной армии, - не унимался Мяги.

- Вся беда нейтралов, - ответил Алексей, - в том, что они оценивают чужие поступки со своих позиций. А чтобы предсказать поведение противника, надо мыслить как он. Поставьте себя на место Сталина, и вы поймете, что он не может не напасть. Любой хищник в первую очередь берет ту добычу, которая легче, и лишь потом идет в бой за тяжелым куском. Если вы сохраните свой нейтралитет, Сталин проглотит вас не поперхнувшись.

- Но вы гарантируете, что наш союз сможет предотвратить оккупацию Эстонии?

- Я гарантирую, что он предельно осложнит захват Северороссии и Эстонии. У нас с вами единые интересы. Мы хотим защитить свой суверенитет и тот образ жизни, который считаем правильным. Эти вещи стоят очень дорого. Так давайте сражаться бок о бок, чтобы шансы на победу у каждого из нас возросли.

- Это всё красивые слова, - поежился Мяги. - А вот поддержат ли эстонцы правительство, которое будет посылать их на войну за чужие интересы?

- Господин Мяги, - произнес Алексей, - если вы не считаете свой народ скопищем проходимцев, воров и тупиц, то можете рассчитывать на то, что моральная позиция, занятая правительством, найдет поддержку в сердцах, а борьба за соблюдение национальных интересов найдет понимание в умах. Если бы речь шла о том, чтобы послать эстонских ребят куда-нибудь в Африку, воевать за интересы транснациональных монополий, я бы сам сказал вам: "Откажитесь". Но я предлагаю заключение оборонительного союза, где наши страны дадут гарантии друг другу. Вы не находите, что здесь речь идет о взаимной выгоде?

Несколько минут министры шагали в тишине, изредка нарушаемой лишь криками птиц, приветствовавших весну, но потом Мяги прервал затянувшуюся паузу:

- Все правильно, господин Татищев. Но прошу вас понять: вступление в предлагаемый вами союз является очень ответственным шагом, который может перевернуть всю жизнь нашей маленькой страны.

- Но ведь лучше перевернуть жизнь, чем потерять, - улыбнулся Алексей. В конце концов, если для кого-то фраза "Лучше жить сражаясь, чем умереть на коленях" - пустой звук, я лишь могу посочувствовать. Господин Мяги, мне кажется, мы уже в достаточной мере обговорили все возможности сотрудничества. Вы знаете наши предложения. То, что вы пригласили меня для беседы, означает, что Эстония заинтересована в сотрудничестве. Вы хотели получить ответы на некоторые вопросы. Я их вам дал. Пришло время выбирать.

- Я думаю, нам сейчас стоит выехать в Таллинн, - проговорил Мяги, растягивая слова, - чтобы продолжить этот разговор с президентом и уточнить детали возможного договора.

* * *

Алексей вошел в обставленный в стиле Екатерины Второй кабинет президента и в очередной раз констатировал для себя, что адмирал в последнее время очень полюбил роскошь. Оладьин, сидевший в богато украшенном кресле, за столом, когда-то принадлежавшим светлейшему князю Григорию Потемкину, указал на кресло для посетителей и буркнул:

- Докладывай.

- Получено окончательное подтверждение готовности Российской Республики признать Северороссию, - произнес Алексей. - Прошу вас утвердить кандидатуру барона Рененкампфа в качестве посла в Симферополе.

Оладьин молча взял протянутый ему Алексеем лист, обмакнул перо в чернила и подписал.

- Дальше, - произнес он.

- Считаю необходимым завтра вылететь в Симферополь, для переговоров и подписания договора о военном союзе, - доложил Алексей.

- Сколько займут переговоры? - процедил адмирал.

- Полагаю, около недели.

- Ну что же, в море искупаешься, - улыбнулся Оладьин. - Это значит, ты в первых числах июля вернешься?

- Так точно, - кивнул Алексей.

- Поезжай, - махнул рукой Оладьин.

- Я бы просил ускорить ратификацию Думой договора о военном союзе с Эстонией и Финляндией.

- Я только что говорил со спикером, - проворчал адмирал, - слушания назначены на завтра. Что-нибудь еще?

- Все то же, ваше высокопревосходительство. Почему вы не хотите присоединиться к гарантиям безопасности Польше?

- Потому что не хочу, - произнес адмирал. - Я не хочу класть наших солдат за чужие интересы.

- Стабильность в Европе - это и наши интересы, - со сталью в голосе произнес Алексей.

- Ты знаешь, - начал повышать голос Оладьин, - что ни Сталина, ни Гитлера это не остановит. Зачем нам влезать в войну на несколько месяцев раньше?

- Наше вступление в войну против Сталина на этих условиях поставит его политически в чрезвычайно невыгодное положение. Возможно, нам даже удастся предотвратить более мощное его выступление против нас. Если мы присоединяемся к гарантиям Англии и Франции Польше, мы становимся их союзником. Нападая на нас, он нападает на них. Это очень невыгодный для Сталина расклад, в свете возможной войны с Германией.