Старичок с Большой Пушкарской - Житинский Александр Николаевич - Страница 13

• Предыдущая
• 13/21
• Следующая

Мама только поморщилась, как от горького лекарства.

– Я бы все простила, но только не эти безобразные фантазии о замужестве. Вы понимаете, что вы говорите?! – сорвалась мама на крик. – Саше тринадцать лет! Она в шестом классе! Какое замужество?!

– В седьмом, – поправила Санька.

– Но мы же не сейчас, – оправдывался Альшоль. – В будущем. И то, если я не умру…

– Нет уж, вы лучше умирайте! Свою дочь я вам не отдам!

– Вы не волнуйтесь, Татьяна Игоревна, – мягко успокоил ее Альшоль. – Мы с Сашей просто любим друг друга.

– Бредешник какой-то, – сказала мама. – Сколько вам лет?

– Семьсот пятьдесят один, – ответил Альшоль.

Мама судорожно схватила ртом воздух.

– Через пять лет мы поженимся и попадем в книгу рекордов Гиннесса! – заявила Санька. – Меж нами разница в семьсот тридцать восемь лет.

– Вон! – вскричала мама, вскакивая. – Вон из моего дома! Я сейчас милицию вызову!

Она схватила телефонную трубку.

– Мамочка, ему же негде жить! – взмолилась Саша.

– Не сдавайте меня в милицию, – попросил Альшоль.

Мама положила трубку обратно на рычажки.

– Хорошо. Сегодня вы переночуете, а завтра утром уйдете. Договорились?… Где он тут живет? – обратилась мама к Саньке.

– На антресолях.

– Вот и хорошо. Ступайте на свои антресоли, подумайте хорошенько над тем, что я вам сказала.

Альшоль покорно полез вверх по веревочной лестнице. Он скрылся на антресолях и притворил дверцы изнутри.

– Саша, давай не осложнять обстановку. Пускай он уходит. Чужой старик, зачем он нам? – мама принялась убеждать Саньку.

Но Саша и слушать не хотела. Она твердила, что любит Альшоля, потом разревелась и убежала в свою комнату.

Маму отвлек телефонный звонок участкового.

– Почему вы мне не докладываете? – спросил Мулдугалиев.

– А что, я обязана вам докладывать? – оскорбилась мама.

– Где Альшоль?

– Я его прогнала. И он ушел, – соврала мама.

– Как ушел?! – закричал участковый. – Где мне теперь его искать?

– Ищите, где хотите, – храбро заявила мама и повесила трубку.

Весь вечер она обласкивала Саньку, задаривала ее подарками, привезенными из поездки, а в конце концов сказала, что утро вечера мудренее и завтра во всем разберемся. Перед сном мама разрешила Саньке подняться на антресоли, чтобы пожелать Альшолю спокойной ночи. Сама при этом стояла рядом с веревочной лестницей и чутко прислушивалась к тому, что происходит наверху.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказала Санька Альшолю.

– Да-да, Саша, – кивнул он.

– Она к тебе привыкнет…

– Да-да.

– Вот увидишь, завтра все будет хорошо.

Санька шагнула к Альшолю, погладила его по бороде, потом обняла и поцеловала.

– Саша, спускайся! – донесся снизу мамин голос.

Санька спустилась вниз и отправилась спать. Когда она заснула, мама проглотила таблеточку успокаивающего лекарства и полезла по веревочной лестнице наверх.

Альшоль сидел на диванной подушке, обхватив руками колени, и уныло глядел на металлиста из «Айрон Мейден».

– Ну, что вы намерены делать? – спросила мама.

– Я уже собрался. Ухожу, – сказал Альшоль.

– Вот и прекрасно. Только я вас прошу, напишите Саше записку, чтобы она не подумала, будто я вас выгнала.

…Утром Санька нашла рядом со своей подушкой листок из тетради, на котором было написано печатными буквами:

«Касань!

Я жухоу. Так детбу шелуч. Щайпро. Я дубу битьлю бяте, капо не руум! Днови, не басудь! Мама не таванови. Твой Шольаль».

Рабочий день участкового Мулдугалиева начался, как всегда, с посещения родного отделения милиции. Едва он переступил порог, как дежурный по отделению огорошил его сообщением:

– Вас какой-то старик дожидается.

– Какой старик?

– Не знаю. Явился вчера поздно вечером. Говорит – совершил преступление. Мол, откроется только вам… Ну, я его на всякий случай упрятал в КПЗ.

Дежурный проводил участкового в камеру предварительного заключения и отпер дверь.

В камере на длинных нарах лежали двое – подросток лет шестнадцати и Альшоль. При виде милиционеров они поднялись и встали рядом с нарами во весь рост.

– Этот задержан ночью. Ломал телефон-автомат, – указал на подростка дежурный. – А этот – ваш… – кивнул он на Альшоля.

– Старый знакомый, – сказал участковый. – Следуйте за мной.

Он провел Альшоля в кабинет, усадил на стул посреди комнаты, а сам занял место за письменным столом напротив.

– Рассказывайте, – предложил Мулдугалиев, придвинув к себе чистый лист бумаги, чтобы протоколировать его признания.

– Что же тут рассказывать… – вздохнул Альшоль. – Я преступник.

– Так! – удовлетворенно воскликнул лейтенант.

– Это произошло в моей жизни впервые… Я полюбил самую прекрасную девочку на земле. Я не знал, что этого нельзя делать в моем возрасте… Ее мама сказала, что это даже запрещено! Но девочка тоже любит меня.

– Постойте, постойте! – остановил его Мулдугалиев. – Что значит «полюбил»? Что значит «тоже любит»? Да вы понимаете, что вы говорите! Она же несовершеннолетняя!

– Я понимаю, что говорю, – печально кивнул Альшоль. – Такого в моем сердце не было никогда с тех пор, как я покинул родную страну. Саша обняла меня и поцеловала. Вот сюда, – он показал на правую щеку. – И я тоже поцеловал ее. Около уха… Я преступник!

– Около уха?! И все?! – закричал лейтенант. – Что же вы мне голову морочите?! Какое же это преступление?!

– Правда?! – просиял Альшоль. – Это можно делать? Ах, как вы меня обрадовали! Значит, я ни в чем не виноват?

– Ну, это как сказать… – загадочно протянул участковый.

– Тогда я вас прошу, – неожиданно заявил Альшоль, – отправьте меня в Исландию!

– В Исландию?! Зачем? – опешил Мулдугалиев.

– Саша говорит, что я там родился…

И Альшоль принялся простодушно рассказывать участковому о древней Исландии, Полях Тинга и Скале Закона. Он так увлекся, что вскочил со стула и, обращаясь к лейтенанту, продекламировал:

Не любы мне горы,

хоть я и был там девять лишь дней!

Я не сменяю клик лебединый на вой волков…

«Сумасшедший или не сумасшедший?… – думал в это время участковый. – По крайней мере, не буйный… Но пока лечить не буду. Буду наказывать». А Альшоль совсем разошелся:

Солнце не ведало,

где его дом,

звезды не ведали,

где им сиять,

месяц не ведал мощи своей…

– Стоп! Стоп! – поднял ладонь участковый.

– Красиво, правда? – спросил Альшоль. – Пустите меня в Исландию! Я хочу уехать далеко-далеко, чтобы никогда больше не видеть Сашу.

– Вы же говорили, что любите ее? – удивился Мулдугалиев.

– Как вы не понимаете! Когда любишь и не можешь быть вместе, лучше уехать на край света, чтобы не видеть совсем! Ее мама все равно нам не позволит жениться.

– Вы вроде умирать собирались? – спросил участковый, что-то строча на бланке протокола.

– Ну, может, успели бы пожить… Хоть немножко… – поник Альшоль. Он сразу поскучнел, сгорбился, снова стал похож на древнего старичка.

А Мулдугалиев, уже не обращая на него внимания, дописал протокол и сказал:

– Распишитесь.

Альшоль подошел к столу, не глядя, поставил заковыку внизу страницы. Мулдугалиев расплылся в довольной улыбке и вызвал по телефону дежурного.

– Препроводи, – сказал он, отдавая ему протокол.

– В Исландию? – радостно встрепенулся Альшоль.

Дежурный недоуменно помялся в дверях, не понимая – куда вести старичка.

– Там все написано, – показал на протокол Мулдугалиев. – Обычным порядком.

Альшоля вывели из кабинета и проводили на улицу, где стояла милицейская машина. Дежурный помог ему взобраться по лесенке внутрь маленького фургона с зарешеченными окошками, где уже сидел знакомый Альшолю подросток, ломавший ночью телефонные автоматы. Альшоль приветливо улыбнулся ему, но подросток не ответил. Рядом на низенькую скамеечку уселся сержант милиции. Двери закрылись, и машина поехала.

• Предыдущая
• 13/21
• Следующая