Волны словно кенгуру - Коржиков Виталий Титович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/38
• Следующая

Людей не было видно, только их ноги нажимали на педали швейных машин, словно мчались наперегонки на одном месте.

Когда вверху грохотал поезд, казалось, что ноги нажимают на педали ещё быстрей, словно мчат на себе и этот мост и эти быстрые вагоны, а когда поезд проходил, казалось, что они бегут изо всех сил вслед и стараются его догнать...

- Да, это тоже колёса Японии, - вздохнул Шубенко.

НОВЫЕ ПОПУТЧИКИ

Магазинов вокруг было множество. Сверкали витрины, кланялись из-под веток синтетической сакуры франтоватые манекены. Раскачивались у входов воздушные шары в иероглифах. Л кукол не было.

Повалим, однажды несколько под стеклянными футлярами - в халатах из золотой парчи, с гребнями-лопатками в чёрных волосах.

Но Шубенко щёлкнул пальцами:

- Красивые, да не те! Их и в руки-то не возьмёшь! И вдруг я заметил небольшой прилавок. Старик продавец пригласил нас кивком: "Посмотрите". Полон прилавок деревянных кукол! И все разные. Одна толстенькая, как матрёшка, да грустная. Склонила набок большую голову и горюет. Деревянная, а кажется, вот-вот живые слёзы закапают.

Рядом с ней девчоночья голова из берёзовой чурки. Чёрную бровь лукаво подняла, чёлочку распустила, высматривает, кого бы окликнуть. А возле неё ещё одна - с красным бантом. Губы надула, как ученица перед учителем: что ответить, не знает.

Вот яионочка в шляпе "фудзияме". Дальше - рабочий, совсем как те, что на причале едят палочками рис и спит на газетах.

Да, тут настоящий мастер поработал! Он, видно, хорошо знает, отчего японцы плачут, отчего им весело. Поэтому и куклы его хоть из чурочек, а живее иных живых!

Нужно купить!

Приглядел я себе целое деревянное семейство: стоят папа, мама и дочка и, видно, думают: "Куда бы отправиться на прогулку?"

Конечно, со мной! У меня дорога дальняя. Пусть поплавают!

А Шубенко взял в руки матрёшку-горюху, подбросил и рассмеялся:

- Ну, хватит горевать! Пошли с нами. Моряки народ весёлый, живо развеселим!

Город тем временем менялся на глазах.

Минута - и он порозовел, будто его окунули в розовую краску; потом сделался фиолетовым, словно накинул фиолетовое кимоно, на котором светились неоновые узоры; а через полчаса - густо-синим. И вокруг нас запрыгало столько цветных огней, что казалось, мы попали в цирк.

Над домами загорелись десятки неоновых картин. В центре засверкал, закружился электрический глобус. По крышам побежали огненные буквы реклам.

Город стал жонглировать огнями, как восточный иллюзионист. Каждый дом хотел показать самый сногсшибательный фокус.

- Не Токио, а Кио! - сказал капитан.

Мы сели в такси, выбрались из центра, и фокусы прекратились.

Мимо замелькали улочки, на которых тихо светились в окнах уютные огоньки, пахло вяленой рыбой, креветками, овощами.

И приветливо кланялись хозяева лавчонок, похожие на наших деревянных спутников.

Снова под колёсами промчался большой мост - Токио кончился. И впереди открылась дорога, небо и звёзды.

Шубенко запел; я тоже стал подпевать.

Так мы и ехали, пока не увидели в луче света красную трубу с серпом и молотом, японских грузчиков, дремлющих на причале, пока не услышали знакомое протяжное "динь-дон, динь-дон".

Свой дом, своя палуба, своя работа.

И ПРОЩАНИЕ И ВСТРЕЧА

На следующее утро мы вошли в Иокогаму. Шубенко с мостика оглядел порт и протянул мне бинокль:

- Ну, смотри.

Я вскинул его, и окуляры заполнили огромные буквы: "Новиков-Прибой".

На корме теплохода стоял могучий человек в берете и махал рукавицей. А на причале нас ждали уже два моряка.

Один ждал, сложив на груди руки, а второй подбрасывал в руке какую-то банку.

- Это мои дружки: Федотыч - механик и Виктор Са-ныч - "грузовой", идут проведать! - Шубенко положил руку мне на плечо: - Ну, а тебе пора. Собирайся!

Спрятал я в чемодан кукольное семейство, уложил вещи и подошёл ещё раз к капитану - попрощаться. Он протянул мне руку:

- Ну, будь! Ты пока плыви в Америку, мы - в Арктику, йотом в Зеландию вместе. Идёт? А на "Новиков" тебя ребята проводят. - Он посмотрел на друзей.

Я кивнул. Пожал лапу Бойсу и вышел на причал. "Чаленко" стал отходить. А я всё стою, машу рукой, грустно мне: "Неужто никто меня с палубы не видит?"

Хоть и был-то здесь несколько дней, а привык, освоился. Но вот появились на мостике капитан, рядом с ним рыжий штурман Володя, а на руках у него Бойс. Лает на меня: зачем остался?

Я помахал ему: ничего, пёс, встретимся.

Смотрю, а с кормы вся команда прощается.

Вышел "Чаленко" из порта, как загудит на прощание! Я присел было на чемодан да слышу два голоса:

- Ну, пошли?

Оглянулся. А это гости капитана - механик Федотыч и похожий на индейца "грузовой" Виктор Саныч. Стоит, в руке банку кофе подбрасывает. И сам коричневый, как кофейное зерно.

С ними я и пошёл на "Новиков".

"САКИЯКИ"

Поднялись мы по трапу, а навстречу капитан и рядом с ним боцман. Могучий. Брови мохнатые, седые, да глаза под ними добрые. Протянул руку, спрашивает:

- Пополнение?

- Пополнение, Никоныч! - сказал за меня "грузовой".

- Давайте, давайте, - усмехнулся Никоныч. - У меня всегда работа найдётся. Пока устраивайся.

Поставил я чемодан в каюту, а тут опять Виктор Саныч:

- Ну-ка пойдём, кофейку попьём.

Чем ближе мы подходили к его каюте, тем крепче становился кофейный запах.

На столе в графине с кипятильником булькала вода. А на диване, положив ногу на ногу, сидел Федотыч и помешивал ложечкой в стакане.

Виктор Саныч взял знакомую банку, сыпанул мне в стакан две с верхом ложки кофе.

- Много! - сказал я. - Это очень много!

- А Саныч только такой и пьёт! - заметил Федотыч.

У него кровь пополам с кофе. Оттого он и вертится, как заводной! Грузами, как оркестром, командует.

- Л иначе попробуй повертись, - откликнулся Саныч. В это время в двери появилась голова в рабочей каске, и вошёл высокий парнишка-японец, в руках рукавицы. Он по-свойски сел и тоже налил себе кофе.

- Это Модзи. С грузчиками в трюмах работает, - сказал Виктор Саныч. Мы с ним по ночам часто кофеёк гоняем. Для бодрости.

Модзи кивнул. Отхлебнул глоток. Закурил и, выпустив в потолок колечко дыма, важно сказал:

- Завтра все ко мне домой, на сакияки!

- А что, поедем? - посмотрел на меня и на Федотыча Виктор Саныч.

- Чего же не поехать! - рассудил Федотыч. - Человек рабочий. Да и сакияки дело вкусное. Национальное японское блюдо!

И я кивнул: едем! Как все, так и я!

Весь вечер я повторял слово "сакияки". Привязалось!

СЕКРЕТ

За рулём "тоёты" нас уже ждал вчерашний знакомый. В простенькой рубашке и в резиновых босоножках на босу ногу.

Виктор Саныч похлопал по спинке сиденья и весело спросил:

- Модзи, "тоёта" твоя?

- О'кей, - кивнул парень и повёл машину. "Наверное, хороший специалист, - подумал я. - Простой рабочий на такую машину не быстро разгонится".

Модзи небрежно держал руку на руле. Навстречу нам летела красивая дорога. Слева шумело синее-синее море, а справа нависали желтые скалы, все в зелёных кустах, таких пушистых, будто их расчёсывал и взбивал какой-нибудь парикмахер. Через дорогу пробежала цепочка ребят с рюкзаками, в панамках. Посмотрели на нас одинаково чёрными глазами и стали взбираться в гору.

- Начинаются каникулы, - сказал Модзи.

Наконец машина остановилась. Рядом стояли два дома. В глубине одного, похожего на старый склад, громоздились ящики с бутылками кока-колы, сигаретами. За прилавком курил высокий болезненный мужчина, а рядом с ним у столба, подпиравшего крышу, стояли мальчик и девочка. Они робко поглядывали на нас.

Второй дом, справа, был двухэтажный, крепкий. Возле него ветвились ухоженные сосенки.

Я растерялся, не зная, куда идти. Но Модзи показал: "Направо, направо".

У двери стояла полная седая женщина в пёстрой кофте, улыбалась и кланялась.

• Предыдущая
• 5/38
• Следующая