Долгое завтра - Брэкетт Ли Дуглас - Страница 41

• Предыдущая
• 41/45
• Следующая

«Да, конечно, – думал он, – я сталкиваюсь с этой реальностью каждый день. С реальностью за бетонной стеной».

– Оставь меня в покое, – выпалил он, – я никуда не собираюсь уходить. Я не могу. Прошу тебя, хватит об этом.

Джоан рассмеялась:

– Они забивают тебе голову всякой чушью, но я уверена, что об одном не упоминали ни разу. Могу поспорить, они не рассказывали тебе о Нулевом Решении. – В ее голосе был неподдельный триумф. Лен точно знал, что не желает больше слышать ни слова. Но она продолжала смеяться: – Так ты хочешь учиться, да? Что же они не выложат тебе всей правды? Ты ведь хочешь знать всю правду, верно? Или и этого ты боишься?

– Нет, не боюсь. Так что же значит Нулевое Решение?

– Ты уже имеешь представление об их работе: построение теорий, потом – кодирование их в уравнения. Эти уравнения и вводят в Клементину, которая решает их. Если все сработает, это будет означать шаг вперед. Если нет, как в прошлый раз, – шаг назад. Но главное в этом процессе – окончательное решение. Предположим, одно из маленьких уравнений просто не сработает. В этом случае они получат математическое доказательство того, что все эти годы прошли впустую. Машина сообщит, что решения нет. Это и есть Нулевое Решение.

– Господи… И это возможно? – он, не мигая, смотрел на нее, чувствуя себя обманутым уже в который раз.

– Это обязательно рано или поздно произойдет, вопрос лишь в том, когда. Спроси у Шермэна, если не веришь мне. У нас все знают, что такое Нулевое Решение, только молчат. Об этом не принято говорить, как и о смерти. Теперь ты знаешь, чего все это стоит.

И Джоан ушла. Она всегда знала, когда Лену хотелось побыть одному. Он не пошел в гости. Он вернулся домой и сидел там в одиночестве до тех пор, пока не явился Хостеттер. К этому моменту настроение Лена испортилось окончательно, и не успел Хостеттер закрыть за собой дверь, как последовал вопрос:

– Что ты знаешь о Нулевом Решении?

По лицу Эда пробежала тень:

– Вероятно, мы имеем одинаковые сведения на этот счет.

– Да, но почему все молчат об этом?

– Я бы посоветовал тебе то же самое. К тому же, это всего-навсего предрассудок.

Хостеттер сел и принялся снимать сапоги. Талый снег стекал на пол и образовал маленькую лужицу.

– Это не удивительно, – пробормотал Лен. Хостеттер упорно продолжал стягивать сапоги. – Ни одно исследование не проводится подобным образом. Как они могут впустую тратить столько времени?

– Даже если знаешь наверняка, можно ли перестать пробовать? – Хостеттер швырнул сапоги к печке. Обычно он аккуратно ставил их.

– Но ведь это бессмысленно!

– Ты действительно так считаешь? А когда твой отец бросает в землю семена, есть ли у него гарантия, что все они взойдут и урожай будет хорошим? А есть ли у него гарантия, что каждый новорожденный ягненок и теленок выживет и сторицей отплатит за заботу? – Хостеттер принялся снимать рубашку и штаны.

– Все это так, урожай может погибнуть, а теленок умереть, но приходит следующий сезон, следующий год. А что придет на смену этому? Ничего.

– Они начнут сначала, пойдут по другому пути. Возможно, какая-то часть работы не пропадет впустую и не все будет потеряно, – Хостеттер повесил одежду на стул у кровати и залез под одеяло: – Черт возьми, значит, ты считаешь, что человечество достигло такого уровня развития без ошибок и испытаний?

– Но это займет так много времени!

– На все уходит много времени. Мать носит ребенка в себе девять месяцев, а жизнь неизбежно приводит к смерти, так на что же ты сетуешь? Ты получил то, к чему стремился. Поживи с мое, тогда, может быть, твои выводы будут стоить большего.

Хостеттер с головой залез под одеяло, и через несколько минут Лен погасил лампу.

На следующий день весь Фол Крик не переставал говорить о том, что Джулио, напившись у Шермэна, ударил Фрэнка Эрдманна, но вмешался Хостеттер, который буквально на руках отнес Гутиэрреза домой. Ссора между старшим физиком и главным инженером электроники была достаточным поводом для сплетен, но Лен видел в этом нечто зловещее, может быть, потому что всю ночь думал о погибших урожаях и умирающих ягнятах?

Еще не начало светать, а Исо уже тарабанил в дверь. Был понедельник, третье января, и снег опускался на землю в такой отчаянной спешке, словно сам Господь внезапно отдал приказ засыпать каньон.

– Ты что, еще не готов? – вскипел Исо. – Быстрее же, иначе мы просто не сможем добраться туда из-за снега.

Хостеттер проснулся и поднял голову:

– Чего это ты так суетишься?

– Клементина, – затараторил Исо, – большая машина. Они собираются проверять ее сегодня утром, и Эрдманн сказал, что мы можем присутствовать. Поторопись же!

– Дай мне обуть сапоги! Никуда не денется твоя Клементина.

– Ты надеешься, что сможешь работать на ней? – спросил у Исо Хостеттер.

– Нет. Слишком сложная математика. Я хочу в совершенстве разобраться в радио. Ведь это оно привело нас сюда. Но увидеть, как думает этот огромный мозг, конечно, интересно. Ну, готов ты наконец? Точно? Тогда идем!

Мир слепил своей белизной. Снег продолжал падать и кружиться в морозном воздухе. Они не без труда миновали деревню: дома были едва различимыми за снежной завесой. Однако идти по дороге оказалось еще сложнее, она напоминала поле в родном Пайперс Ране. Белая равнина простиралась перед ними. Куда идти? У Лена даже закружилась голова. Белое покрывало скрыло все, приглушило звуки.

Юноши шли рядом, обмениваясь обычными репликами по поводу зимы, погоды, и вдруг Лен спросил:

– Исо, ты ведь счастлив здесь, правда?

– Конечно. И не вернусь в Пайперс Ран ни за какие сокровища мира. А ты разве не счастлив?

– Конечно, счастлив.

Они продолжали пробираться в сугробах, снежные хлопья падали на лицо, мешали дышать.

– Как ты думаешь, – спросил Лен, – найдет ли машина когда-нибудь ответ? Или выдаст Нулевое Решение?

– Черт возьми, мне это безразлично. Я и так занят по горло.

– Неужели абсолютно все безразлично?

– Конечно, нет. Например, моя работа. Мне наплевать на старых идиотов, которые вообразили, будто могут распоряжаться мной и бесконечно указывать, что можно делать, а чего нельзя.

– Да, – рассеянно пробормотал Лен, – конечно. Можно делать и думать, что хочешь, за исключением одного – нельзя говорить, что не разделяешь больше их веры, и в этом Барторстаун не слишком отличается от Пайперс Рана.

Молодые люди подошли к двум огромным валунам. Лену показалось, будто похожая на снежную бабу фигура с трудом пробирается к ним. Когда фигура заговорила, они узнали Гутиэрреза. Он был так засыпан снегом, словно уже долгое время стоял тут, ожидая, когда кто-нибудь придет.

– Прошу прощения, что задерживаю вас. Я куда-то подевал свой ключ. Вы не будете возражать, если я войду вместе с вами?

В Барторстаун они вошли втроем, Лен косился на Гутиэрреза, думая о его бессонных ночах, проведенных с бумагами и кувшином. Лен жалел его и вместе с тем боялся. Ему отчаянно хотелось задать вопрос о Нулевом Решении, но он был уверен, что, услышав подобное, Гутиэррез ударит его. Поэтому Лен сдержался.

За воротами тоже намело горку снега, а дальше – лишь темень, холод и пустота. Гутиэррез шествовал впереди. Он несколько раз споткнулся, но теперь шел неестественно ровно и прямо. Лен слышал, как он тяжело дышал, словно после забега на длинную дистанцию. В проходе зажегся свет, где-то возле внутренней двери, Гутиэррез ушел далеко вперед и, казалось, вообще забыл о них.

Бок о бок они вновь стояли под сканнерами. Гутиэррез не сводил глаз со стальной двери до тех пор, пока она не отворилась, и он поспешил вниз. Из комнаты сторожа выглянул Джонс, посмотрел ему вслед и вслух удивился:

– Что он здесь делает в такую рань?

Исо пожал плечами:

– Он вошел вместе с нами. Сказал, что потерял ключ.

– Эрдманн не обрадуется. – сказал Джонс. – Впрочем, ладно. Ведь никто не велел мне закрывать перед ним дверь. Значит, моя совесть чиста. Расскажите мне, что у них там получилось, а?

• Предыдущая
• 41/45
• Следующая