Любимец - Булычев Кир - Страница 37

• Предыдущая
• 37/72
• Следующая

– Все же видели, – сказал я. – Это был честный бой. Он раздавил Добрыню и хотел меня убить. А я не люблю, когда меня убивают.

– Как ты заговорил, – ухмыльнулась Маркиза. – Еще недавно был щенок щенком.

– Прошло почти полгода, госпожа, – сказал я, – полгода, как я – гладиатор.

– И ты убил спонсора?

– Я защищался.

– А потом?

– Он убежал, а я его увидела, – сказала Ирка.

– Значит, ты не знаешь, что было дальше на стадионе? – спросила Маркиза.

– А что?

– К счастью, я сидел у самого выхода, – сказал Хенрик. – Иначе бы не уйти. Спонсоры приказали милиции оцепить стадион, чтобы никто не убежал.

– Значит, вы видели, как они по мне стреляли! И слона убили!

– Мента перевязали? – спросила Маркиза.

Хенрик открыл дверь во внутреннее помещение. Вошел виденный мною милиционер, голова его была обмотана бинтом.

– Где кассета? – спросила Маркиза.

– Кассета здесь.

Он вытащил из-за пазухи кассету и протянул поднявшемуся Хенрику.

– Болит голова? – спросила Маркиза.

– Плохо, – сказал человек.

– Тебя не засекли?

– Им было не до меня.

Хенрик подошел к телевизору с большим экраном, стоявшему в углу. Вложил кассету в плейер. Все молчали.

Хоть никто об этом не говорил, я уже понял, что каким-то образом эти люди записали то, что произошло на стадионе.

Хенрик включил телевизор.

Мы смотрели на стадион сверху.

– Мы включили только в конце, раньше не было нужды, – сказал милиционер.

– Вижу, – сказала Маркиза.

Камера быстро спускалась вниз. И я увидел лежащего на земле мертвого спонсора. И себя – только маленького. И слона, стоявшего у кромки.

Звука не было, только чуть-чуть шуршала пленка.

Я увидел себя: вот я бегу с поля; спонсоры рвутся с трибун, вытаскивая пистолеты. Я увидел, как зеленые нити протянулись от пистолетов на трибунах к разбегающимся с арены гладиаторам.

Некоторые падали. Мне показалось, что я вижу, как упал Батый.

Несколько лучей вонзились в слона. Слон покачнулся и упал на колени, он старался поднять хобот, но тот его не слушался. Слон медленно лег на бок и замер. В комнате все молчали, не отрывая взгляда от экрана. Видно было, как зрители – ярко одетые люди, – пригибаясь, бегут к выходам, толпятся там, но милиционеры не пускают их, блокируя выходы. Ворота с арены и выходы медленно закрываются толстыми решетками.

– Чего они хотят? – спросила вслух Маркиза.

Никто ей не ответил.

Люди на стадионе устремились к решеткам; видно было, как они размахивают какими-то книжками и пропусками, видно, подтверждающими их особый статус или высокую должность. Милиционеры также остались внутри стадиона, и некоторые из них, сообразив, что попались в ловушку, приготовленную для зрителей, также принялись трясти решетки.

Выходы были открыты лишь в ярусе лож, где сидели спонсоры.

По сигналу они как один поднялись и направились к выходам. Некоторые наиболее сообразительные из людей, перелезая через барьеры, устремились к ложам, но спонсоры были к этому готовы. У каждого из выходов до последнего момента оставался один из них, который хлдаднокровно расстреливал тех, кто приближался к барьеру. Тех, кто все же смог достичь лож, спонсоры добивали кулаками.

Немота картины никак не уменьшала ужас, овладевший нами, когда мы видели, как люди давили друг друга об решетку.

– Но зачем, зачем? – крикнула Ирка.

– Молчи, – сказал Хенрик.

Одна за другой опустились решетки на ярусе лож.

Теперь на стадионе оставались только люди.

Они еще старались выбраться – кто-то взобрался на самый последний ряд, но прыжок оттуда означал безусловную смерть – пятьдесят метров до асфальта.

И тут я увидел небольшой вертолет странного лилового цвета с яркой желтой полосой вдоль фюзеляжа.

Он опустился над стадионом.

Из-под него к земле устремились конусы какого-то пара или газа, пар был бесцветен, но не совсем прозрачен, и через минуту вся чаша стадиона была уже заполнена белесым киселем.

Кисель медленно оседал, как будто превращался в жидкость, и по мере того, как обнажались ярусы стадиона, мы видели неподвижные тела людей – какие разноцветные одежды!

Потом газ собрался в лужицы на зеленой траве арены. И там лежал слон, рядом – его погонщик, далее лежали все мои товарищи по школе гладиаторов: и добрый фельдшер, и Прупис, и раб, который приносил напиться холодной воды. И там же лежали тела белых негров. И на всем стадионе не осталось ни одного живого существа…

Мы молчали.

Потом Хенрик сказал мне:

– Сколько же ты людей погубил!

– Я никого не убивал!

– Достаточно было одного спонсора.

– Они мстили за него? – Я только в тот момент связал свой поступок с трагедией на стадионе. Как ни странно – я раньше об этом не подумал.

– Нет, дурачок, – сказала Маркиза. – Они никому никогда не мстят.

– Тогда я не понимаю!

– Ни один живой свидетель не должен знать и даже подозревать, что человек может, имеет право и возможность убить спонсора. Никому они не мстили. Они без всяких особых чувств, без ненависти и коварства, расчетливо и спокойно ликвидировали всех свидетелей до последнего, – сказала Ирка.

– Теперь они будут искать тебя, пока не перероют всю землю, – сказал Хенрик.

– Пленку надо будет размножить, – сказала Маркиза, – и разослать по всем ячейкам.

– Не спеши, – сказала Ирка. – Мы подумаем, как сделать лучше. Пусти еще раз пленку. Я боюсь, что среди них были знакомые.

– Сейчас, только перемотаю назад, – сказал раненый милиционер.

– Какие сволочи! – сказала Ирка. – Я бы их всех своими руками растерзала!

– Успеешь, – сказал Хенрик, – всему свое время.

– Пусти пленку вдвое медленней, – попросила Маркиза.

Загорелся экран.

– Тим, – сказала мне Маркиза, – подвинь мое кресло к экрану.

Я подчинился. Кресло было тяжелое, но на колесиках. Как только я его сдвинул с места, оно рыскнуло в сторону. Маркиза схватила меня за руку длинными холодными пальцами.

– Не так шустро!

Она смотрела на меня смеющимися глазами, а я старался не видеть ее маленького туловища и ссохшихся ножек.

Маркиза отвернулась от меня и словно забыла.

Мы снова смотрели, как люди стараются убежать со стадиона, как они бьются о решетки.

– Стой! – приказал Хенрик. – Останови изображение.

Картинка на экране замерла.

– Видишь? – спросил он.

– Это Шептицкие, – сказала Маркиза. – Они с собой взяли на стадион девочку.

Маркиза дотронулась длинным пальцем до экрана.

– А кто справа? Это Ванда Ли?

– Не может быть!

– Конечно же, Ванда, у нее помолвка в декабре.

– Не будет помолвки.

– Сволочи! – повторила Ирка. Она стояла рядом со мной. А я так устал, что смотрел на дергающееся изображение на экране, уже не понимая, что там происходит. У меня глаза смыкались. И если бы не голод, я бы уселся здесь в уголке и заснул.

Вдруг Маркиза резко обернулась ко мне.

– Уведи его, – приказала она Ирке. – И ты тоже поспи. На тебе, Ирка, лица нет.

– Пошли, – сказала Ирка.

Я был благодарен Маркизе. Я сказал:

– Спасибо.

Но меня никто не слышал, потому что Хенрик вдруг воскликнул:

– Смотрите, смотрите!

– Не может быть! – ахнула Маркиза.

Они столпились у экрана, увидев кого-то близкого им.

Ирка потянула меня за руку.

Мы вышли из двери и прошли по коридору. Ирка толкнула дверь слева, и за ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояло несколько коек, покрытых серыми одеялами.

– Здесь отдыхает караул, – сказала Ирка. – Но сейчас их нет. Выбирай любую постель.

Я не стал выбирать. Я положил меч на пол возле ближайшей койки, рухнул на нее, закрыл глаза и вместо того, чтобы заснуть, начал вновь мысленно прокручивать перед глазами сцену моего боя со спонсором. Я слышал, как Ирка присела на соседнюю койку.

– Ты спи, – сказала она, – не ворочайся. Ты лучше посчитай до ста. Ты считать умеешь? А то я тебе посчитаю.

• Предыдущая
• 37/72
• Следующая