Хрустальная сосна - Улин Виктор Викторович - Страница 78

Я подумал об этом и отметил увеличивающуюся ненормальность наших отношений. Я, как муж, нимало не беспокоился, на что живет сейчас моя жена. А ей — жене — было абсолютно все равно, как управляется с хозяйством ее увечный муж…

Вернувшись домой, я вдруг отметил сильно опустевшую вешалку в коридоре и платяной шкаф — оказывается, зимние вещи Инны занимали много места; с их исчезновением повеяло еще большим одиночеством и заброшенностью. Я, правда, ждал, что Инна пришлет свою летне-осеннюю одежду, ведь стажировка должна была кончиться в конце декабря… Но она почему-то ничего об этом не сказала и ненужных вещей не прислала.

Как-то вечером после работы мы вышли из НИИ вместе с Лавровым. Я не помню, чтоб нам было домой по пути. Похоже, Саша специально отправился со мной, желая поговорить. Но он долго оставался мрачным, и мы шли молча, слушая лишь громкий скрип снега. Я уже думал, что он в самом деле идет в ту же сторону по какой-то надобности, как вдруг он замедлил шаги и посмотрел мне в лицо:

— Слушай, Женя, ответь мне на один вопрос.

— Хоть на два, — сказал я.

— Как мужик ответь, ладно?

— Ладно, как мужик и отвечу. Но что за вопрос? — я еще не догадался, куда он клонит.

— Скажи мне, только честно — что у тебя с Бессоновой в колхозе было?

— С какой Бессоновой? — не понял я, услышав совершенно незнакомую фамилию.

— Ну с Катей! Ты что — даже фамилии ее не знаешь?… Так что у тебя с ней было?

— Катей?… — вот уж какого вопроса я ожидал именно от Лаврова меньше всего. — В каком смысле «было»?

— В самом прямом. Ты не понял?

— Ах, в этом… — я вздохнул. — В этом ничего не было.

И мгновенно подумал, что после нелепого дня рождения в самом деле могло что-то «быть», не протрезвей я и не возьми себя в руки…

— Нет — ты правду скажи. Честное слово тебе даю, на чем хочешь поклянусь, что не разболтаю. Ты ведь меня знаешь… Только скажи — было у тебя с ней, или не было?

— Еще раз повторяю: не бы-ло. Ничего не было. А что это тебя так волнует?

— Ну… — Лавров потупился, видимо, не в состоянии объяснить свой интерес. — Мне просто… Ты ведь с ней так много общался…

— Ну, в основном с нею, положим, общался не я.

— Но все равно… Вы втроем часто ходили. И вечером, у костра — когда ты пел, было такое чувство, будто поешь специально для нее. Только для нее, и больше никого вокруг не существует. Я помолчал, удивленный: оказывается, Лавров понял и даже спустя столько времени помнил все, что я старался скрыть от всех и от себя самого в том числе.

— И самое главное… — продолжал он. — Ты ведь… Ты ведь по сути дела, заслонил ее от опасности, подставившись сам.

— Ты еще скажи, как Матросов, на амбразуру упал!

— Нет, серьезно. Это не каждый ради женщины на такой шаг пойдет…

— Ну… — я пожал плечами. — Раз уж ты просишь откровенности… Да, Катя мне нравилась. Очень нравилась. И мне в самом деле приятно было с нею общаться. И проводить время. И, возможно, ты прав даже насчет аварии. Возможно, если бы под ударом оказалась не она, а кто-то другой, я прыгнул бы не так быстро… И все бы для меня обошлось.

— Так вот, скажи мне — неужели ты общался с нею, и тебе не хотелось обладать ей, как женщиной?

Я ответил не сразу. Вспомнил один из вечерних разговоров с Катей и Славкой по пути с фермы. Когда я развивал им теорию насчет супружеской верности, полную глупого, пионерского, подросткового максимализма. Сейчас повторить все то же самое я уже не мог. И даже не потому, что недавно осознал свое желание обладать Катей без возвышенных иллюзий. Что-то сломалось во мне — с отъездом Инны упала вера в счастливую семейную жизнь и семейное счастье вообще. И возможно, даже в любовь… Но я до сих пор не задумывался над этим всерьез. И не хотел обсуждать все с Лавровым. Поэтому сказал уклончиво и кратко:

— Да нет, мне было достаточно хорошо общаться с нею и без физиологии.

— Но как… Как можно общаться, как можно дружить с женщиной, — с неожиданной горячностью вспыхнул Лавров, махнул руками и даже совсем остановился. — Как можно дружить, гулять и так далее, если женщина — не твоя?!

— Твоя, моя… — я вздохнул.

Меня уже начал утомлять этот разговор. Потому что неожиданно достиг таких глубин моего самосознания, которые я прятал от себя, не в силах еще разобраться. И я попытался отшутиться:

— Так я же не обезьяний вожак, которому во что бы то ни стало нужен гарем! К тому же на всех-то и сил не хватит… Но Лавров не принял шутки.

— И все-таки! Я считаю, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна в принципе! Что если женщина не моя, то я и сам не смогу раскрываться перед ней полностью, и она от меня что-то утаит. И наше общение будет неполным, в конце концов…

— А теперь ты ответь мне прямо и как мужик, — резко оборвал его я. — В колхозе она была твоя. Ну и как, теперь, после этого, когда все кончилось — тебе очень хорошо, да?

Еще не договорив, я понял, что хватил лишку и зря обидел Саню. Лавров ничего не ответил. Он насупился, помрачнел и снова молча зашагал по улице. У первого же перекрестка скупо попрощался и свернул в сторону.

Сколь долго я ни возился, но необъятная записка подошла к концу. Я тщательно собрал по порядку мученически надписанные листки и отдал начальнику на просмотр.

— Хорошо, — пробурчал он, равнодушно складывая их куда-то себе в стол.

— Посмотрю на досуге…

— А… А что мне теперь делать? — спросил я, поскольку начальник, кажется, не думал об этом вопросе.

— Вам? — он пожал плечами так, словно я спрашивал, где в нашем городе сейчас можно купить свежие ананасы. — Придумаем что-нибудь… А пока почитайте новую книгу ГОСТов.

И я сел читать эту книгу. Новой она называлась относительно — лишь потому, что была последней из вышедших. И знал я ее достаточно хорошо. Но послушно взял у начальника.

В моем положении читать было гораздо более легким занятием, чем писать.

Сколько можно читать книгу ГОСТов?

Толстую, сплошь разрисованную болтами, гайками, профилями и прочими, отдельно мало нужными деталями. Через неделю я опять подошел к начальнику и спросил, что нужно в этой книге конкретного. Он почесал затылок и велел съездить в Центральную патентную библиотеку, посмотреть точный ГОСТ на один достаточно новый переключатель. Выписав местную командировку, я поехал в центральную. Вообще-то отдел ГОСТов Центральной патентной библиотеки — весьма любопытное хранилище инженерной мудрости. В толстых томах, аккуратными рядами стоящими на полках, при желании можно найти все. Абсолютно все — узнать стандартные размер, форму и параметры любого изделия человеческих рук, зарегистрированного как промышленный образец. От интегральной микросхемы до застежки для лифчика. И в былые времена, когда начальник посылал меня за каким-нибудь ГОСТом, я любил развлекаться, роясь в совершенно ненужных томах и читая технические описания разных вещей — например, бельевых прищепок. Но на этот раз настроение не было легкомысленным. Я быстро определил нужный том, нашел переключатель, перекорябал на листочек все, что запросил начальник. И в тот же день вернулся на работу. Чему, кажется, даже сам начальник удивился.

— Вот, Илья Петрович, я вам принес все, что вы просили, — сказал я, положив ему на стол свои записи.

— Принесли? Надо же, как быстро… — он нахмурил лоб, и вдруг спросил без всякого перехода: — Евгений Александрович, ходят слухи, будто вы от нас уходить собираетесь. Это правда?

— Уходить? — растерянно переспросил я, мгновенно оценивая ситуацию, но все-таки сумев держать себя в руках. — Ну кто знает, Илья Петрович… Все проходит и все уходит.

— Ну-ну, — сказал начальник и снова уткнулся в свои бумаги.

А я молча вернулся за свой стол и стал думать. Уходить… Это не слухи, таких слухов не могло быть в принципе даже не потому, что я никому ничего не говорил — я и сам не думал никуда уходить. Вопрос начальника был прямым намеком… А я так онемел от неожиданности, что даже забыл спросить следующее задание. Уходить… Ладно, что успел сгруппироваться, и не сказал ни да, ни нет. Ведь главное — не выдавать врагу своих планов. Врагу… Значит, начальник теперь мой враг? Получается так, если заговорил об уходе. Мои мысли прервал будильник, стоявший на столе у Рогожникова. Он не пересиживал на работе лишней минуты, по звонку срывался и бежал домой. И сейчас молниеносно собрался и хлопнул дверью. Потом поплелся Лавров. Покорпев еще чуть-чуть за кульманом, отбыл Мироненко. Начальник переложил бумаги, не спеша оделся и ушел, не попрощавшись со мной. А я сидел за столом, словно не мог найти сил оторваться от него. Я никуда не спешил. Тем более, что дома меня не ждало ничего, кроме одиночества. И там было едва ли лучше, чем на работе.