Хрустальная сосна - Улин Виктор Викторович - Страница 86

Голова кружилась. Я обнимал Виолетту, притискивая к себе. Большой бюст ее, зажатый между нашими телами, мешал контакту; уже веря во все, я осторожно прикоснулся к нему здоровой рукой. Виолетта вздрогнула. Грудь ее оказалась очень мягкой.

— Ой, я чувствую, что ты в самом деле меня хочешь, — тихо засмеялась она, оторвавшись от моих губ. — Я сейчас, сейчас… И ушла куда-то за спину. Я слышал шуршание ткани и боковым зрением видел, как на соседний стул летят скомканные колготки, трусы и еще какое-то женское белье. Плохо соображая, что сейчас произойдет, я все-таки расстегивал брюки…

— Ого! — сказала Виолетта, вернувшись и оценив ситуацию.

Подобрав юбку, она приподнялась надо мной. Вид ее голых ног невыносимо, просто вызывающе контрастировал с затрапезной рабочей обстановкой нашей комнаты — стенами, крашенными в унылый синий цвет, обшарпанными шкафами, штабелем перевязанных бечевками бумаг и желтых от старости трубок ватмана, стоящих в углу возле пыльного, полгода не мытого окна. Это было потрясающе, необъяснимо и совершенно ново. Тем более удивительно, что во внешности Виолетты не нашлось ничего сверхъестественного; ноги ее без колготок оказались не такими упругими, как казались, и вообще вдруг стало очевидным, что она в самом деле гораздо старше меня. Но это не волновало, я хотел сейчас ее — хотел только ее, и желание стало осуществимым. И до удовлетворения можно было дотянуться…

Пока я еще не открыл ничего особо тайного, даже наверняка имевшийся островок волос в низу живота был скрыт юбкой — но мне хватало ее ног, оголенных бесстыдно и как-то жадно. Один их вид вызывал такое возбуждение, что меня уже трясло, словно в лихорадке.

— Дверь… Запереть?… — прошептал я.

— Не надо… — таким же шепотом ответила она. — Кто-нибудь вернется, стучать начнет, хуже будет… А так — мы с тобой тихо, никто и не заметит, если войдет… А мы успеем…

— А ты… Успеешь… соскочить с меня?

— Зачем? — не сразу поняв, перепросила Виолетта, и тихо засмеялась. — А, ты об этом… Не бойся; в моем возрасте уже ничего не опасно. И все, что я от тебя получу, пойдет только на пользу… Она взяла мою плоть, чтобы направить в себя. Первое касание ее твердой, очень горячей руки едва не лишило меня сознания. Я уже забыл, как бывают с женщиной, и внезапно испытанное чувство пробило насквозь, обдав сразу и жаром и холодом. Я плыл в тумане; Виолетта управлялась самостоятельно. Казалось, ей никак не найти нужного положения — но вдруг, совершенно неожиданно, я ощутил себя в ней. Ощущение входа в женщину было таким острым, что у меня опять потемнело в глазах — будто я впервые в жизни был с женщиной и впервые вошел в нее, и мне только предстояло познать ее до конца… То есть нет — с самой первой женщиной мои ощущения были, кажется, не такими сильными. Тогда мною владел скорее запоздалый страх, нежели вожделение. Сейчас я был готов просто умереть от переполнившего избытка чувств.

Плавая в невесомости, я шарил руками по ее телу. Мне хотелось осязать одновременно ее всю — гладкие колени, и ровные бедра, и мягкие ляжки, и придавившие меня ягодицы, которых я не видел, а лишь ощущал на себе тяжесть где-то под смятой юбкой. И грудь — великолепную Виолеттину грудь, что колыхалась перед глазами. Я схватился за нее, пытаясь устранить разделявшую нас одежду…

— Сейчас я тебе помогу… — прошептала Виолетта. — У меня комбидресс, тебе неудобно будет…

Что-то где-то расстегнув, она задрала до подбородка край своей трикотажной кофты, ослепив меня чернотой лифчика над желтоватой полоской голого живота.

— Сейчас, сейчас, — продолжала она, в то время, как я нетерпеливо пытался сорвать последнюю преграду.

Заведя руки за спину, она щелкнула застежкой, и черные чашечки улетели, и сокровища обрушились на меня. При моем мизерном опыте я никогда не видел по-настоящему грудастых женщин, лишь теоретически представляя себе возможные варианты. И одетой Виолетта не производила впечатления. Но сейчас ее мягкое богатство превзошло все мои домыслы: каждая грудь оказалась размером с мою голову и не верилось, что такая огромная масса секунду назад пряталась в бюстгальтере средних размеров. К ней хотелось припасть губами и сосать сладкое молоко — потому что такое роскошное творение природы не могло оказаться пустым…

— Вот это да… — выдавил я, восхищенно взяв ее обеими руками и чувствуя, что имей я положенные десять пальцев, все равно бы не смог охватить целиком теплую, живую мякоть.

— Да, грудь у меня большая, — засмеялась Виолетта. — Но и у тебя размер тоже неслабый…

Голова продолжала кружиться. Это не укладывалось в моей сознание. Виолетта сидела, глубоко насадившись на меня, мы с нею совершали половой акт — и при этом спокойно обменивались репликами, будто просто пили кофе. Осознание ситуации возбуждало и будоражило меня не меньше, чем ощущение, властно стискивающее кончик плоти, нашедшей дорогу где-то внутри нее.

Я спрятал лицо в Виолеттиных грудях, и они накрыли меня с головой, как внезапно набежавшая большая волна на море… Я не знал, на чем концентрироваться — отдаться этой содрогающей игре, или переключиться на тот невидимый, влажный и жаркий контакт, что происходил сейчас между нашими потаенным частями. Мы никогда не занимались с Инной сексом на стуле и я не знал, как двигаться в этой позе, чтобы получить удовольствие и в то же время удерживать Виолетту, не дать соскользнуть в решительный момент. Она тихонько постанывала, крепко обхватив мою шею. Трудно было описать ощущения, заполнившие меня. Я умирал от нечеловеческого обладания этой женщиной, мне хотелось осязать и ласкать сразу все ее податливое тело, и вечно испытывать дрожащее удовольствие, родившееся и быстро нарастающее во мне. Но едва я шевельнулся, как ощутил быстро разливающееся онемение и понял, что вот-вот окажусь на вершине, не успев даже слегка насытиться ею. И вдруг тело Виолетты напряглось какими-то внутренними, незнакомыми мне мышцами и я почувствовал, как где-то невероятно глубоко, в жарко пульсирующей глубине, где происходило наше слияние, крепко сжалась несуществующая рука, туго охватив мою плоть и преградив выход рвущемуся напряжению. Ничего подобного я ранее не испытывал и даже не подозревал, что такое возможно. Страсть клокотала и пенилась, стекая вниз и стремясь хлынуть внутрь разделяющего нас пространства. Но Виолетта не ослабляла хватки — и поток бурлил, перегороженный плотиной, грозясь ударить уже вверх, а не вниз. Я испытывал непередаваемую гамму чувств: ошеломительное наслаждение от внезапной остановки перед концом, и медленно нарастающую боль там, где Виолетта меня держала, желание скорее прорваться наружу и одновременно продлить эти чудовищные по ощущениями секунды.

Наконец я понял, что стеснение достигает высшего предела, и через секунду напряжение спадет, оставив меня на берегу и без чувств.

— Отпус… ти… меня… — хрипло пробормотал я.

Мгновенно поняв, Виолетта расслабилась.

В тот же миг я ощутил толчки и понял, что уже пришли неподвластные конвульсии. Тыкаясь губами в поисках убежавших сосков, я лихорадочно схватил ее голые ягодицы, стараясь еще крепче и еще глубже ее насадить, не дать пропасть даже тысячной доле. Я притискивал ее к себе, и волна хлынула внутрь, и я понял, что отдаю ей все, что давно уже никому не давал. Мучительно изливал ей себя и одновременно с судорожной, яростной страстью терзал ее соски, словно хотел выжать что-то взамен. Не помню, чтобы когда-нибудь в жизни мое тело так долго содрогалось в последней и сладкой муке. Мне казалось, я изверг из себя все, что было можно, заполнил ее до предела — но вершине не было конца…

Извергнув из себя все, я испытал странное, тоже незнакомое до сих пор чувство. Во время занятия сексом с Инной я всегда испытывал резкий уход желаний после пика. Получив каждый свое, мы поспешно разъединялись и молча, точно и не находились только что в объятиях, по очереди шли в душ.

Сейчас же, испытав все возможное, я не торопился покидать Виолетту. Мне не хотелось выходить из нее, отпускать со своих колен ее тяжелое, живое и невероятно желанное тело. Опустив глаза, я опять увидел ее белые бедра, стиснувшие меня плотным кольцом. Этого оказалось недостаточно; я должен был видеть еще, еще и еще, разглядеть ее всю. Не в силах удержаться, я приподнял край юбки и наконец открыл ее пушистое лоно. Не слишком, прочем, пушистое: между ног Виолетты темнел прозрачный треугольник редких волос, сквозь который просвечивали ее толстые складки, крепко охватившие мою усталую, но еще глубоко сидящую внутри нее плоть…