Соната незабудки - Монтефиоре Санта - Страница 98

Сесил пожевал кончик сигары.

— Что еще говорит Грейс? — задумчиво спросил он.

— Вероятно, она не осмеливалась упоминать его имя в разговоре с тобой. Извини, но я сказала ей, что вы повздорили много лет назад.

— Ты так и сказала?

— Конечно, Сесил. — Сисли чувствовала себя виноватой, потому что выдала чужой секрет. — Было бы ошибкой отправить ее в Дублин и не сказать, что там живет ее дядя. Они носят одну фамилию. Он живет в колледже, и его там все хорошо знают. Они бы все равно встретились. Разве я была не права?

— Нет, нет. Права. Кроме того, он ее дядя. Кровь гуще воды, и все такое…

Сесил хмыкнул и снова затянулся сигарой, ощущая, как в душе шевельнулась ревность. Луис украл сердце его супруги, а теперь он намеревается украсть и дочь. Он тяжело сглотнул, потому что ему вдруг стало нечем дышать, и закашлялся.

— Сесил, ты плохо выглядишь.

— Смени пластинку, Сисли, — сам того не желая, он повысил голос, а затем заметил Одри и Грейс, которые как раз проходили мимо окна. — А вот и они!

— Мы так хорошо и так долго гуляли! На улице уже темно, — счастливо сказала Грейс. Ее щеки горели от холода. — Мама, расскажи папе о закате! Он действительно был волшебным.

— Мы смотрели, как садится солнце, стоя на вершине холма. Казалось, будто земля облита патокой. Небо было красным, словно пылало огнем, — сказала Одри.

Сесил заметил, что ее глаза влажные и блестят от слез. Должно быть, на улице дул сильный ветер.

— И розовые облака, — добавила Грейс.

— И облака… Казалось, что Господь устроил это зрелище специально для нас.

— Как чудесно! — воскликнул Сесил с наигранным воодушевлением. — Как жаль, что меня не было с вами. — Он обнял дочь и поцеловал ее в висок.

Грейс озадаченно посмотрела на него. Отец не любил «телячьих нежностей», и этот поцелуй стал для нее полной неожиданностью. Одри тоже удивилась, и внезапно выражение ее лица стало печальным. Но она спрятала свои эмоции и вслед за всеми вышла в холл.

— Почему бы вам не прийти к нам на ужин завтра вечером? — предложила Сисли. — Нет смысла бродить по ферме до самой темноты, а потом идти домой и готовить есть. Я зажарю цыпленка.

— Если будут угощать цыпленком, я говорю «да» и за маму, и за папу, — отозвалась Грейс с улыбкой.

— С удовольствием, — ответила Одри, по-прежнему потрясенная тем, как нежно Сесил поцеловал дочь.

Наблюдая, как они уезжают, Сисли обернулась к мужу и сказала:

— Мне кажется, Сесил болен.

— Он выглядит неважно.

— Я ненавижу секреты, — неожиданно сказал она. — А у Сесила и Одри их слишком много. Я не знаю, что можно говорить, а что нельзя.

— Дорогая, не думай об этом. Сесил не рассердился.

— Ему было больно. Один Бог знает почему. Он не был так привязан к близнецам.

— Грейс не такая, как сестры, это очевидно. Он просто не хочет, чтобы его вздорный младший брат сближался с его любимой маленькой девочкой. Если, как ты говоришь, они рассорились много лет назад, это естественно.

— Ладно. Ну их всех! — воскликнула Сисли, направляясь на кухню. — Он это переживет. Ему придется с этим смириться. Луис и Грейс — одного поля ягоды.

Оставшись на склоне холма наедине с дочерью, Одри стала расспрашивать ее о Луисе. В конце концов любопытство победило здравый смысл. Ответ Грейс застал ее врасплох и удивил точно так же, как и нежность Сесила.

— Сначала он показался мне грустным пожилым человеком, погруженным в прошлое, пленником своих воспоминаний. Но понемногу его сердце оттаяло. Теперь он мой лучший друг. Мы все делаем вместе — смеемся, обсуждаем взгляды философов, играем на пианино и просто бездельничаем. Я знаю, что папа с ним в ссоре, но это же не имеет ко мне никакого отношения, правда?

— Конечно же, нет, — ответила Одри, пряча руки в карманы и пожимая плечами. — Я рада, что ты помогла ему стать счастливым.

— Да, мне это удалось. Поначалу он совсем не смеялся.

Повисла пауза. Одри раздумывала, стоит ли продолжать расспросы. Возможно, лучше оставить Луиса в прошлом вместе с «Сонатой незабудки» и ее дневником в шелковой обложке. Она пыталась представить его себе постаревшим, но не смогла, поэтому продолжила:

— А как он выглядит?

Грейс рассмеялась. Вопрос казался абсурдным. Ведь если верить тете Сисли, Луис какое-то время жил в Буэнос-Айресе. Разве он мог сильно измениться?

— У него длинные седые волосы. Он их не очень часто расчесывает. Они всегда в беспорядке. Он старается выглядеть аккуратным, но у него ничего не выходит, — сказала она с улыбкой. Грейс была очень рада, что может наконец-то рассказать кому-нибудь о своем друге. — Он высокий и сильный, как медведь. Симпатичный пушистый медведь. Он не костлявый, как папа, а мягкий. У него удивительные голубые глаза, которые могут быть очень грустными, а в следующую секунду — очень счастливыми. Никогда не знаешь, что он будет делать в следующий момент. Он может неожиданно расплакаться, услышав красивую музыку, а минуту спустя смеяться над моей шуткой. Но сколько бы он ни смеялся, в его глазах светится грусть. У него белые ресницы, они поблескивают, словно серебристый иней. Дядя Луис — одаренный музыкант. Он играет, пока я занимаюсь в гостиной. Ты, наверное, знаешь, он сочиняет музыку. Собственно говоря, так же как и я. Только теперь он очень много записывает. Это его хобби. Он говорит, что в молодости никогда не был достаточно дисциплинированным, чтобы записывать сочиненные мелодии. Он очень талантлив. — Грейс вздохнула, с любовью вспоминая о дяде. — Он вовсе не похож на папу и тетю Сисли.

— Да, он совершенно другой, — согласилась с ней мама, но Грейс не заметила, что ее голос сломался. — Я рада, что познакомилась с дядей Луисом. Он был очень добр ко мне.

Одри была слишком тронута, чтобы говорить. Она долгим взглядом смотрела на долину, простирающуюся перед ними, и ее лицо обволакивал золотой свет солнечного заката. Когда Грейс повернулась к ней, то заметила, что по ее щекам текут слезы.

— О, мамочка! Неужели этот пейзаж навевает на тебя грусть? — спросила она, беря ее под руку. Одри кивнула, потому что комок стоял в горле, мешая говорить. — Красота всегда навевает меланхолию, — продолжала Грейс, сжимая руку матери, не осознавая значения своих слов. — Это оттого, что она не может быть с нами вечно.

Воспоминания захватили Одри в свой плен, ее плечи задрожали. Грейс решила, что слезы матери вызваны волшебной красотой неба.

— Мы должны рассказать папе об этом пейзаже. Ему бы тоже понравилось. Как жаль, что он не захотел пойти с нами!

Но Одри была благодарна судьбе за эти минуты уединения. Это был очень личный момент, в котором Сесилу не было места. Она снова посмотрела на погружающуюся в темноту долину, и в ее воображении возникло лицо Луиса, — такое, каким его описала Грейс. Она знала, что сама никогда не смогла бы представить его таким…

Грейс была уверена, что осталась в доме одна. Отец уехал в магазин, чтобы купить какие-то новые растения, мама пошла навестить Леонору и внуков. Она села за пианино, ощущая вину, словно школьница, нарушающая правила, и дотронулась до клавиш. Она вспомнила обещание, данное дяде Луису, но убедила себя, что никто ее не услышит. Ее руки горели, так ей хотелось сыграть эту мелодию.

Первые аккорды были едва слышны. Грейс играла очень тихо, боясь, что вернется мама или папа пройдет через сад. Но мало-помалу звуки оплели ее сознание словно плети плюща, и скоро перед ее внутренним взором побежали картинки, красивые и печальные, как вчерашний пейзаж. Она закрыла глаза и позволила музыке увлечь себя. Она полетела далеко-далеко, в места, которых не знала, но к которым рвалось ее сердце. Она увидела широкие равнины Аргентины, где, в погоне за страусами, скакали верхом молодые мужчина и женщина. Садилось солнце, под бескрайним золотым небом расстилались пампасы, окрашенные насыщенным янтарным цветом. При виде этой красоты глаза девушки наполнились слезами. Что-то невероятно трогательное было в этой молодой паре… Их радость зиждилась на печали. Она ощущала их надежды и чувствовала их грезы, словно это были ее собственные чаяния. Грейс попыталась окунуться глубже в свои видения, но врожденный инстинкт самосохранения вдруг приказал ей оторвать пальцы от клавиш. Она открыла глаза в тот момент, когда рука матери со злостью захлопнула крышку пианино. Грейс испугалась до слез. Она подняла взгляд на мать, чье лицо было бледным как смерть.