Настоящая любовь - Бэлоу Мэри - Страница 26

• Предыдущая
• 26/74
• Следующая

– У меня волосы дыбом встают на затылке, когда я представляю, что бы произошло, если бы нас поймали, – сказал Алед.

Они болтали и смеялись, вспоминая детство, пока не принесли эль. «Совсем как в старые времена», – подумал Герейнт. И хотя он все еще не был уверен, что они остались прежними друзьями, с Аледом он чувствовал себя гораздо легче, чем с любым приятелем в Лондоне. Эта мысль удивила и несколько встревожила его.

– Алед, – наконец произнес он и увидел, как друг сразу насторожился, поняв, что разговор пойдет о другом, – я распорядился разрушить запруду и убрать в поместье все ловушки. Со временем будут и другие перемены. Но этого недостаточно. Большинство людей здесь настроены против меня. И даже если мы сумеем создать маленький рай в этой части Западного Уэльса, это не уменьшит творимых повсюду беззаконий и несправедливости.

Алед пил эль и избегал смотреть Герейнту в глаза. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Нужно предпринять нечто решительное, – сказал Герейнт. Эта мысль давно не давала ему покоя, но только сейчас приняла определенное направление. – В других краях ведь что-то делают. Бунты Ребекки. Почему здесь их нет?

Только тогда Алед поднял глаза на Герейнта, в его взгляде смешались гнев и удивление.

– Так вот зачем все это, – сказал он, указывая на кружку. – Ты ищешь доносчика? Откуда мне знать, черт возьми, почему здесь нет бунтов Ребекки? Да и что это вообще за бунты? Пожалуй, я пойду, а то домой долго добираться.

– Нет! – решительно произнес Герейнт. – Садись, Алед. С тех пор как я вернулся, ты ведешь себя как угорь, извиваешься и выскальзываешь из рук. Если здесь нет бунтов Ребекки, значит, они должны быть. Мне, как любому человеку, ненавистна мысль о насилии, но я уверен, что нет другого надежного способа привлечь к себе внимание. Любое восстание, ограниченное владениями одного человека, будет считаться его личной проблемой. А вот к бунту, затронувшему общественные дороги, отнесутся гораздо серьезнее. И возможно, он приведет к изменениям в лучшую сторону.

– А возможно, он приведет людей в ловушку, за которой последует либо смерть, либо каторга на другом конце света, – зло произнес Алед.

Герейнт наклонился и внимательно посмотрел в глаза другу.

– Ты имеешь в виду, что эту ловушку расставлю я? – спросил он. – Полно, приятель, ты же хорошо меня знаешь.

– Разве? – нахмурился Алед. – Ты для меня незнакомец, которого я когда-то знал, Герейнт, но очень давно.

Герейнт выпрямился.

– В одном я изменился, – сказал он. – Я научился читать мысли людей, прислушиваясь к тону их голосов, а не только к словам, вглядываясь в выражения их лиц и жесты. Что-то ведь затевается, ты это знаешь. Ты один из лидеров, Алед? Скорее всего так, хотя тебе, как мне кажется, не хватает внутреннего огня, чтобы стать предводителем. Ну и что ваши планы, близки к завершению?

– Гори все синим пламенем в аду! – воскликнул Алед. – Ты сбежал как раз оттуда. Ты и есть сам дьявол. Что за историю ты выдумал? И какому судье ты собираешься ее рассказать? Уэббу?

Герейнт покачивался на задних ножках стула и, не обращая внимания на слова Аледа, задумчиво прищурился.

– Интересно, в чем заминка, – произнес он. – А еще интересно, не происходят ли все неприятности в Тегеране в последнее время из-за досадной необходимости ждать. Марджед никогда не отличалась терпением. Как только у нес появлялась идея, она всегда должна была выполнить ее немедленно, не откладывая в долгий ящик. Я сразу понял, что Марджед, должно быть, и затеяла все эти происшествия. Но, наверное, все-таки нужно быть мужчиной, чтобы возглавить бунты Ребекки. Территория побольше, да и мужчин тоже будет вовлечено гораздо больше. Женщину они не примут. Я прав, Алед? Вы все ждете главаря? Ребекку?

– Черт бы тебя побрал, – возмутился Алед. – Еще в детстве у тебя было живое воображение. Теперь я вижу, что ты благодаря ему научился сочинять сказки. Ни слова правды – сплошная выдумка.

Герейнт, не мигая, смотрел ему в глаза. Передние ножки стула опустились на пол.

– Теперь у вас есть предводитель, – сказал он. – У вас есть Ребекка. Она перед тобой.

Алед оцепенел, лицо у него побледнело.

– Ты сошел с ума, Гер, – еле слышно прошептал он. – Я всегда говорил, что ты ненормальный. И был прав.

– Но я тоже прав, не так ли? – спросил Герейнт. – Вам ведь не хватает Ребекки. Подумай хорошенько, Алед. Кто больше меня подходит для этой роли?

Алед, как видно, забыл, что ему ничего не известно о бунтах Ребекки.

– Это было бы смешно, – сказал он. – Бунты направлены против землевладельцев. У тебя одно из самых больших поместий в Кармартеншире.

Герейнт кивнул.

– Но я начинал как беднейший из бедняков, – напомнил он. – Я знаю и ту, и эту жизнь, Алед. Обе они должны существовать в гармонии, но этого не происходит. Я попробовал было что-то сделать, но оба мира отвернулись от меня. Я чувствую, что застрял где-то посередине, не в силах изменить что-либо. Но будь я Ребеккой, я бы смог. Я привык верховодить. Когда я был мальчишкой, – то подчинялся инстинкту, став взрослым, опирался на опыт. Мятеж нелегко возглавлять и нелегко подчинить себе. Я сумею и то и другое.

Я знаю, как привлечь внимание. Став Ребеккой, я смогу обратиться к нужным людям – тем, кто в правительстве, англичанам, которые симпатизируют беднякам и имеют влияние в парламенте, а еще я напишу в некоторые газеты.

– Господи, спаси нас, – произнес Алед, все еще бледный, – ты говоришь серьезно?

– Да, – кивнул Герейнт, – я вполне серьезно. Но мне нужен мост из одного мира в другой, Алед. Организация уже создана, у нее есть планы, ведь так? И тебе все известно об этом. Ты можешь привести меня.

– Ты сумасшедший, – снова повторил Алед. – Неужели ты считаешь, что кто-то примет тебя как вожака, Гер? Ты ведь враг.

– Не обязательно, чтобы все знали. Пусть знают несколько человек, – сказал Герейнт. – Кто разрабатывает планы? Небольшая группка, надо полагать. Какой-нибудь комитет? Думаю, если они умны, то на каждом углу говорят о сохранении тайны, чтобы доносчики, окажись среди них такие, не могли бы выдать много народа. Личность Ребекки наверняка будут хранить в тайне от рядовых мятежников.

– Это твоя сказка, – заметил Алед, – поэтому как скажешь.

– Под каким обличьем скрывается Ребекка? – спросил Герейнт.

– Из того, что я слышал, – неохотно ответил Алед, – о других мятежах, ты понимаешь, она обычно одета в белое широкое платье, длинный светлый парик, а лицо замазано сажей.

– Замазано сажей. – Герейнт задумался на минуту. – Не слишком надежная маскировка от тех, кто может оказаться поблизости и хорошенько ее рассмотреть. Маска была бы надежнее, если надеть что-нибудь такое на голову, под парик.

– Тебя все равно узнают, – сказал его друг.

– Думаю, нет, – возразил Герейнт, – такой наряд хорошо скроет фигуру. Все решат, что я из другого городка или деревни, кто-то, кого они раньше никогда не видели. Да и кто в здравом уме вообразит, что это могу быть я?

– А твой голос? – спросил Алед.

– Ты единственный, с кем я говорил по-валлийски, возвратившись сюда, – сказал Герейнт. – Разве у меня есть акцент?

– Нет. – Алед нахмурился.

– Ребекка будет говорить только на валлийском. А еще я слегка изменю голос, на всякий случай, – произнес Герейнт, демонстрируя, как он это сделает. – Никто не догадается. И никто не подумает, что я переоделся, чтобы повести собственных людей против себя самого.

– Даже те, кто помнит тебя как сумасшедшего мальчишку, не догадываются, что ты абсолютно безумен, – сказал Алед. – А ведь так оно и есть, Гер. Удивительно, что никто до сих пор не приковал тебя цепью к стене одного из твоих элегантных лондонских особняков.

Герейнт ухмыльнулся. Последний раз он чувствовал себя таким оживленным… он не мог вспомнить, как давно.

– А пока, – сказал он, – я собираюсь приостановить реформы в своем поместье. Не хочу, чтобы кто-то начал жалеть меня или что-то заподозрил. Пока остановимся на том, что запруда разрушена, а ловушки убраны.

• Предыдущая
• 26/74
• Следующая