Нортэнгерское аббатство - Остин Джейн - Страница 13

– Нет, – сказала Кэтрин, – его здесь нет; я его нигде не вижу.

– Ой, какой кошмар! Ужель никогда мне с ним не познакомиться? Как тебе нравится мое платье? По-моему, не вовсе безнадежное; рукава я целиком придумала сама. Знаешь, мне столь невыносимо надоел Бат; мы с твоим братом нынче утром поняли, что, хотя здесь крайне замечательно провести несколько недель, мы бы и за многие миллионы не согласились тут жить. Мы во мгновенье ока обнаружили, что вкусы наши совершенно совпадают – всякому окруженью мы предпочитаем провинцию; в самом деле, сие было даже нелепо – до каких малостей сходны наши мненья! Ни в едином предмете мы не разошлись; я бы ни за что не хотела, чтобы ты сие слышала, ты такая лукавая, ты бы наверняка отпустила какое-нибудь комическое замечанье.

– Нет, вовсе нет.

– Ну разумеется, отпустила бы; я знаю тебя лучше, нежели ты сама. Ты бы сказала нам, что мы словно созданы друг для друга или еще какую подобную чепуху, и сие расстроило бы меня до невероятья; щеки мои были бы красны, что твои розы; я бы ни за какие блага не хотела, чтобы ты нас слышала.

– Честное слово, ты ко мне несправедлива; я бы ни за что не стала говорить столь неподобающим образом; кроме того, сие мне бы и в голову не пришло.

Изабелла недоверчиво улыбнулась и остаток вечера проболтала с Джеймсом.

Решимость Кэтрин встретить юную г-жу Тилни возродилась наутро с прежней силою; и до минуты, когда обычно отбывали в бювет, она отчасти страшилась новой препоны. Но ничего подобного не остановило их, никакие визитеры не задержали, и все трое в надлежащий час отправились к бювет, где имели место обычные событья и беседы; г-н Аллен, выпив стакан воды, присоединился к неким джентльменам, кои обсуждали текущую политику и сравнивали сообщенья излюбленных своих газет; дамы же прогуливались вместе, подмечая всякое новое лицо и почти всякую новую шляпку в зале. Женский состав семейства Торп, сопровождаемый Джеймсом Морлэндом, появился в толпе спустя менее четверти часа, и Кэтрин тотчас заняла свое место подле подруги. Джеймс, кой ныне присутствовал при той постоянно, оставался на сходной позиции; отделившись от прочих, они подобным манером погуляли некоторое время втроем, и наконец Кэтрин принялась сомневаться в удачности положенья, кое, даря ей исключительно общество подруги и брата, предоставляло крайне малую долю вниманья обоих. Они неустанно пребывали погружены в чувствительную беседу или оживленный спор, однако чувства их излагались таким шепотом, а живость сопровождалась таким хохотом, что, хотя та либо другой нередко обращались за поддержкою к Кэтрин, последняя не способна была никого поддержать, ибо не разбирала ни слова. В конце концов, однако, она нашла в себе силы оторваться от Изабеллы, вслух явив нужду побеседовать с юной г-жою Тилни, кою с немалой радостью узрела в дверях вместе с г-жою Хьюз и к коей тотчас приблизилась, полная решимости познакомиться ближе и упорствуя в сем желаньи более, нежели, вероятно, осмелилась бы, если б ее не подзадоривало вчерашнее разочарование. Юная г-жа Тилни приветствовала ее с великой любезностью, на попытки завязать дружбу отвечала с равной доброжелательностью, и они беседовали, пока обе группы пребывали в зале; и хотя, по всей вероятности, обеими не было сделано ни единого наблюденья и не высказано ни единого выраженья, что всякий сезон в Бате не делались и не высказывались под сей крышею по несколько тысяч раз, преимущества их беседы, простой, правдивой и лишенной заносчивости, были, пожалуй, необычайны.

– Как превосходно танцует ваш брат! – сие безыскусное восклицанье Кэтрин ближе к концу разговора удивило и позабавило собеседницу.

– Генри! – с улыбкой отвечала та. – Да, он танцует очень хорошо.

– Он, вероятно, счел, что сие весьма странно – тогда, вечером, я сказала, что уже обещалась танцовать, однако он видел, что я сижу. Но на самом деле я с утра дала слово господину Торпу. – Юная г-жа Тилни на сие могла лишь кивнуть. – Вы не представляете, – прибавила Кэтрин после краткой паузы, – как удивилась я, увидев вашего брата вновь. Я была так уверена, что он отбыл насовсем.

– В прошлый раз, когда Генри имел удовольствие видеться с вами, он пробыл в Бате всего лишь пару дней. Он приезжал снять для нас комнаты.

– Сие совершенно не приходило мне в голову; и, разумеется, нигде его не встречая, я решила, что он уехал. А эта молодая дама, с которой он танцовал в понедельник, – не юная ли госпожа Смит?

– Да, знакомица госпожи Хьюз.

– Мне показалось, она была очень рада потанцовать. Как вы полагаете, она красивая?

– Не очень.

– Он никогда не приходит в бювет, да?

– Иногда приходит; однако нынче утром он уехал с моим отцом.

Подошла г-жа Хьюз и спросила юную г-жу Тилни, готова ли та идти.

– Надеюсь, я еще буду иметь удовольствие увидеть вас, – сказала Кэтрин. – Придете ли вы завтра на котильон?

– Быть может, мы… Да, я думаю, мы наверняка придем.

– Я очень рада – мы все там будем. – На сию любезность был получен уместный ответ, и девы расстались; юная г-жа Тилни располагала теперь некими данными о чувствах новой знакомицы, Кэтрин же – ни сном ни духом, что оные каким-либо манером изъяснила.

Домой она шла весьма счастливая. Утро исполнило все ее надежды, завтрашний вечер обернулся предметом мечтаний, и будущее засияло. Ныне ее в основном заботило, какое платье по такому случаю надеть и как убрать волосы. Нет ей оправданья. Наряд извечно являет собою отличье легкомысленного толка, и чрезмерные волненья о нем зачастую подрывают саму его цель. Сие Кэтрин знала прекрасно; двоюродная бабка прочла ей нотацию всего только в прошлое Рождество; и тем не менее в среду вечером юная дева минут десять пролежала без сна, выбирая меж крапчатым и вышитым муслином, и лишь недостача времени помешала ей купить новый туалет. Сие было бы ошибкою сужденья, величайшей, хоть и нередкой, от коей ее могла бы предостеречь персона иного пола, а не ее собственного – брат, а не двоюродная бабка; ибо лишь мужчина постигает мужскую нечувствительность к новому наряду. Как потрясены были бы чувства многих дам, пойми оные дамы, сколь мало влияют на сердца мужчин дорогие или же новые предметы туалета; сколь мало сердца сии пристрастны к фактуре муслина и сколь не подвержены особой любви к крапчатому, тонкому, узорчатому муслину или батисту. Дама изысканна только собственного довольства ради. По причине сей ни единый мужчина не станет восхищаться ею более, ни единой женщине она не понравится сильнее. Первому хватает опрятности и благородства, второй же милее налет потрепанности или неприличья. Но убийственные соображенья подобного рода не потревожили покоя Кэтрин.

Вечером в четверг она вступила в залы с чувствами, кои немало отличались от всего, что она пережила здесь в понедельник. Тогда она восторгалась приглашеньем Торпа; ныне же всеми силами стремилась избегнуть оного господина, опасаясь, как бы он не пригласил ее вновь; ибо хотя она не могла, не смела ожидать, что г-н Тилни пригласит ее на танец в третий раз, желанья ее, надежды и планы не потерпели бы меньшего. В сей критический миг моей героине сострадала бы всякая юная дева, ибо всякая так или иначе познала сходную ажитацию. Все рисковали – или, по меньшей мере, полагали, будто рискуют – подвергнуться преследованьям того, кого желали избегнуть; и все жаждали вниманья того, кому желали понравиться. Муки Кэтрин начались, когда подошло семейство Торп; она нервничала, едва приближался Джон Торп, пряталась с глаз его, как только возможно, и притворялась, будто не слышит, что он с нею заговаривает. Котильон завершился; начались танцы; а Кэтрин еще не видала обоих Тилни.

– Не пугайся, драгоценнейшая моя Кэтрин, – шепнула Изабелла, – но я буду вновь танцовать с твоим братом. Положительно, я должна заявить, что сие на редкость возмутительно. Я говорю ему, что он должен устыдиться, но вам с Джоном следует за нами приглядывать. Поторопись, драгоценное созданье, приходи к нам. Джон только что отошел, но через минутку вернется.