Черная свеча - Мончинский Леонид - Страница 58

• Предыдущая
• 58/107
• Следующая

— А в моей?

— Мы бежим вместе до самых Афин.

— Занятно. Допустим, мы доберёмся до того ручья. Что дальше?

Упоров снова заинтересовался муравьиной вознёй, даже погонял их пальцем. А грек пересел на старый ящик из-под гвоздей, взял в руку сухую щепку, принялся чертить план будущего побега.

— Вот ручей, через полтора километра — болото.

— Кущаевское?

— Воронцовское, Кущаевское — за Анаднканом. Ты меня, похоже, проверяешь?

Бледное, заросшее чёрной щетиной лицо было теперь рядом, и когда их глаза встретились, Упоров подумал о шестигранном ломе, что стоял в противоположном углу сарая. Взгляд принадлежал человеку, который не собирается жить спокойно, пока не получит ответ.

«Он действительно хочет убежать, — Упоров улыбался глупым мыслям о ломе. — Но тогда и все остальное может оказаться правдой».

— Нет, Боря, — сказал бывший штурман, немного подумав, — зачем мне тебя проверять? Сам-то ты видел это болото? Оно, знаю точно, непроходимо.

Грек не проявил даже намёка на замешательство или смущение, отвечал, как хороню осведомлённый о деталях человек:

— В том весь секрет. Тропа есть, ею пользуются дикие олени и один из тех, кто будет нас встречать.

— Якут?

— Полукровок. Хочет сам на Аляску удрать. Работает за металл, но зато надёжно.

Упорова разговор о золоте снова насторожил. Он ждал его и в кабинете начальника лагеря, и сейчас, в этом наспех сколоченном на месте сгоревшего сарая строении, из которого хорошо просматривался подход по единственной между болотцами тропке.

— С золотом сложнее, — Вадим искушал себя опасной игрой, прилагая все силы, чтобы не сыграть фальшиво. — Но думать будем…

— Если есть над чем — думай, а нет, — грек махнул рукой, поймав на лету комара, — так и голову не ломай. Деньги есть.

— Положим, мы доберёмся до побережья…

— Никаких «положим». Мы доберёмся! Через месяц будем стоять на палубе судна. Иностранного. Там, на побережье, есть кому нас доставить в нейтральные воды.

По крыше меленько и дробно стеганул дождик. Вода подтекала в щели между листов ржавого железа, стекала струйками на пол, где уже не было ни одного муравья.

— А пара лишних оленей, это возможно? — спросил Упоров, не спуская при этом глаз с грека.

Тот задумался, переспросил со старательным спокойствием:

— Пару лишних оленей? Зачем? У нас же будет свободная пара. У тебя какой-то груз?

— Груз может появиться. Да… Забыл спросить про оружие…

— Наган. Большего не потребуется. На Седом ручье вооружимся.

— Может, у воров поинтересоваться?

— С ворами и побежишь, — брезгливо обрезал грек, при этом губы его сжались, рот стал твёрдым. — Такой побег делить нельзя. Особенно с ворами. Или ты ничему не научился в том побеге? Решай!

— Вроде бы все решили, о ворах — забудем.

— Тогда — в субботу. Мусора на рыбалку торопятся. Уходить будем через шестую шахту.

— Она затоплена.

— Была. Воду нынче откачали. Не полностью. Грязи полно, но кровля держит. Проскочим и обвалим. Тебя не хватятся. Мы говорили почти час…

— Я инструмент пошёл готовить. Работаю я здесь.

Грек вытер рукавом слегка порозовевшее лицо, Вадим увидел на нём следы внутреннего нетерпения. Ещё он почувствовал — разговор стал для Заратиади в тягость, и Борис его просто договаривает, переполненный привалившей удачей.

«Похоже — ты на работе, парень! — сказал себе с весёлой злостью зэк. — Твои нервы — на пределе».

Сомненья в том, правда, ещё оставались, но бывший штурман уже прокручивал варианты на случай, если стоящий перед ним человек окажется не тем, за кого себя выдаёт…

— Бывай! — сказал грек, протягивая руку.

Вадим пожал её молча, значительно, и они, как боксёры перед ударом гонга, разошлись в разные стороны.

— Тебя ждут на вахте, — Лысый сообщил новость бесцветным голосом, а заметив вопрос в глазах растерявшегося зэка, не счёл нужным что-то объяснять.

Вадим поднялся с широкого чурбака, на котором сидел уже третий час, точнее — с начала смены, когда бугор послал его готовить черенки для лопат, спросил:

— Опять на беседу?

Лысый развернул вполуоборот голову, прежде чем ответить, смахнул с розового уха большую навозную муху. Затем пробурчал:

— Ты кому-то очень нужен. Идём.

Сам пошёл впереди, ломая каблуками ссохшиеся куски красноватой земли. На этот раз зэк не поверил в спокойствие бугра: ему показалось, он даже был уверен — тот знает больше, чем сказал.

— Зачем темнишь, Никандра?

Остановленный вопросом, Лысый развернулся. Острая насторожённость зэка заставила его объяснить начистоту:

— Меня просили не говорить тебе. Там — старший лейтенант из управления лагерей. Ты же с другими, кто помельче, не общаешься.

— А-а-а, — протянул Упоров, не догадываясь, кто там мог быть. — Раз из управления, значит до меня. Тормознись, надо хоть рожу сполоснуть.

— Он торопится. Пошли.

И когда Упоров догнал его за поросшим молодым березняком отвалом. Лысый добавил полушёпотом:

— Не к добру ты дёрганый стал, Вадим.

— Хорошо рассуждать, когда до свободы — шаг!

— Десять лет к тому шагу плюсуй. Десять! Да три по горам с поражением в правах. И спросить не с кого — за что?! Ты бригаду принимать собираешься?

Вопрос застал Упорова врасплох, что не преминул отметить разговорившийся Никандра:

— Придумать ничего не можешь? Ну, и не майся. Вчера не выпил свою долю, а люди не без глаз — отметили.

— Не было в тех бутылках моей доли: на черенках её, что ли, заработал?!

— У нас — котёл. Вместе решали.

— Выходит, бросил в котёл щепоть, черпай ведром?

Лысый замедлил шаг, продолжая говорить вполголоса:

— Грызун, а он шесть раз бегал, пока ногу не сломали, впрудил тебя мне. Не прямо. Ты же знаешь эту гнилушку: он прямо ничего не скажет, но и я не так глуп, как кажусь…

Зэки остановились без договорённости. Лысого не смутил долгий, сумрачный взгляд Упорова. Несколько секунд они вглядывались молча и напряжённо друг другу в глаза, пока бригадир не закончил коротко то, к чему подводил разговор:

— Ты бежишь, Вадим.

— Это решено, — подтвердил Упоров, успев подумать: «Слава богу, все поверили!»

— Дело хозяйское, — Никандра был огорчён и не хотел скрывать своё состояние. — Из тебя мог получиться настоящий бугор.

Он достал из кармана цветастую тряпицу, вытер взмокшую шею:

— Дорогу загораживать не стану, а чем могу — помогу. Пойдём, мент заждался…

Старшего лейтенанта Упоров узнал сразу: им оказался тот самый офицер, тогда ещё лейтенант, что сидел в зале суда рядом с зеленоглазой Натальей Камышиной и, краснея от собственной смелости, шептал ей что-то на ухо. Она плакала. Он видел её слезы, очень ими гордился в душе. Розовощёкий чекист с широкой полоской усов над тугими приятными губами нетерпеливо вышагивал перед кирпичной стеной здания, где размещалась вахта, обходя повылезавшие из земли травянистые кочки.

— Он, — кивнул Лысый, остановился у доски объявлений, где висели фотографии двух пойманных в очередном побеге зэков.

— Здравствуйте, гражданин начальник! Вы меня вызывали?

Упоров остановился перед старшим лейтенантом, сложив за спиной руки.

— Давно! — обиженно выпалил старший лейтенант, но вскорости остыл, говорил вполне миролюбиво. — Василий Пантелеймонович лично интересовался, как идут у вас дела, Упоров.

Офицер протянул ему пачку «Казбека» и сказал, нервно оглядевшись по сторонам:

— Возьмите.

— Благодарю, гражданин начальник, курить бросил.

— Все равно возьмите, — настаивал старший лейтенант. — Там — письмо от вашей знакомой. Побыстрей!

Зэк взял пачку, сунул в карман клетчатой рубахи и вопросительно уставился на чекиста.

— Так что мне передать Василию Пантелеймоновичу? Начальник управления интересуется, а вы как-то странно…

— Да я, признаться, думать не посмел. Решил — разговор для порядка. Профилактический. Одно можете сказать начальнику управления — доверят бригаду, она будет лучшей.

• Предыдущая
• 58/107
• Следующая