Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице] - Гацура Геннадий - Страница 60

— Ну-ка, — Сергей взял его за плечи и повернул к себе спиной, — да ты расслабься. Вот так.

От резкого толчка в спину Володя подался вперед и, вытянув вперед руки, сделал несколько шагов.

— Ты чего, — в негодовании обернулся он к Николаеву, — а если бы я упал и убился?

— Успокойся, дорогой. Это был всего лишь следственный эксперимент. Теперь я на сто процентов уверен, что кто-то помог попасть Федорову под машину. Не зря он протянул руки, когда шагнул под машину. Это, кстати, совпадает и с показаниями таксиста.

— Итак, вспомните, кто за кем стоял и станьте в той же последовательности, — обратился к комитентам Николаев.

Пока собравшиеся в красном уголке отделения милиции люди пытались вспомнить, кто за кем стоял, Сергей отвел Сокова в сторонку и шепнул:

— Пролезь вперед вместо того, с Кубы, посмотрим, заметят ли они подмену.

Едва Володя встал впереди бабки, как она сразу же на него набросилась:

— Ты куда? Я первая стояла. Передо мной никого больше не было.

— Как это не было? — удивился Николаев. — У меня по списку первая квитанция была выдана не вам, а мужчине.

— Правильно, — встряла в разговор женщина с фиолетовыми волосами. — Первой стояла эта старушка, затем какая-то молодая женщина с электробритвой, но у нее не приняли… Затем старичок с рамкой, но его тоже здесь нет. Он еще спрашивал что-то у оценщика, а тот на него накричал… А впереди никого не было. И вообще этот наглый оценщик не хотел у меня принимать, пока я не сообщила, чья я…

— Так все было? — Перебив ее, обратился Николаев к очереди.

 — Да, да, — закивали все головами.

— Может, кто-нибудь заметил что-нибудь необычное. Может, кто слышал, что спрашивал отсутствующий старичок у оценщика?

— Я слышала, — сказала худенькая женщина в очках. — Я стояла за этим старичком и все слышала. Он просил, чтобы оценщик оставил ему яйцо в желтом бархатном футляре и предложил за это двадцать рублей.

— Ну а оценщик?

Он ответил старику, что это государственный магазин, а не частная лавочка.

— Это ваше было яйцо, — спросил Николаев у стоявшей впереди старушки.

— Да, какое там, — махнула она сухонькой, почти прозрачной рукой. — Оно, милок…

— Постойте, — прервал ее следователь и повернулся к все еще стоявшим друг за другом свидетелями. — Вы свободны. Спасибо, что помогли нам.

Едва дверь за последним свидетелем закрылась, Сергей вновь повернулся к старушке.

— Вы сказали, что яйцо не ваше, так чье оно?

— Мать моя, милок, в восемнадцатом годе возвращалась из гошпиталя, она санитаркой работала, ну и как раз на ее глазах, перед самым домом, мы тогда еще в Питере жили, бандиты напали на мужчину. Патруль подоспел, а они врассыпную, мужчина, которого грабили, тоже бросился бежать. Подстрелили его матросики. Иностранцем каким-то оказался. Утром, милок, пошла моя мать свою сумочку искать, она ее от страха, когда драку увидела, за забор сунула, чтобы не отобрали, и нашла эту коробку с яйцом. Вот с тех пор она у нас была.

— Вы не знаете, продано оно или нет?

— Продали, милок. Сказали, в тот же день продали, а вот деньги, говорят, только завтра дадут.

— А как оно выглядело? Вы не могли бы поподробней описать его?

— Коробочка, милок, такая желтенькая, внутри яичко, в нем розочка, а уже в ней, клеточка с птичкой.

— А надписи там какой-нибудь не было?

— Да я, милок, так не рассматривала, мож, и было что, да я запамятовала.

— Что ж, спасибо вам. Возможно, еще разок придется вас побеспокоить, а пока до свидания.

— Я думаю, надо немедленно арестовывать оценщика, — сказал Соков, едва старушка вышла из красного уголка. — Тут даже ежу понятно, что этот Курлюков здесь главарь. Он организовал преступную группу, которая грабила квартиры с антиквариатом, затем выставляла награбленное под чужими фамилиями в комиссионном магазине. Вполне возможно, если покопаться в квитанциях, мы найдем еще целую кучу таких ламп и прочих ворованных вещей… Что ты намерен делать?

Николаев посмотрел на часы.

— Сначала я схожу к Альбертику, он обещал показать мне перекупщика, отирающегося возле комка.

— Возле чего? — переспросил Володя.

— Комиссионного магазина. Вдруг этот спекулянт знает что-нибудь об оценщике. А потом попрошу совета у более информированных в этой области товарищей.

— Здравствуй. Извини, что опоздал.

— Привет. Ничего, садись, — кивнул Николаеву Альберт и вновь повернулся к молодому человеку в серой куртке с множеством карманов и американским флажком на рукаве. Продолжай, что замолчал?

Обладатель накладных карманов дернул головой и скривил рот в иронической улыбке.

— Мозги можете дурачкам пудрить. Припугнете их, пообещаете, что отпустите, а как только сознаются во всем, — бабах! И засадите на пяток лет.

— Никто тебя не собирается запугивать, а тем более обещать.

— Альберт Артурович, вы же не хуже меня знаете, — перепродажа товара только в том случае образует преступление, если уже в момент покупки преследует цель наживы. Если же я, допустим, как в этом случае, купил себе вазочку для личных нужд, например, поставить свежие цветы, чтоб не завяли, а затем, ввиду того, что в ней отпала необходимость, продал ее, пусть даже по более высокой цене, то я просто-напросто совершил правомерную гражданско-правовую сделку.

— Все было бы так, если бы ты действительно покупал для себя и если бы речь шла только об одной вазочке, — сказал с грустью в голосе Альберт. — Ладно, оставим этот разговор. Тут пришел мой коллега, он хочет задать тебе парочку вопросов.

— Давайте, задавайте, — пожал плечами молодой человек. — Мы теперь люди подневольные. Надеюсь, вы не забудете зачесть это как помощь следствию.

 — Что вы можете рассказать об оценщике антикварного магазина Курлюкове Сергее Ивановиче? — спросил Сергей.

— Ты смотри, — удивился перекупщик. — У него и имя-отчество есть, а то мы его просто, промеж собой, Куркулем звали. Он, зараза, имел «жигуль» и двухэтажную дачу за городом, а сам все «шлангом» прикидывался и в заплатанных брючках в общественном транспорте ездил.

— Откуда у него машина и дача? Чем он занимается?

— О, пустой номер у меня спрашивать. Этот типчик с нами дела не имел. Если с Хеленой, приемщицей из стекла-фарфора, можно было работать, то он наверняка имел где-то такую крышу там, — спекулянт ткнул пальцем в потолок, — на более высоком уровне. Кто мы такие? Шестерки. Подумаешь, за месячишко, если повезет, сотен пять сделаешь. А там людишки крутые, если им десять штук не светит, то они и пальцем не пошевелят.

— А, может, вы случайно знаете, на кого мог работать Курлюков?

Спекулянт, посмотрев на Николаева, криво улыбнулся.

— Не знаю я ничего… Уж лучше я сам себе петельку на шею надену. У них весь магазин такой, все, как на подбор. Деньги на квартиру нужны, а то бы я туда и близко не сунулся. От греха подальше. Не зря же они Куркуля убрали, почувствовав, что вы им заинтересовались.

— Что вы сказали?

— А вы не знаете? Ну, умора! Он с дачи ехал и разбился на своем «жигуленке».

— Вы считаете, что это…

— Ничего я не считаю, — вдруг прервал Сергея молодой человек. — И вообще отвяжитесь от меня. Я вам все сказал, больше ничего не знаю.

— Александров, выйдите за дверь и успокойтесь. Прошу никуда не отлучаться, вы мне еще понадобитесь, — Альбертик встал и открыл окно. — После каждого разговора с подобными людьми мне хочется полностью сменить воздух в кабинете. Да, кстати, ты здорово побледнел, когда узнал о смерти оценщика.

— Знаешь, я к тебе насчет него и пришел. Можно позвонить?

— О чем речь? Пожалуйста.

Прижав плечом трубку к уху, Сергей набрал номер.

— Ян Янович, это Николаев, разрешите к вам зайти?

Прежде всего Сергей рассказал шефу о том, как прошел следственный эксперимент с очередью.

— Выходит, к этому делу имеет отношение оценщик? — спросил майор.

— Да, похоже, на то. Жаль, что мы уже никогда не сможем его об этом спросить.