Без вести пропавшая - Декстер Колин - Страница 34

Он взял лист бумаги и начал писать, и продолжал писать, когда через час зазвонил телефон. Это была миссис Льюис. Ее муж был в постели с высокой температурой. Грипп, решила она. Он был полон решимости пойти на работу, но ее собственные мудрые советы победили. И к неудовольствию мужа, она позвонила врачу. Морс, посочувствовав, дал высокую оценку действиям доброй леди и предупредил ее, что упрямцу, в любом случае, будет лучше сделать, как она ему сказала. Он попытается позвонить по телефону немного позже.

Морс слабо улыбнулся про себя, просматривая свои поспешные рукописные заметки. Они были составлены для Льюиса, и Льюис упивался бы этой рутиной. Филлипсон: билетная касса в театре; проверить ряд и номер; соседние зрители с обеих сторон; проверить, проследить, допросить. То же самое с Тэйлорами и Эйкамом. «Ритс», «Джерико Aрмс» и Лонсдейл-колледж. Опросить людей, поговорить с людьми, проверить и повторно перепроверить, медленно и методично исследовать и реконструировать. Да, как бы Льюис наслаждался этим. И, кто знает? Что-то могло бы выйти из этого. Было бы безответственно игнорировать такие очевидные направления расследования. Морс порвал листы поперек и выбросил их в мусорную корзину.

Может быть, он должен сосредоточить свое внимание на ноже. Ах да, нож! Но что, черт возьми, он должен делать с ножом? Пробегай тут мимо Шерлок Холмс, он непременно вычислил бы, что убийца был примерно ста шестидесяти двух сантиметров росту, имел воспаление локтевого сустава и, вероятно, поедал ростбиф каждое второе воскресенье. Но что он-то должен был сказать об этом? Он подошел к шкафу и достал нож; и, призвав все силы логического анализа, посмотрел на него с концентрированной интенсивностью, и обнаружил, что своим открытым и восприимчивым умом, не достиг абсолютно ничего. Он видел нож – не более того. Бытовой нож; и где-то в стране, скорее всего, где-то в районе Оксфорда, имелся кухонный ящик без этого ножа. Это не продвигало дело ни на один миллиметр, что тут делать? И мог ли кто-нибудь действительно быть уверен, был ли нож заточен под левым или правым углом рукой резчика? Может, стоило попытаться выяснить? В какую глупость все это превращалось. Но, как был принесен нож – теперь это было гораздо более интересной проблемой. Да. Морс отложил нож прочь. Он откинулся на спинку черного кожаного кресла, он снова был готов размышлять о многих вещах.

Телефон снова зазвонил в половине одиннадцатого, Морс резко и виновато выпрямился в своем кресле и посмотрел на часы в недоумении.

Это была опять миссис Льюис. Приезжал врач. Фарингит. По крайней мере, три или четыре дня в постели. Но мог ли Морс столько ждать? Ему не терпелось увидеть больного.

Он, конечно, выглядел больным. Небритое бледное лицо, и голос больше похожий на жабье кваканье.

– Я вас подвел, шеф.

– Вы говорите чушь. Даже не думайте об этом. Будьте хорошим мальчиком и делайте все, что вам сказал знахарь.

– Не так много вариантов с такой супружницей, как моя. – Он слабо улыбнулся, и, опираясь на одну руку, потянулся за стаканом разведенного апельсинового сока. – Но я рад, что вы пришли, сэр. Видите ли, вчера вечером у меня была такая ужасная головная боль, что у меня перед глазами все время рябило – все время вроде волнистой линии. Я не мог хорошо различать вещи.

– Нужно было ожидать, что у вас что-то пойдет не так, если вы больны, – сказал Морс.

– Но я подумал об одной вещи. Вы помните старика с перекрестка Белиш? Ну, я тогда не упоминул об этом, но он вспомнился мне прошлой ночью.

– Да ну, – тихо сказал Морс.

– Просто я не думаю, что он очень хорошо видит, сэр. Я считаю, что именно поэтому он получил удар, который его опрокинул, и я просто подумал...

Льюис посмотрел на инспектора и инстинктивно понял, что был прав, когда попросил его приехать. Морс, медленно кивая, рассеянно смотрел в окно спальни на аккуратно подстриженную полосу травы сада, на клумбы, ухоженные и прополотые, на которых сохранились несколько поздних роз.

Джо был все еще в доме престарелых в Коули, и лежал в постели, наполовину опершись на подушки, его голова свесилась на сторону, его тонкий рот беззубо приоткрылся. Сестра, сопровождавшая Морса к своему подопечному, осторожно к нему прикоснулась.

– Я вам привела гостя.

Джо моргнул, медленно просыпаясь, и посмотрел на них неопределенно невидящими глазами.

– Это полицейский, мистер Годберри. Я думаю, что они, должно быть, поймали того кто вас сбил, наконец-то. – Сестра повернулась к Морсу и улыбнулась приветливо.

Джо улыбнулся и из его рта вырвался старческий смешок. Его рука нащупала на шкафчике футляр, и, наконец, ему удалось нацепить древнюю пару очков на уши.

– Ах, я помню вас, сержант. Рад видеть вас снова. Что я могу теперь сделать для вас?

Морс пробыл у него пятнадцать минут, и понял, как это грустно, должно быть, дожить до такой старости.

– Вы были очень полезны, Джо, и я очень благодарен вам.

– Не забывайте, сержант, перевести часы назад. Это в этом месяце, вы знаете. Так много людей забывают поставить часы назад. Да. Я помню, как однажды...

Морс выслушал его и, наконец, ушел. Возле палаты он снова заговорил с сестрой.

– Он теряет свою память понемногу.

– Боюсь, как большинство из них. Хотя он хороший парень. Он сказал вам, чтобы вы перевели часы назад?

Морс кивнул:

– Он говорит это всем?

– Многие из них, как бы зацикливаются на какой-то мелочи вроде этой. Имейте в виду, что он прав, не так ли?

Она засмеялась сладко, и Морс заметил, что она не носит обручальное кольцо.

«Надеюсь, вы не обидитесь, сестра, если я скажу вам, что нахожу вас очень привлекательной».

Но слова не были произнесены, потому что он не был архитектором, который спал под железнодорожным виадуком, и он никогда не мог говорить такие вещи. Так же, как она не могла. Морс задавался вопросом, что она думает, и понял, что никогда не узнает об этом. Он вынул бумажник и дал ей банкноту.

– Положите ее в Рождественский фонд, сестра.

Ее глаза на мгновение задержались на нем, и он подумал, насколько они нежные и любящие; она ласково поблагодарила его и быстро зашагала прочь. Возможно, Мыс Доброй Надежды был уже недалеко[28].

Часы! Он вспомнил. Это была одна интересная Оксфордская история о переводе часов назад. В церкви Святого Бенедикта были электрические часы, и в течение многих лет в переводе стрелок назад изощрялись и мудрое духовенство, и миряне. Часы украшали северную стену, и стрелки синего циферблата передвигались с помощью сложного рычажного устройства, расположенного позади циферблата, к которому поднимались по узкой винтовой лестнице, ведущей на крышу башни. Проблема была в этом. Никто сразу, манипулируя рычагом за циферблатом, не мог наблюдать последствия своих манипуляций, а стены церковной башни были такими толстыми, что даже помощник с мегафоном, стоящий вне церкви, не мог докричаться до манипулятора. Каждый год, таким образом, один из церковных старост поднимался по винтовой лестнице, чтобы передвинуть рычаг примерно в правильном направлении, затем спускался по лестнице, чтобы выйти из церкви и посмотреть вверх на часы, затем поднимался по лестнице еще раз, чтобы сдвинуть рычаг еще на несколько поворотов, затем снова спускался. И весь процесс повторялся до тех пор, пока, наконец, часы не синхронизировались. Такая длительная и физически сложная процедура просуществовала несколько лет, пока один непримечательного вида кадильничий (считавшийся настоящим мастером кадильно-махательного ремесла), преодолев стеснительность, не предложил священникам отключать предохранитель в коробке питания ровно на шестьдесят минут, что помогло бы сделать часы не только более точными, но и избавить пожилого смотрителя от перспективы коронарного тромбоза. Эта идея обсуждалась в течение достаточно продолжительного времени, и, наконец, была принята церковным комитетом. Она оказалась удивительно эффективной, и в настоящее время стала прочно установившейся практикой.