Целитель - Пройдаков Алексей Павлович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/64
• Следующая

Неожиданно и заманчиво.

– Я никогда не имел дел с театром и даже не представляю, что заключают в себя обязанности завлита.

– Круг обязанностей не очень велик, правда, и оклады у них небольшие, зато интересно, – пояснил Гонтарев. – Обычная литературная работа: прочитать, написать…

– Написать – это проще, – улыбнулся я. – Журналистские дела?

– И они тоже. Ничего сложного. Для вас, по крайней мере. Сумеете как-то выкраивать время от основной работы – справитесь.

– Хорошо, Владимир Сергеевич, я постараюсь.

– Вот и ладно. Возьмите визитку Ермека Толеутаевича и договаривайтесь о встрече. Кто его знает, – добавил Гонтарев. – Может и поднаберете материал для нового «Театрального романа». Или какой-нибудь пьесы?

– Насчет пьесы, Владимир Сергеевич, сильно сказано. Это ж особый вид, чего – даже не знаю. Отображение того, что должно происходить на сцене. Никогда не любил пьесы даже читать. Но насчет театрального романа – это мысль.

Забегая вперед, скажу, что театр дал мне массу всяких впечатлений и хороших и плохих. Отдельно о нём рассказывать не буду – это другой предмет. Но почерпнуто много интересного, узнал актерскую среду – эту особую касту бессребреников, истинно творческих людей.

Но произошло и памятное событие, я познакомился с великим казахстанским актером, ныне занимающим должность директора ТЮЗа Гани Кулжановым, нашим несравненным «Джохой» из сериала «Перекрёсток».

Именно в Русском драмтеатре произошла встреча, назначение которой мне стало понятно лишь спустя какое-то время…

После одной из премьер я стоял в холле, провожая знакомых, которые взялись аккуратно посещать театр, благодаря моим пригласительным.

Проводив последних, вернулся в свой кабинет и стал готовить рецензию для прессы.

Постучали в дверь.

– Войдите, открыто! – крикнул я, не отрываясь от монитора.

– Здравствуй, – услышал я знакомый голос.

Передо мной стояла высокая, полная, даже слегка рыхловатая женщина, одетая во всё белое. Её гладкое моложавое лицо кого-то смутно напоминало.

Всего лишь напоминало.

– Здравствуйте, – ответил вежливо, как завлит. Я посчитал, что это одна из сумасшедших авторов, которые осаждали меня здесь, наперебой предлагая свои «актуальные» пьесы.

– Вы что-то хотели? – также вежливо спросил я.

– Ты меня не узнаешь? – она села в кресло, улыбаясь.

Я вгляделся повнимательней.

– Простите, не припомню.

– Разве я так сильно изменилась?

– А вы ничего не перепутали? – ответил я вопросом.

– Я – она, понимаешь?

– Понимаю, что не «он», – сказал я, теряя терпение. – Что вам угодно?

– Да, ты уже не тот, – сказала женщина, усмехнувшись, и критически меня оглядев. – Ты существенно возвысился над всем этим и уже почти приобрёл необходимый статус. Так было и со мной. Но у нас ошибок не прощают, а я их насовершала достаточно. В результате, не смогла уберечься. Тогда и ты меня не спас. Ты сам был наивен и беззащитен.

– Вы меня с кем-то путаете, – возразил я на её монолог. – Я вас впервые в жизни вижу.

– Тебе знакомо имя «Йен»?

Я вздрогнул.

– Знакомо! – обрадовалась женщина.

– Да, – ответил я, уже взяв себя в руки. – Я очень уважаю произведения Анджея Сапковского. Это одна из его героинь. Ничего более.

– Да, ты мне тогда говорил то же самое, – покивала она головой. – Помню. Ты ведь любил меня, правда?

В самом деле, никогда серьёзно не задумывался, любил ли я Йен. Скорее «да», но любовью не обычной. Она была вестницей, проповедником, учителем, глашатаем новой жизни, разбудившем во мне то, что дремало многие годы. Она стала детонатором, взорвавшим все прежнее; каплей, что переполнила чашу мещанского бытия; но женщиной для меня не являлась.

Не услышав ответа, гостья продолжила.

– Я знаю, что любил. Так пойдем со мной, я научу тебя, как правильно жить и оставаться живым в этом свихнутом мире. Ты поймешь, что важнее всего для человека в нём – это сам человек. Ты ведь не мальчик уже, а? Под полтинник выпирает. Поздно, батюшка, играть в спасение того, чего спасти нельзя. Ты ведь даже толком и не жил, ты все время или пил или работал.

– Вот в чём дело, – сказал я почти разочарованно, и мне это почти удалось. – Всего-то делов.

– Вот именно, – подхватила она живо. – Дела-то какие?

– Так запомните, – сказал я твёрдо. – Йен я никогда не любил, в вашем понимании этого слова. Это было нечто большее. Вы – не она, на том простом основании, что она учила меня другому.

– Понимаю, – опять кивнула женщина. – Не узнаёшь, не надо, но я пришла тебе кое-что сказать.

– Говорите, слушаю, только покороче.

– Короче, – задумчиво повторила она. – Раньше ты предпочитал, чтобы я говорила длиннее. Если совсем коротко, то… Я знаю, зачем ты здесь, и кто тебя сюда призвал. Понимаешь, это – бессовестные люди, которые действуют только в угоду собственным амбициям. Нет никакой борьбы! Нет ни добра, ни зла! Всё – выдумки. Они и тобой воспользуются так же как мной, а потом выбросят на помойку и назавтра забудут твоё имя. Ехал бы ты отсюда, – с тоской сказала она. – Как я теперь жалею, что в своё время начала тебя просветлять. Не надо было этого делать. Жил же ты спокойно. Ты слишком увлекся ролью поборника Света. Ты слишком уверовал в эту игру, но в ней всё направленно только на то, чтобы кому-то обеспечить полноценную жизнь, ценой благополучия других. Сожрут они тебя. Они не пощадили даже великого Макенкули. Где он теперь?

– А что с ним случилось? – переспросил я, тревожно что-то припоминая.

– Он теперь – обычный человек, уже в возрасте и проживёт совсем недолго.

– Хорошо быть обычным человеком. Значит, был не так велик, – с усмешкой ответил я. – Кстати, никогда не понимал, почему он «великий»? Да и мы с ним – по разные стороны, насколько я понимаю. Или нет?

– Не надо издеваться, – сказала она тихо. – Я вполне серьёзно. Жил же ты спокойно.

– О моем спокойствии раньше надо было думать. Да и какая вам забота? Сами-то вы, если это вы, вон как раздобрели. Видно, хорошая жизнь у вас? Хорошая, не надо ездить по городам и весям, жить, где попало, питаться через раз. Людей исцелять потребность отпала напрочь? Люди здоровы и в ваших услугах больше не нуждаются. Нет больше Целителей Мира! Все стали обычными людьми.

Я почти стал кричать, но вовремя остановился.

– Вы – не она. Она исцеляла людей, а вы… Я даже не знаю, на что именно вы способны. Жалкая актриса! Не в театре будет сказано…

– Несчастный, – прошептала она. – Тебе хотят лучшего. Уезжай ты отсюда. Если сам не уедешь, тебя увезут на твою милую родину в деревянной упаковке, – добавила хищно, и в глазах полыхнул адский огонь. Но тут же погас.

– Мне пора домой, – сказал я категорично. – Не уйдете сами, вызову охрану.

Женщина ушла, тяжело неся свою фигуру и виновато оглядываясь.

Все-таки её лицо было мне знакомо. Это не давало покоя, пока не вспомнил, где его видел. На фотографиях, которые показывала Йен, была именно она. Еще до того, как стала Целителем. «Внутренние перемены отразились на внешности», – вспомнилось печально.

Это было её лицо. Внешность легко копировать.

Но второй Йен просто не существует.

«Боже, даруй мне просветлённость, чтобы принять то, что я не могу изменить, мужество, чтобы изменить то, что я могу, и мудрость, чтобы увидеть разницу; дай мне жить сегодняшним днем, радуясь каждой минуте, принимая трудности лишь как тропинку к миру; дай мне принимать этот мир таким, какой он есть, а не таким, каким бы я хотел его видеть; дай мне верить, что ты всё устроишь так, как надо, если я повинуюсь твоей воле, дабы я мог быть по-настоящему счастлив в этой жизни и в высшей степени счастлив в будущем».

_________________________

Боже, просветленье мне даруй

То принять, что изменить не в силах,

Мужество – исправить, что смогу,

Мудрость, чтобы разницу постигнуть.

Дай заботы нынешнего дня,

Радости от их предназначенья, —

• Предыдущая
• 41/64
• Следующая