Целитель - Пройдаков Алексей Павлович - Страница 56

• Предыдущая
• 56/64
• Следующая

«Пройдя земную жизнь до половины, я оказался в сумрачном лесу…» Прав великий Данте. Лес сумрачен и опасен для того, чья душа полна сомнений, кто за каждым дубком видит реальную угрозу. Мне, выросшему в лесостепной части Северного Казахстана, всегда был ближе лес. Я им бредил, часто видел сны о лесе и реках, вдыхал влажные запахи близких мне стихий. Степь прекрасна, особенно весной, но не отражает славянской души, она близка и по-настоящему понятна только степняку.

События последних дней настолько ошеломили меня, что… В общем, обычный дурной сон или больной бред уже казались мне весёлой детской сказкой. Вчера у меня было всё: жена, дети, квартира. Сегодня я оказался без ничего, одинок и в съёмном жилище. Я часами лежал на диване, пытаясь осознать и оценить ситуацию, вобрать в себя необходимость момента и отсечь ненужное. Но голова постепенно стала отказываться соображать, а квартира постепенно превращалась в огромный капкан, из которого не выбраться…

Я испугался. Вскочил на ноги. Попытался вдохнуть полной грудью и…

… Очнулся от того, что мокрая ветка хлестнула по лицу. Я был в лесу. Шёл по узенькой тропинке и глядел вверх, пытаясь определить, какое из деревьев толще и выше.

Нет, это не юг, молдавские и украинские леса я изучил достаточно, чтобы путать с другими. Скорее всего, это была северная Россия. Березы большие и кряжистые, ели мохнатые с могучими лапами. Были и другие дерева, но я не знал их названий, потому даже не пытался определить.

Я шел вперёд, вроде бы просто гуляя и вдыхая терпкие, свежие и насыщенные новизной запахи.

Этот лес казался бесконечным. Солнечные лучи едва пробивались через плотный шатёр ветвей, было сыро, но тепло. Остро пахло грибами и земляникой. Шелковистая трава тихой струёй очищала мои грязные туфли.

Но чем дальше шел, тем труднее становилось. Сосны, ели вперемежку с густым березняком, рябиной, осиной и ольшаником образуют непролазную чащу. Шиповник и смородина, малина и можжевельник густо заполняют все тропинки, все полянки. Кучи валежника, гниющие пни и стволы упавших деревьев на каждом шагу преграждают путь. Угрожающе наклонились, держась на ветвях собратьев, лесные великаны, поваленные ветром.

Топи, болота, озера и речки заполонили леса. Проехать здесь вовсе невозможно, пешему пройти трудно.

Озера, постепенно зарастая травами, камышом, водяными лилиями, плавучим рдестом, покрываются толстым, но дырявым ковром, сплетенным из болотных растений. Медленно наращивая толщину, мохнатый ковер превращает озера в зыбучие топи. Дыры в таком ковре, заштопанные зелеными травами и яркими цветами, – колодцы, уходящие в озерную глубь. Горе попавшему в такое болото: редко, очень редко удается человеку живым унести ноги.

Дремучий лес хранит себя от нескромных человеческих глаз.

Я шёл в Лесную Обитель. Шел, зная, что меня ждут. Я легко и свободно проходил все магические посты, силовые барьеры, бесчисленные ловушки по той простой причине, что меня беспрепятственно пропускали.

Я пытался представить…

… Там как будто другой мир. Там останавливается мысль, будто заходишь в Святую Церковь… Там ощущаешь мощный поток Любви и он не просто льется, а разливается энергией по всему пространству, а внутри него прозрачный шар, который сейчас разорвется от Света.. И ощущение такое, что у тебя всё еще есть шанс, ощущение безграничности Вселенной и того, что больше жизни.

Там начинаешь верить в то, что живешь не зря, и никого, уже никогда по-настоящему не потеряешь.

Жизнь без потерь, каково?

И недолгая разлука с близкими людьми, когда они умирают, здесь уже не кажется безысходной. Причина проста: пока мы есть, они живут в нашей памяти; когда умираем, идем на встречу с ними. Да и о самой смерти, как таковой, здесь думается иначе. Представьте себе нечто фантастическое: у вас ничего не болит, вам не нужны дома, квартиры, деньги; вам не хамят на улице… А знания, стремления, связь с другими мирами и душами ближних, – всё это остаётся навсегда, по заложенной в нас сути.

Отсрочить бы хоть на немного гибель мира. Пускай его несовершенство проявляется всегда, везде и во всём, еще более усугубляя и без того траурную картину человеческого бытия: жалко людей! Жаль… Ах, если бы мы трудились не только ради корыстного удовлетворения собственных амбиций; если бы мы презирали личное благоустройство… Или, хотя бы, не ставили его превыше всего.

Как много этих «если бы». Но Земля пуста, несмотря на обилие городов, и пуст человек…

И только в этих местах, чутко улавливая отдаленные звуки угасших цивилизаций, погибших звезд и похожих миров, начинаешь пламенно верить в то, что жизнь суща не только на земле! И разумен не только человек! И далеко не каждый человек – венец творения, вершина эволюции.

О, Создатель, ведал ли ты, что творил?

Я шел уверенно, точно зная, что нужен, и не просто кому-то отдельно, но – всем. Я шел к подвигу во имя человечества. И об этом думалось не пафосно, а так, будто речь шла об очередных строчках…

Такая мысль захватила меня и уже не отпускала. И всё двигалось как будто гладко.

Но вот вокруг меня стали рождаться и слышаться посторонние звуки: трава под ногами не шелестела, а шипела, старые ветки не скрипели, а порыкивали. И за болотным туманом поднимали безобразные головы жуткие очертания. Ожидалось нашествие зверей… В душе медленно, но цепко селилась леденящая тревога.

_________________________

– Скажи, когда и в какое время ты свою конкретную семью променял на абстрактное человечество? – тихо сказал Некто, выходя из тени огромного кедра. Контурами видение напоминало жену (теперь уже бывшую). Но было с размытыми линиями. Они – то достаточно четко проявлялись, то вновь уходили, оставляя только огромную кляксу. Но голос был не чужим, голос был ее.

Она криво, как-то нехорошо улыбалась, наступая на меня.

Я сразу понял, что означает сие.

– Когда Слово, именно Слово, которым всегда гордился, говоря, что владеешь им, ты стал подменять делом? – продолжила она. – Нехорошим делом, добавлю к этому. Ну, писал ты свои стишата, крапал свои прозы, да и ладно, никому это не мешало, хотя, впрочем, и лучше жизнь ни у кого не делала. Но ты поверил в то, что писал. А поверив, стал упорно стремиться к тому, во что поверил. Ты несколько раз обдурил себя, заодно поставив и нас в безвыходное положение! Проиграл ты жизнь свою… Дом свой ты тоже проиграл. Вот скажи, когда свой, пусть и недостроенный дом, ты заменил на чужие, неприятно пахнущие квартиры? Вспомни, сколько мы с тобой мечтали об этом доме, как планировали комнаты: здесь будут дети, там будут внуки… А теперь? Что ты молчишь? И рухнет твой дом, и на его месте будет зиять глубокая яма?

Выдав всю эту тираду слов буквально на одном дыхании, она пристально посмотрела на меня и осведомилась:

– Ты скажешь хоть слово в своё оправдание?

– А зачем?

– Что значит зачем?

– Ты пришла сюда с готовой речью. Думаю, приговор тоже кем-то написан… Но не понимаю, что ты еще можешь сделать? Развод уже стал фактом нашей биографии. Кстати, с этим не совсем понятно, куда надо было так спешить? Кто подгонял? Или всё просто объясняется: мне сделать больнее?

– Ой, не надо! – махнула она рукой. – Проходили мы это. Ты всегда мог всё повернуть так, что целый мир у тебя виновен, один ты – святее святых. Сейчас особый случай и скажу тебе, что развод – это еще не признак конца семейной жизни, а только некоторые препоны на ее пути. У нас дети, скоро будут внуки.

– Да, будут, – подтвердил я с тоской. – А ты хоть когда-нибудь подумала, а будет ли еще этот самый мир для наших внуков?

– А что мне, вместо развода, оставалось делать?! – закричала она, и эхо гулко понесло её крик по лесу. – Я больше не могла так жить, – сказала тише. – Иначе бы просто сошла с ума. А дети бы остались без всякой поддержки.

Свистнула невидимая птаха, и следом за ней всё вокруг разразилось недобрым птичьим пением.

– Прошу тебя, – продолжала она, – прошу, откажись ты от всех этих бредовых идей. Не мы защищаем мир, а он защищает нас. Вернись, работай… Забудь всё это, забрось свои строки, откажись от Слова, которое досталось тебе не как Дар, а как проклятие твоей семьи!

• Предыдущая
• 56/64
• Следующая