Целитель - Пройдаков Алексей Павлович - Страница 57
- Предыдущая
- 57/64
- Следующая
– Не проклята моя семья, – ответил я живо, – она станет жить и благоденствовать и без меня.
И вдруг спросил, пристально вглядевшись в ее глаза:
– Долго готовили этот фантом?
– Не понимаю, – ответила она. – Опять юлишь?
– Ты кто? И зачем пришла? Какие капканы вы мне приготовили в очередной раз?!
– Совсем не понимаю, – бойко отвечала она. – Уже на всю голову ужаленный?
– Вы хотя бы с ее лексиконом ознакомились, мать вашу так-то!
Она юркнула за дерево, и оттуда крикнула:
– Дураком был, дураком и подохнешь! Запился насмерть, жены не узнает…
– Да моя бывшая жена таких слов и таких речей в жизни не произносила! Плохо готовились, не грамотно вышло. И уговаривать меня она никогда не стала бы!
Поискал – исчез фантом. Страшно быть перестало, только тоска и сожаление…
_________________________
Спазма перехватила горло, слёзы хлынули из глаз, я просто перестал дышать. И почувствовал неожиданный, но довольно сильный удар по спине. Обернулся – мама. Стоит, слепо щурясь и тускло улыбаясь.
– Подавился, что ли? – спросила она. – Помню, в детстве ты ел сливы и подавился косточкой. Аж синеть стал… Чего мы только не делали и били по спине, по затылку… Потом перевернули головой вниз и стали трясти. А тебе никак не лучше. Забегает покойная свекровь и ка-ак врежет тебе по загривку, косточка и вылетела.
И она засмеялась, чуть трясясь своим высушенным болезнями и возрастом телом.
Просмеявшись, сказала.
– Вот, что я тебе скажу, сынок. Ты идёшь своей дорогой и иди. Не сворачивай. Мне много лет, я скоро умру, и я уже предчувствую, что будет там, вижу сны иногда… Там хорошо. Тот свет и этот между собой соединены. Рухнет этот, рухнет тот, и тогда всем станет плохо, и на том свете, и на этом.
Всю сознательную жизнь мама проработала учительницей русского языка и литературы. Назидательность – ее нормальный образ. Вот и сейчас она словно вела урок в школе.
– Послушай меня хорошенько, мой взрослый, умный, но исстрадавшийся сын. Ты счастлив, да, ты счастлив, ты оказался в числе избранных. Отойдёшь в сторону, нормально не примут ни те, ни эти. Вот тогда ты станешь пустой душой. Не надо. Ещё в Библии сказано: «Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдёшь его». Вот и отпускай свой хлеб, чтобы потом его же и встретить. Не воспринимай этот Дар, как некое проклятие, прими его с благодарностью и воздастся тебе, и всем твоим близким. Ты опасен для Тьмы, потому что она пытается тебя отговорить. И враги твои – могущественны… Они могут насылать образы вместо дорогих тебе людей.
– Мама, а ты это действительно ты? – спросил я, отступая.
– Любой образ можно заменить, изменить, лишь образ матери родной всегда останется неизменным. Никто не сможет его скопировать и выдать за оригинал, ибо мать – это душа и сердце… Не волнуйся, я – это я.
– Тогда ты должна чувствовать, как мне плохо?
– А кто же ещё может лучше почувствовать своё дитя, как не мать? Помни, я с тобой. И каким бы ты ни пришел ко мне, я всегда тебя приму, обогрею и накормлю.
– Спасибо, мама.
– Знаешь, они ко мне приходили, убеждали, что тебе Там не место, что ты – обычный человек. Нет, ответила я, он – человек, владеющий Словом. Уже потому не обычен. А если ещё избран в Служение Свету, я этим только горжусь.
– Кто они? – встревожился я не на шутку.
– Я знаю кто, – почти равнодушно ответила мама. – Такие же как ваши, но – другие… Не люди были это.
– И что ответили?
– А-а, – мама махнула рукой, – погрозили, попугали…
– Мама, они ведь на такое способны! Ты не понимаешь.
– Это ты не понимаешь сердца матери! Всякие штучки-дрючки тебе ведомы, а вот это никакая наука не объяснит. А это и есть Свет Жизни. Я – старый человек, мне всё равно скоро умирать. Мне бы только оказаться там побыстрее, а уж мой старик – твой отец – не даст меня в обиду. Поэтому я тебе и говорю: иди своей дорогой, я с тобой. А если что, подскажу, предостерегу.
– Спасибо, – ответил я озадаченно. – Но под силу ли тебе это?
– Запомни, духовно я намного сильнее, чем все вы – мои дети – думаете. Я одно своё дитя уберегла от верной гибели, и тебя уберегу, – улыбнулась мама. – Мне многое ведомо. И всё, что с тобой происходит я, если и не знаю точно, то догадываюсь. А насчёт брата своего… Да ты сам его спроси…
Я повернулся, чтобы сказать ей, как благодарен и признателен, но, увы, она исчезла.
И я пошёл дальше, вступая в непролазные чащи, как в густой туман.
_________________________
– Ты маме верь, – раздался голос старшего брата. – Она действительно уберегла меня от верной смерти.
Он сидел на пеньке и глядел на меня в упор. Взгляд был серьёзен.
– И твои способности тоже прилетели не ниоткуда, а достались от нашей прабабушки, она была вещуньей…
– Скажи, брат, что с тобой тогда могло произойти?
– Ты же знаешь, как я люблю горы. А в тот год выдавалась возможность сходить на Западный Тянь-Шань, да еще почти бесплатно, – стал рассказывать брат. – Я тщательно собрал всю снарягу, упаковался… Приезжает мама из Астаны. И чуть ли не с порога бухается на колени, плачет и умоляет в горы не ходить. Я вначале жутко рассердился, потом вслушался… Естественно, она в горах не бывала ни разу, а так подробно описала страшную снежную лавину, да с такими подробностями! Сон ей приснился. Я содрогнулся и не поехал. Мой друг Миша Виноградов тоже остался.
– А потом?
– А потом по телевизору передали, что вся группа, в которую мы должны были входить, погибла под снежной лавиной… И это – неоспоримый факт. Знаешь, я иногда спрашивал себя, особенно по молодости, за что я – уже в достаточно взрослом возрасте – полюбил альпинизм и скалолазание. Сейчас я готов ответить. Схоже с жизнью нашей. А уж она – сплошное восхождение на крутую стену, иногда с отрицательным уклоном. Карабкаешься по ней, то хватаясь за природные выступы, то забивая крючья, а то виснешь и беспомощно болтаешься на страховке. Худо, если она обрывается… Или ты вовремя забыл позаботиться о ней, тогда – срываешься и гибнешь.
Он немного помолчал, потом добавил:
– Знаешь, меня иногда посещает мысль, что наша мама всегда обо всём всё знает!
– А ты сейчас пришёл, чтобы рассказать мне эту историю, или тоже станешь меня отговаривать? В моих деяниях меня может оправдать только то, что всю свою жизнь я, презирая собственное благополучие, боролся с темными силами, способствуя Свету. Других оправданий нет. Другие оправдания бессильны…
– Я всегда был старше тебя, – горько ответил брат. – А ты всегда был глуп по отношению ко мне. Иди, брат, прямо и обретешь свой путь! И не сомневайся во мне никогда.
– Спасибо, брат! Прости меня – сразу и за всё…
– Давно простил, – ответил он. – Иди дальше, но гляди под ноги.
Впереди плотная стена леса, позади тоже, поляна исчезла, и я опять остался один в непроходимой чащобе. Казалось, идти больше некуда. Но, понемногу разглядывая, я увидел, что передо мной не лес, а огромная, сложенная из массивных брёвен Стена.
Высота её терялась в облаках.
Я крестообразно развёл руки в стороны и припал к Стене всем телом.
И мне стало тепло.
И лёгкими толчками в моё сознание стали вливаться мелодичные звуки, которые сплетались в воздушную мозаику.
И в ней были все основные знания человечества – языком понятным для каждого.
Но чувствовал, что за спиной…
3
… Меня осторожно трясли за плечи.
– Может водичкой взбрызнуть? – услышал я голос Сергея.
– Я тебе взбрызну, – грозно ответил Новосёлов. – Серёжа, я зачем тебя к нему приставил? А? Я тебе сказал, при малейшем ухудшении состояния, вызывать меня. Меня, а не скорую помощь! И вот он без сознания, неведомо сколько, а ты его только обнаружил. Ты знаешь, сколько времени он без сознания?!
– Нет, Юрий Тимофеевич.
– Хорошо, хоть не врёшь.
Новосёлов наклонился и увидел мои открывшиеся глаза.
- Предыдущая
- 57/64
- Следующая
