Целитель - Пройдаков Алексей Павлович - Страница 59
- Предыдущая
- 59/64
- Следующая
– Дедушка, не надо так скорбеть, он ведь простил тебя давно…
И было мне видение с папой… Я хорошо запомнил его окончание.
«Кто-то, не отец, уходя, потрепал меня по плечу. Прошелестели слова: «Как-нибудь, когда-нибудь мы схлестнёмся в чудесном краю». Одно из его любимых слов – «схлестнёмся». Это был Иван Головин. И мне стало ясно, почему он приходил с папой: ему всегда была небезразлична моя судьба, он считал меня поэтом, признавал во мне Дар.
Они встретились там, потому что уважали друг друга здесь. Их уход из этой жизни произошёл почти в одно и то же время. Отец попросил за меня? Значит, Иван простил на самом деле.
Но откуда было знать об этом крохе? А ведь точно знал!
Видимо, ему хорошо передались паранормальные способности, которыми обладала его мама, она могла видеть духов. Этим же, с недавних пор, отличалась и моя дочь. Ничто не приходит просто так, всё влечёт за собой продолжение.
… Он пришёл издалека. Взгляд чист и ясен, аккуратно причесаны соломенные волосы, одет в любимую светлую рубаху и чёрные брюки.
– Здорово, братка, – сказал отрывисто, но приветливо. – Как живёшь-то?
– Да живём помаленьку, – ответил я, протягивая руку. – Как ты?
– Да в порядке, – ответил Иван. – Заглянул на огонёк. Можно?
– Да, – горло перехватило рыданием. – Конечно, будь дома, проходи, располагайся…
– Что с тобой? – спросил он удивлённо. – В себе ли?
«Окающий» вятский говорок, резкие движения, будто всё время настороже. Несомненно, это Иван. Но я ведь понимал, что этого быть не может.
– Ваня, – сказал я, – ты ведь недаром пришёл. Ты мне даёшь возможность исправить тот случай?
– Какой случай? – весело переспросил он. – Всякие бывали случаи, и будут ещё всякие. Ты знаешь, я не памятен на такие вещи. Многие меня пинали и гнали, а теперь я чист, абсолютно спокоен. И тебе советую забыть о том худом, что происходило, а помнить только хорошее. А ведь и оно было, особенно в первые годы жизни со Светланкой. Я так её любил, что даже дочери дал такое же имя…
– Я помню это время.
– Правда, потом всё порушилось, стало неродным и незнакомым, и виной всему я сам, – вздохнул он. – Вымаливал прощение… Но как его вымолишь, если жизнь её я покалечил основательно?
– Она давно тебя простила, а дочь тебя любит и помнит до сих пор.
Горло перехватил спазм.
– Ваня, у тебя такой замечательный внук!
– Я знаю, – сказал он, и лицо мгновенно осветилось. – Да, братка! Я всё теперь знаю… Самое поганое во всей этой истории именно то, что я понимал, как ей со мной плохо и сознательно шёл на все эти нелады, чтобы появилось основание со мной расстаться.
Он легко встал с кресла и прошелся вдоль комнаты.
– Неправедно жил я, Лёшка, ой, неправедно! Как тяжко порой бывало мне! Да что теперь-то об этом? В том срубе прежний Иван исчез навсегда… А чуть погодя и батька твой пришёл, и со своими стариками я там встретился. В смерти мы становимся едины, в жизни, к сожалению, это невозможно.
– Я тебе верю.
– Переночевать-то пустишь? – хитро улыбнулся Иван. – Целая вечность прошла с тех пор.
– Как сказал один умный человек: Вечность – это не так уж много. Но всю эту Вечность…
– Не надо, – ответил он. – Я вижу и осознаю. Пустое. Забудь. У тебя есть, над чем подумать, потому лишние волнения не обязательны.
Он провёл раскрытой ладонью у меня над головой. Вспыхнул короткий огонь и тут же погас.
– Теперь полегче тебе станет, – сказал Иван. – А мне пора. Прощевай!
Опять перед глазами полыхнула огневая завеса.
– Тебя с собой не зову, рановато еще, да и здесь на тебя кое-кто серьезно рассчитывает, – донёсся голос, как будто во мне. – Но если бы ты знал, как там хорошо: злобы нет, ненависти нет, завистливости и предательства нет… Настоящий человек там живёт. А здесь он только сражается. Удачи тебе в бою!
Видение ли было? Сон? Но с тех пор уже «жжение» стало постепенно угасать, превращаясь в обычную болевую точку.
«Мы отправляемся в страну удивительных отражений, абсурдного и парадоксального, перевернутого и мерцающего. Точка зрения «или-или», «да-нет», «светлый-темный» теряется здесь в единственной форме «всё возможно». Поэтому мы связываем сегодня волшебство с обманом, с введением в заблуждение и трюкачеством. На самом деле эти обманы являются лишь обманами нашего ограниченного сознания».
Хольгер Кальвайт
ВСТУПЛЕНИЕ 12
В плену стихий… Когда дерзновенно и завораживающе они вторгаются в наше бытие и притупляют сознание; когда звучат немолчным стоном, исторгая пугающие мелодии, и ты невольно начинаешь понимать, что попал в какую-то дурную стихию, либо совсем не понимаешь: где ты? Летают по небу клочки снега, властные порывы ветра распоряжаются ими, швыряя в поздних прохожих и норовя залепить глаза.
Мысли начинают сбиваться с привычного хода, тоненький свист медленно заволакивает содержимое головы.
Не спотыкаться, не вихлять, просто осознавать происходящее.
Невозможно.
Ход жизни несоизмерим с желаниями человека, иначе во всей Вселенной станет происходить то же самое, что наполняет несчастную Землю.
Перед нами – темнота, за нами – полумрак. Как двигаться вперед?
Во тьме – тёмным, в буйстве – сумасшедшим, в горниле – обжигающим?..
Не всё так просто, не всё укладывается в привычные рамки. Мы – лишь гости, хамоватые гости, которые вдруг решили, что малое может овладеть большим, что земля попала во власть человека.
Суета и тщетность – вот истинный удел человеческого сознания.
В прежнем мире было не так страшно жить, мы не обладали той информацией, которой обладаем теперь. И ее с каждым днем всё больше и больше, она заволакивает все прочие увлечения, говорим мы теперь только о деньгах, о мировых кризисах, о проблемах и преступных деяниях, которые как страшные монстры выползают из телеэкранов.
И так будет теперь всегда, пока миром правит капитал, пока блеск золота затмевает красоту и грацию, духовность и непротивление…
Тщетность и суета.
Мы бессильны. Каждую секунду на земле совершается зло. Оно властвует повсеместно, завоёвывает новые позиции. И кто бы мог подумать, что на пути к своей победе Зло окажется именно тогда, когда уничтожит саму «империю зла». Парадокс.
Пока была какая-то человеческая цель, пока человек меньше думал о материальном, можно было двигаться вперед, совершенствуя человеческие навыки. Теперь над всем стали превосходящи навыки кровожадных зверей, режущих налево и направо всех, кто случайно окажется рядом. Мы – пещерные дикари в мире технических инноваций. Мы – уголовники, случайно оказавшиеся на территории детского пансионата.
Отзвучало незабвенное «человек – это звучит гордо!» – отзвучало.
«Горе побежденным!» – вот современный лозунг.
Нет ужасных преступлений, деяний, подлостей и предательств, которые бы не совершил пресловутый «гомо сапиенс». Теперь он «гомо барбарианс», потому что в стремлении жить получше он шагает по головам и по трупам себе подобных. Он старается выжить, несмотря ни на что. А не надо ему выживать. Не надо дальше жить обреченному и приговоренному, – его час настал. Он уже мертв. А мертвое тянется только к мертвому, и живым от него никакого проку.
Да и что толку быть живым на земле? Здесь находится ад. Не под землей, а именно на ее поверхности, именно там, где живет человек. Человек человеку – враг. Это закон капитала. Вспомните закон строящегося социализма, и увидите огромную разницу. И разница эта была крайне популярна среди простых людей, потому что идеология и официальная политика была за них, а не против…
До чего мы дожили? А до чего еще доживем, пока физически не умерли?!
Нам поздно бояться, а вот за детей и внуков – страшно.
Нельзя заказать погоду, нельзя повернуть время вспять, нельзя заглянуть в другое измерение… А ведь это – обычное дело. Но не для нас. Мы – умалишенные в палате для хронически страдающих нервным расстройством.
В тишине – тихим, во спокойствии – умиротворенным, в источнике – освежающим.
- Предыдущая
- 59/64
- Следующая
