В тени луны. Том 1 - Кайе Мэри Маргарет - Страница 53

• Предыдущая
• 53/98
• Следующая

Алекс прошел по узкой каменистой косе, которая врезалась в джиль, опустился на кочку сухой травы спиной к воде и, достав из кармана листочки бумаги и щепоть табака, ловко свернул две самокрутки. Этому искусству он научился во время Крымской кампании. Покончив с этим, он передал одну самокрутку Ниязу, присевшему рядом.

Нияз зажег серную спичку о каблук своего башмака, и они закурили, медленно выпуская изо рта после каждой затяжки порцию дыма. Сгоревшая спичка полетела в спокойную, как зеркало, воду.

— Здесь нас точно никто не подслушает, — одобрительно заметил Нияз. — И никто к воде не подойдет незамеченным. Со спины — озеро. Приблизиться можно только по берегу, но на берег мы как раз смотрим. Хорошее местечко, ничего не скажешь.

Он сделал сильную затяжку, глубоко забрал дым в легкие и медленно выпустил его через ноздри. Вечер был очень теплый и спокойный. Время от времени они слышали только слабый плеск воды в десятке ярдов от себя, когда бока заходящему солнцу хотела подставить какая-нибудь проворная рыбешка, кряканье речных птиц в камышах да шелест небольшой змеи, которая прокладывала себе дорогу в сухой траве.

Алекс многому научился у Востока, в частности, терпению. Он сидел молча, расслабившись, наблюдая за тем, как удлиняются вечерние тени, как спокойно поднимается в неподвижном воздухе дым от самокрутки, и ждал. Он знал, что Нияз все равно заговорит только тогда, когда сочтет нужным. А пока можно было наслаждаться покоем и вдыхать знакомые ароматы индийского вечера, наблюдать за яркими отблесками зацепившегося за верхушки пальм заходящего солнца. Какой замечательный закат! Зрелище просто необыкновенное, особенно для тех, кто живет на Западе.

Наконец Нияз раздумчиво проговорил:

— Я сделал все, что ты просил. Я взял отпуск, сел на коня, как и подобает риссале[21], и отправился навестить родственников в Оуде, Роилкенде и Джанси. От них я много чего узнал. Покончив с этим, я спешился и дальше шел пешком. Уже не как Нияз Мухаммед Хан, солдат кавалерийских частей Компании, а как Рахим, никчемный человек, бродяга без роду без племени. Я прошел дорогами родной илаки[22], взял направление на север и побывал в сикхской Лудиане, затем нанес визит в Бенарес, который находится в руках нечестивцев. Пошел на юг и попал в Бурдван. Во время своих странствий я держал ухо востро и много чего услышал на базарах и на ночных привалах на дороге…

Он сделал паузу, чтобы несколько раз как следует затянуться. Закатное солнце окрасило его лицо яркими красками, и стало казаться, что на нем — маска из полированной бронзы. Потом он продолжил:

— Так вот, ты прав, брат. Затевается дьявольская заваруха. Только на этот раз эпидемия не будет локализована в каком-нибудь одном месте, не затронув другие. На этот раз инфекция распространится на север и на юг, ибо на этот раз ее переносчиков будет намного больше. Этот мор понесут по стране все! Даже эти наши кучеры дак-гари! По всей Индии, во всех деревнях заговорили о знамениях с неба, о чудесах, о пророчестве — о «Ста Годах».

— Все это разговоры, — лаконично ответил Алекс, не спуская глаз с высоко летящего гарганийского чирка, который казался маленьким темным пятнышком в спокойном небе.

— Правильно, разговоры. А где ты видел беду, которая начинается иначе? Впрочем, на этот раз речь идет не только о разговорах. Ты не помнишь тот год, когда английское правительство приказало армии идти на Кабул? Тебя еще здесь не было. Так вот, среди индусов в армии стало накапливаться недовольство после того, как войска форсировали Инд. Все помнили и рассказывали друг другу историю другого похода. Тогда раджа Маун-сингх также переправился через эту реку с большой армией, намереваясь затеять войну с афганцами. Он еще сказал всем, что индуистская религия не распространяется дальше Инда и что это плохо. Он выстроил на противоположном берегу храм и приказал всем брахманам оставить в нем свои священные нити, которые являлись символами их касты. Так вот, когда армия Компании подошла к Афганистану, наступили холода. Такие холода, которых невозможно было себе представить. Солдаты не имели возможности совершать омовения перед принятием пищи, нарушая тем самым древний и священный обычай. Они были вынуждены одеваться в поштины[23], поскольку стояли лютые морозы и непрерывно валил снег. А ведь уважающий себя человек никогда по своей воле не коснется шкуры мертвого животного! Словом, когда армия вернулась в Ферозепур, солдаты-индусы обнаружили, что их соплеменники не желают общаться с ними и говорят, что они стали отщепенцами, что они замарали себя. Мусульмане также были разгневаны тем, что Компания заставила их воевать с единоверцами, что запрещено Кораном.

— Я все это знаю и слышал, — терпеливо проговорил Алекс. — Все это старые песни. Конкретнее есть что-нибудь?

— Конкретнее? Пожалуйста: среди сипаев растет недовольство, жажда отмщения. Эта старая их печаль, которая до поры до времени дремала, а теперь вот проснулась и снова становится предметом разговоров. Они говорят, что Компания унижает их достоинство и делает их отщепенцами в родной стране. Потеря касты для индуса — вещь очень тяжелая. Именно это они и приписывают Компании. И железные дороги, и телеграф, и больницы, не говорю уж о тюрьмах — все это, по мнению сипаев, есть всего лишь хитроумные орудия для уничтожения касты. А глупости вроде миссионерского движения только подливают масла в огонь. Миссионеры и офицеры Компании постоянно твердят индусам о том, что их обычаи и традиции — от лукавого и должны быть уничтожены. Возможно, это так, но и обычаи, и традиции имеют глубокие корни. Компания хочет срезать стволы и думает, что на этом все закончится. Как бы не так!

Нияз аккуратно взялся за остаток самокрутки, сделал глубокую затяжку и стал медленно выпускать дым через нос. Алекс сидел рядом и молчал. Нияз, в сущности, до сих пор не сказал ему почти ничего, чего он и так не знал. Впрочем, Алекс решил не торопить своего друга.

— В Индии есть такой древний обычай, — продолжал между тем Нияз. — Если у человека нет наследника — сына, он вправе взять в дом чужого, усыновить и сделать из него своего преемника. Нечестивцы верят в то, что сын — родной или нареченный, неважно, — избавляет своего отца от ада, который они называют Пат. Если нет сына, который позаботится о похоронах отца, тогда тому не видать вечного блаженства. Так говорят нечестивцы. Поэтому их священники и законники всегда разрешали усыновление чужих детей в семье, где некому продолжать мужскую линию. И вот откуда ни возьмись появляется приказ Компании, в котором говорится о том, что если в родовитой семье нет кровного наследника, отец не имеет права передавать свои земли и титул приемному сыну. Вместо этого вся собственность переходит к Компании, а род со смертью отца прекращается. Таким способом Компания завладела уже не одним состоянием и из-за такой политики не один славный род уже навечно канул в Лету, превратился в прах…

Голос Нияза постепенно приобрел плавные, напевные оттенки. Зрачки его глаз увеличились, словно от наркотического воздействия табака. Казалось, он забыл сейчас о том, что сам является мусульманином, а не индуистом, и помнит только о том, что Индия — его родина.

— Сатарах… Нагпур… Самбалпур… Величие этих имен — уже история. Раджи Сатарахи происходили от Шиваджи, основателя империи Махратта. Они не совершили никакого преступления перед Компанией. Вся их беда была в том, что у последнего раджи не родилось сына. У них отняли их состояние. То же самое стряслось и с Пейшва. Нана Сахиб унижен несправедливым отношением к нему Компании, которая отказала ему в том, что принадлежало ему по праву согласно дедовским обычаям…

Алекс тихо проговорил:

— Это все индусы, а ты ведь последователь Книги Пророков.

— Это так. Но Компания добралась и до Оуда. В прежние времена короли Оуда всячески помогали английскому правительству и Компании. В результате был заключен договор, который гласил: «Никогда состояние королей Оуда не будет конфисковано англичанами». И что же? Его конфисковали. Да, возможно, за этим состоянием плохо присматривали, но это ничего не значит. И об этом говорят все. Говорят, что Оуд принадлежит Ваджиду Али и его роду. Плохо он управляем им или хорошо — неважно. Главное, что он ни разу ни нарушил свою клятву верности Компании. А если Компания обирает тех, кто ей служит, кто ей предан, что уж тут говорить? Каждый князек, каждый сирдар[24], да просто любой другой, кому есть что терять, — неважно, маленькое ли это хозяйство или огромные владения в много коссов[25], — трясется от страха. А тот, кто боится — опасен! Страх и ненависть могут сплотить между собой индуистов, мусульман, нечестивцев, богоизбранных. Сейчас страх и ненависть начинают распространяться из конца в конец по всей земле Индии.

• Предыдущая
• 53/98
• Следующая