Сократ и афинская демократия - Зберовский Андрей Викторович - Страница 72

Убедившись в том, что Сократ не просто являлся каким–то там отвлеченным философом–моралистом, но и активнейшим образом публично оценивал существующий афинский политический строй как неправильно устроенный и имеющий неправильных политиков и неправильное Народное собрание, тем самым вольно или невольно участвуя в политических баталиях своего времени, самое время задаться вопросом: Критикуя современную ему афинскую демократическую систему за то, что она превращает политика в покорного Слугу необразованного и недальновидного Демоса, имел ли сам Сократ четкие представления о том, что же именно должен делать тот настоящий политик, который согласно воззрениям философа должен являться добродетельным, обнаружить в себе тот божественный дар, который позволил бы ему относиться к разряду «лучших»? И этот вопрос особенно интересен тем, что сам Сократ, за исключением одного–двух эпизодов в его жизни, не только воздерживался от прямого участия в политической жизни Афин, но и нередко проявлял удивительное незнание технического устройства афинской государственной машины.

Отвечая на поставленный вопрос об идеальном политике в представлениях Сократа, прежде всего мы обратимся к платоновскому диалогу «Горгий» — настоящему манифесту политических идей Сократа. Из его текста мы узнаем, что идеальный политик и оратор, по мнению Сократа, — это тот, кто не просто искусен и честен, но какие бы речи он ни произносил, воздействуя на души, какие бы поступки он ни совершал, он постоянно должен быть озабочен тем, как посеять в душах сограждан справедливость и изгнать несправедливость, поселить воздержанность, изгнать распущенность и вообще поселить все достоинства, а пороки удалить [1].

Приводя эту цитату, следует отметить, что идеальный политик Сократа — это вовсе не какой–то там отвлеченный и просвещенный Мудрец, который должен вести свой народ по пути справедливости, воздержанности и достоинства. Политик Сократа это еще одновременно и тот, кто очень жестко, буквально железною рукой «изгоняет несправедливость и распущенность», «удаляет пороки». Идеальный оратор и политик Сократа не только не должен потакать и угождать Демосу, он должен беспощадно его дрессировать, делать его лучше, в том числе и уничтожая те его качества, которые Сократ считает вредными.

В этом смысле Сократ сравнивает своего идеального политика уже не с пастырем, а с врачом. И это видно, например, из следующего вопроса Сократа своему собеседнику Калликлу в «Горгии»:

Сократ: «К какой же заботе о нашем городе ты меня призываешь, определи точно. Чтобы я боролся с афинянами, стараясь сделать их как можно лучше и здоровее, как врач, или, как прислужник, во всем им уступая? Не призываешь ли ты меня льстить и угодничать?

Калликл: Да, народу надо прислуживать…» [2].

И возмущенный тем, что ему советуют все–таки прислуживать и угодничать демосу, Сократ говорит в ответ: «Мне думается, что я в числе немногих афинян (чтобы не сказать — единственный) доподлинно занимаюсь искусством государственного управления и единственный среди нынешних граждан применяю это искусство к жизни. И раз я никогда не веду разговоров ради того, чтобы угодить собеседнику, но всегда, о чем бы я ни говорил, — ради высшего блага, а не ради особого удовольствия, — раз я не хочу следовать твоему совету и прибегать к хитрым уловкам, мне невозможно будет защищаться в суде. И суд надо мной будет примерно такой, как если бы дети судили врача, которого обвинил повар. Подумая сам, как защищаться такому человеку перед таким судом, если обвинитель заявит: «Дети, этот человек причинил вам много зла, и портит младенцев, пуская в ход нож и раскаленное железо, изнуряет вас, душит и одурманивает, назначая горькие–прегорькие лекарства, морит голодом и томит жаждой — не то, что я, который закармливает вас всевозможными лакомствами! Что, по–твоему, мог бы ответить врач, застигнутый такой бедой? Ведь, если бы он ответил правду: «Все это делалось ради вашего здоровья, дети», — представляешь себе, какой крик подняли бы эти судьи? Оглушительный!

В таком же самом положении, нисколько не сомневаюсь, очутился бы и я, если бы попал под суд. Я не смогу назвать ни одного удовольствия, которое бы я им доставил, а ведь именно в этом, на их взгляд, заключаются услуги и благодеяния, тогда как я не хвалю тех, кто их оказывает, и не завидую тем, кто их принимает» [3].

Таким образом, идеальный политик Сократа — это не только тот, кто не идет на поводу у своего народа, но и тот, кто имеет моральное право причинять ему боль в его же собственных интересах, называть ему вещи своими именами, наказывать тех, кто ведет себя каким–то неправильным образом, принуждать социум к таким действиям, которые внешне (как и процедуры врачей) могли бы показаться очень непопулярными и даже опасными для демоса. Идеальный политик Сократа — очень жесткий человек, жесткость которого в зависимости от ситуации может даже показаться народу практически антинародной. Показаться примерно так, как повар клеветал неразумным детям на врача, который якобы мучит их просто так, для собственного удовольствия, а не для их блага.

Следует отметить также и то, что данная позиция Сократа оказалась унаследованной от него и его учеником Ксенофонтом. Так, Ксенофонт в своем «Анабасисе», оценивая пригласившего его в поход друга Проксена–беотийца, неожиданно критикует его за то, что он мог добиваться своих высоких жизненных целей только достойными способами, а в противном случае был готов от всего отказаться. И потому он мог управлять честными и доблестными людьми, однако не умел внушать своим солдатам ни почтительности, ни страха, и совестился своих подчиненных больше, чем те его. Он даже больше боялся заслужить ненависть солдат, чем те боялись не оказать ему повиновения. По его (Проксена) мнению, для того чтобы быть и считаться начальником, достаточно было хвалить за хорошие дела и не хвалить за постыдные. Поэтому окружавшие его хорошие и доблестные солдаты любили его, а дурные — строили против него козни, как против человека, которого нетрудно провести [4].

А вот лично он, Ксенофонт, осуждает Проксена за его чрезмерную доброту, и сам Ксенофонт в течение своего командования армией неоднократно избивал тех солдат, кто, по его мнению, вел себя недостойно. И когда однажды армия не выдержала жестокости своего стратега и подняла бунт, Ксенофонт, проявив себя как истинный ученик Сократа и хороший софист, сумел всех переубедить в правильности именно своей жесткой позиции. Так, выступив перед солдатами, Ксенофонт в своей речи убеждает их, что его жесткость была совершенно правильной и в ряде случаев даже излишне мягкой, так как в конечном итоге она шла на пользу самим солдатам, являлась для них совершенно таким же благом, как и в речах Сократа благом были болезненные операции врача над больным.

Примечательно и то, что Ксенофонт даже не пытается доказывать, что он редко бил солдат, или просить у них прощения. Напротив, даже стоя перед недовольными вооруженными солдатами, перед реальной угрозой смерти, он вновь и вновь убеждает их в целесообразности и даже полезности избиений для тех, кого он бил. И делает это в следующем пассаже: «Рассуждаю я просто, — сказал Ксенофонт, — если я покараю кого–то, стремясь к его же собственной пользе, то, по моему мнению, я достоин такого же наказания, какого заслуживают родители от сыновей и учителя от учеников. Ведь и врачи причиняют боль и режут из добрых побуждений… Разве вы не знаете, что когда поднимается буря и бушуют волны, начальник гребцов за малейшее движение гневается на находящихся на носу корабля, а кормчий — на находящихся на корме. Ведь в такой обстановке малейшая погрешность может все погубить, и вы сами подтвердили правильность моих действий, так как вы тогда стояли кругом, держа в руках мечи, а не камешки для голосования, и могли заступиться за тех, кого я бил, если бы нашли это нужным [5].