Сократ и афинская демократия - Зберовский Андрей Викторович - Страница 77

— делал афинскую демократию уязвимой для критики как демократию, где правят в том числе и неумехи и хозяйственно неуспешные, то есть бедняки;

— намекал о необходимости передачи власти богатым и успешным, то есть совершенно другому социальному строю, принципиально отличающемуся от правящего демоса.

Отметив явную оппозиционность Сократа афинской демократии в пункте принципов отбора тех, кто должен был исполнять в Афинах управленческие функции, продолжим наше рассмотрение дальше и проанализируем его отношение и к принципу назначения магистратов методом жеребьевки.

В связи с этим, следует заметить: Есть все основания предполагать, что вплоть до начала эпохи кризиса демократических полисов, сам термин «выборы» не предполагал того, что мы считаем сейчас самим смыслом выборов — некую процедуру «отбора» кандидатов, выявление тем или иным способом из числа кандидатов–конкурентов «лучшего», наиболее подходящего для выполнения управленческих функций. Как уже было сказано выше, античные демократические полисы, судя по всему, принципиально отказывались от «отбора», их выборы должностных лиц, по сути, являлись слепой лотереей, задачей которой являлось не снабжение общества компетентными управленцами, а достижение того, чтобы совершенно все граждане успели в течение своей жизни хотя бы раз стать обладателем некоего важного государственного поста и тем самым объективно воспрепятствовали концентрации должностей в руках немногих.

В итоге символом, техническим осуществлением идеи тотальной демократии стали такие выборы должностных лиц, которые производились… бобами, когда специальные лица просто извлекали нужное количество бобов- лотов, соответствующее тем или иным гражданам из общего числа всех граждан, еще не успевших побывать на том посту, куда производились выборы. При этом совершенно не учитывалось, грамотен ли человек, хочет ли он управлять общиной и вообще, имеется ли он в городе в наличии. А о том, что данный способ действительно обеспечивал реальное участие всех граждан во власти, свидетельствует хотя бы ситуация с самим Сократом, который, несмотря на свой стопроцентный абсентеизм к реальным политическим процессам, в 406 году до н. э. был не только выбран (вне своей воли) в городской Совет Афин, но и даже один день был формальным главой города.

Таким образом, у нас есть все основания считать, что слепая жеребьевка, ставшая нормой при наделении полномочиями в большей части демократических полисов, должна была еще более акцентировать внимание граждан на двух вещах:

— власть — это нечто примитивное и общедоступное;

— поскольку избрание бобами имело место практически по всей номенклатуре должностей, это показывало народу, что требования к одной должности в полисах практически ничем не отличались от требованияй к другим, и тем самым управленцы одного уровня не завидовали управленцам другого уровня, между линиями управленцев не выстраивалось той опасной властной иерархии, при которой социальное равенство рушилось буквально в течение нескольких лет.

Как это выглядело на практике, опять же очень наглядно показано в «Афинской политии» Аристотеля: «Бобами определялся Совет 400, тем же способом каждый день избирался его председатель, которому вверялись ни много ни мало ключи от храмов, в которых хранилась казна, документы государства и государственная печать. Также избиралось десять казначеев, десять полетов, ведущих торговые и арендные дела государства, десять аподектов — сборщиков налогов. По жребию выбирали смотрителей храмов, рыночных надзирателей, надзирателей за мерами, в хлебные и портовые коллегии, строителей дорог. Избирались бобами также палачи и логисты, специально проверяющие отчетность должностных лиц, настоящие гаранты демократического устройства» [23]. Вот одна из крайностей демократии — демократически, по жребию, избирались даже палачи…

В этом смысле вполне можно согласиться с культурологом К. Куманецким, который отмечал: «В полисах, во время избрания должностных лиц по жребию, исходили из убеждения, что обязанности архонта или стратега может исполнять любой гражданин» [24]. Действительно, стопроцентная жеребьевка всех должностей уравнивала их и закрепляла в общественном сознании тезис о том, что любая власть — от палача до стратега, однотипна, проста, общедоступна, по силам любому. У власти отбиралась тайна, в ней не оставалось никаких секретов. Должность, куда попадали жеребьевкой, не давала особого уважения и авторитета в коллективе, где завтра правителя мог сменить любой.

Суть власти, по общему убеждению, в этом смысле принципиально не отличалась от выполнения обычных частных хозяйственных дел. А круг людей, допущенных к власти, состоял из людей, потенциально готовых, ввиду

простоты и типичности государственных дел, к успешному их выполнению [25].

Данная черта общественного менталитета, как бы мы сказали, общеупотребительность власти в общественном сознании, была связана, если говорить о социально–экономических причинах, конечно со сравнительно примитивным хозяйственным и политическим укладом античных общин. И говоря об этом, можно согласиться с мнением известного западноевропейского специалиста по античному искусству Д. Хайнса. Констатируя, что рациональность греческого искусства появляется еще в раннем, так называемом «геометрическом», периоде, когда развивается земледелие и сосуды расписываются односложными, четкими, часто повторяющимися полосами, выдержанными в едином ритме, исследователь делал вывод о том, что данный стиль в искусстве отражал античные представления о мире как о совокупности арифметически несложных элементов. Простота устройства выраженного таким образом мироздания, по словам Хайнса, создает возможность для человека понимания мира, осознания своей независимости от него и понятия идеи свободы как таковой, то есть на уровне абстрактного философского понятия [26].

Что касается социальной составляющей простоты в понимании власти в общественном сознании, то, как говорилось выше, причина этого крылась в социальной победе демоса, в том числе и возвышении его достаточно простого по своей сути мышления. Ведь символ афинского демоса — Народное собрание, по сути дела организованная толпа. Признанный специалист по психологии масс Густав Леббон отмечал: «Все идеи в толпе упрощаются… Люди в толпе стремятся к сглаживанию умственных различий. В толпе люди всегда сравниваются, и если дело касается общих вопросов, то подача голосов сорока академиков окажется нисколько не лучше подачи голосов сорока водоносов» [27].

Соглашаясь с Леббоном, следует также отметить, что именно мнение о том, что в сфере власти совершенно все граждане равны и, по сути, тождественны, одинаковы, становилось в демократических полисах основанием для того, чтобы решать любой государственный вопрос именно большинством голосов, без учета мнения специалистов, к которым гражданства прибегали только в исключительно редких и специфических случаях, типа назначения государственных врачей или кормчих–шкиперов на боевые корабли. И потому современник Сократа афинский историк Фукидид имел основания с грустью отмечать: «Полисы страдают от того, что знающие боятся попасть под наказание, и потому лучшие советники молчат» [28]. А афинский ритор Исократ сокрушался по поводу того, что «народ, когда обсуждает свои личные вопросы, ищет советников более разумных, а на Народном собрании им никак не доверяет и даже враждебен» [29].

Таким образом, приведенные нами высказывания говорят не только о сложившемся в античной демократии реальном положении дел, но и о том, что нам не стоит питать иллюзии относительно того, что мнение об общедоступности государственных дел было единственно возможным; как пассивно–молчаливая, так и активно–наступательная критика мнения о том, что наилучшим способом решать государственные дела и назначать магистратов является голосование большинством, а в сфере власти все функционально одинаковы и взаимозаменяемы, в полисах явно имела место. И как критик демократической системы назначения во власть случайных людей, да еще жеребьевкой, Сократ был явно не одинок.