Сократ и афинская демократия - Зберовский Андрей Викторович - Страница 78

Так, известно, что еще философ Гераклит заявлял: «Один для меня лучше десяти тысяч, если он — наилучший» [30]. Во фрагменте № 117 комедии жившего в демократических Афинах Евполида говорится: «Мы, старики, не так прежде жили: во–первых, у нас в городе стратеги были из самых важных домов, первые по богатству и роду, которым мы молились как богам — они и были такими — так что мы жили в безопасности. А теперь, когда придется, мы предпринимаем походы, выбирая в стратеги всякую дрянь». А в фрагменте 205 эта мысль выражается не менее критично: «Кого прежде вы не выбирали бы даже в надсмотрщики за вином, теперь мы имеем стратегами».

Античный историк Элиан доносит до нас еще два любопытнейших свидетельства критики принципов демократического устройства. Вот эпизод № 1: «Рассказывают, что гимнаст Гиппомах однажды, когда его ученик вызвал в толпе зрителей восторженные крики, ударил его посохом и сказал: «Ты боролся плохо и сделал все не как следует; покажи ты настоящее искусство — тебя бы здесь никто не похвалил». Тем самым Гиппомах намекал на то, что мастера своего дела должны ждать одобрения не толпы, а только истинных знатоков

[31].

А вот показательный эпизод № 2: «Скульптор Поликлет изваял две статуи, изображающие одно и то же; одну по вкусу толпы, другую по законам искусства. Первую в угоду толпы он создавал так: по желанию всякого, кто к нему приходил, Поликлит послушно делал изменения и поправки. Наконец, он выставил обе статуи. Одна вызвала всеобщее одобрение, другая была осмеяна. Тогда Поликлет сказал гражданам: «Статуя, которую вы ругаете, изваяли вы, а ту, которой восхищаетесь, — я» [32].

В связи с этим следует заметить, что транслируемые в диалогах Платона и Ксенофонта высказывания Сократа о том, что глупо слушать тех, кто избран слепым жребием, и учитывать мнение большинства, а не специалистов, также следует признать явно оппозиционными.

Аналогичная ситуация и в платоновском «Лахете». После того как в вопросе о том, нужно или не нужно афинским юношам заниматься изучением гопломахии — искусству боя в тяжелых доспехах, один эксперт — Никий дал совет, что нужно, а другой — Лахет, раскритиковал этот вид занятий. Отец одного из юношей, Лисимах, просит Сократа присоединиться к одной из выявившихся сторон, чтобы в итоге можно было определить большинство и принять именно эту позицию. Однако Сократ критикует и Лисимаха и его друга Мелесия как раз за то, что они стремятся принять мнение большинства, а ведь при выборе своим сыновьям тренера по борьбе они явно прислушались бы к мнению не посторонних людей, а профессионала. И отсюда Сократ делает заключение: «Я думаю, что судить нужно на основе знания, а не принимать решение по важному вопросу большинством голосов» [33].

Очень жестко Сократ критикует мнение о правоте большинства и о том, что не специалисты могут высказывать правильные мысли об управлении полисом у Элиана: «Вот мелочь в отношениях Сократа и Алкивиада: Сократу однажды пришлось увещевать этого юношу, который робел и страшился выступать с речью перед народом. Чтобы ободрить и успокоить его, Сократ спросил: «Разве не презираешь ты этого башмачника?» — и философ назвал его имя. Алкивиад ответил утвердительно; тогда Сократ продолжил: «Ну а этого разносчика или мастера, шьющего палатки?». Юноша подтвердил опять. «Так вот, — продолжал Сократ, — афинский народ состоит из подобных людей. Если ты презираешь каждого в отдельности, тебе следует презирать и всех купно». Так сын Софрониска и Финареты внушал чувство собственного достоинства сыну Клиния и Диномахи» [34].

О том, что данный разговор на самом деле имел место, свидетельствует и Платон, приводя следующий разговор Сократа с Алкивиадом:

«Сократ — Алкивиаду: Скажи же, во имя Зевса, разве ты не думаешь, что

среди граждан нашего города лишь немногие разумны, большинство же лишено разума, и их–то ты и называешь безумцами?

Алкивиад. Да, я так думаю [35].

И в более расширенном варианте об этом же говорится в еще одном диалоге, где Сократ еще раз спрашивает Алкивиада, различает ли он людей разумных и неразумных, и не считает ли он, что разумных — немного, а неразумных — много. Алкивиад говорит о том, что он именно так и считает. Далее Сократ спрашивает: «Можешь ли ты назвать разумным человека, умеющего давать советы, но не знающего, лучше ли то, что он советует, и в каком случае это будет лучшим?

Алкивиад. Конечно, нет.

Сократ. Ты, я полагаю, не назовешь разумным и того, кто разбирается в самом деле войны, но не знает, когда ее лучше вести и в течение какого именно срока. Не так ли?

Алкивиад. Да.

Сократ. Равно как если бы кто умел убить другого, отнять у него деньги или сделать его изгнанником, но не знал бы, когда это уместно и в отношении кого именно?

Алкивиад. Да, и такого бы я не назвал разумным.

Сократ. Следовательно, он разумен, если знает что–либо подобное в том случае, когда знание это сопровождается пониманием наилучшего, а это последнее совпадает с пониманием полезного, не так ли?

Алкивиад. Да, так.

Сократ. Такого человека мы назовем разумным и годным для того, чтобы советовать городу и самому себе. Тому же, кто не располагает подобным знанием, мы дадим противоположное имя. Согласен ли ты с этим?

Алкивиад. Да, вполне.

Сократ. Ну а если кто сведущ в верховой езде или стрельбе из лука, в кулачном бою, борьбе или других видах состязаний, а также в любом подобном известном нам роде искусства, как ты назовешь его, он к тому же знает, что в его искусстве является наилучшим? Не скажешь ли ты, что такой человек сведущ в искусстве верховой езды, кулачном бою и т. д., или ты дашь иное название?

Алкивиад. Нет, именно так.

Сократ. Представляется ли тебе, что знаток в подобных вещах бывает одновременно в силу необходимости и разумным человеком, или мы скажем, что это далеко не так?

Алкивиад. Далеко не так, клянусь Зевсом!

Сократ. И каково же, по–твоему, было бы государство, состоящее из искусных стрелков и флейтистов и других подобных же знатоков, а также из упомянутых нами раньше людей, разбирающихся в том, как надо воевать или убивать, и из мужей ораторов, лопающихся от спеси, причем все эти люди не обладали бы знанием наилучшего и не было бы в этом государстве человека, понимающего, когда и для чего можно наилучшим образом использовать любого из них?

Алкивиад. Я сказал бы, что это скверное государство, Сократ.

Сократ. Я думаю, ты укрепился бы в этом мнении, когда бы увидел, насколько каждый из них честолюбив и считает, что самой важной частью государственной жизни является та, в которой «…сам себя он может превзойти» (Сократ цитирует поэта. — прим. автора). Я утверждаю, что в своем искусстве самом по себе такой человек — наилучший, что же касается наилучшего для государства и для него самого, то здесь он совершает множество промахов, ибо, будучи лишен ума, он доверяется кажимости. При таких обстоятельствах разве не правы мы будем, если скажем, что подобное государство преисполнено множеством смут и беззаконий?

Алкивиад. Правы, клянусь Зевсом» [36].

Кстати сказать, из данных обвинений Сократа афинской демократии в том, что она неправильно устроена и неправильно же использует потенциал своих граждан, легко можно было вывести и причины поражения Афин в Пелопоннесской войне: Пусть и любящие свою страну, но некомпетентные люди типа кожевника–демократа Клеона, получив власть, привели ее к трагедии не со зла, а просто по своему неведению истинных добродетелей, ввиду своей неподготовленности и слепому следованию голосованию некомпетентного народного большинства. И можно не сомневаться в том, что этому самому народному большинству такого рода рассуждения явно не нравились.

Чтобы еще раз выявить всю жесткость тех оппозиционных высказываний Сократа, что шли вразрез с господствующим в Афинах мнением демоса, процитируем великого мыслителя из платоновского диалога «Протагор»: «Большинство считает, что знание не обладает силой и не может руководить и начальствовать, потому–то о нем и не размышляет. Несмотря на то, что человеку нередко присуще знание, они полагают, что не знание им управляет, а что–либо другое: иногда страсть, иногда удовольствие, иногда скорбь, иной раз любовь, а чаще — страх. О знании они думают прямо как о невольнике: каждый тащит его в свою сторону. А вот если человек уже познал и хорошее и плохое, ничто уже не заставит поступать иначе, чем велит знание, и разум достаточно силен, чтобы помочь такому человеку» [37]. Протагор согласен с Сократом и даже говорит: «К чему, Сократ, нам обязательно рассматривать мнение людской толпы, говорящей, что попало?» [38].