Ночь за нашими спинами - Ригби Эл - Страница 46

– Да, он здесь. – Элм отвечает с таким же широким зевком и сползает в кресле.

А может, и политик здесь? Видел, как мы дрыхнем? Тогда неудивительно, что считает нас бесполезными существами, питающимися из городской кормушки. Вот же урод…

Мысли путаются – видимо, от недосыпа. Я завороженно таращусь на огонь в камине, потом поднимаю взгляд к полке.

Карусель переливается, фигурки будто кружатся перед моими глазами. Дэрил и лев исчезают, тихонько покачиваясь, появляется Вуги на лошадке, за ним – Бэни, восседающий на чем-то странном. Я глупо хихикаю и тыкаю в карусель пальцем:

– Э-э-элм, а почему Бэни на…

Меня прерывает тихая музыка, которая раздается из механизма. Совсем как та, которая играет из фургона с мороженым: скрипучая, вязкая, сладкая.

– Элмайра…

Я не могу отвести взгляд от карусели. Лошади… дракон… грифон…

Что-то знакомое.

Что-то, что преследует меня уже долгое время. Ах да, игрушки. Марионетки. И еще почему-то виноградный привкус.

Улыбаясь, я устраиваюсь удобнее и делаю глубокий жадный вдох.

Кажется, я умираю.

А может быть, лечу.

Играет музыка.

Попробуй и беги.

Беги.

Я точно не сплю – по крайней мере, у меня без проблем получается себя ущипнуть, и иголочки боли пронзают кожу. Но так или иначе, передо мной тянутся бесконечные ряды могил, над некоторыми из которых возвышаются белокаменные изваяния. Как я оказалась здесь, зачем я вышла, когда? Видимо, с этой работой я совсем схожу с ума. Может, это лунатизм? Наверно, не так трудно стать лунатиком, когда ты постоянно плохо спишь, а когда не спишь – во что-то влипаешь. Как же холодно…

Я озираюсь. Могила слева от меня выглядит свежей, цветы, брошенные рядом с ней, привлекают внимание. Маргаритки. Мелкие. Красные.

Я читаю надпись на камне: ни даты рождения, ни даты смерти. Только имя: Элмайра Белова. На той, которая рядом: «Дмитрий Львовский, капитан дальнего плавания, скорбим и любим». На третьей высечено старое имя Хана, то самое, которого я совсем не помню – оно занимает почти всю серую плиту. А дальше…

Я усмехаюсь и пинаю носком ботинка надгробие с коротким словом «Орленок» – до меня наконец доходит. Черта с два! Очередной тупой розыгрыш Сайкса… Надо будет притащить всех сюда, пусть посмеются. А сейчас пора сваливать, а то еще напорюсь на ангела. Вот дура. Идиотка, чем я только…

Я разворачиваюсь в сторону, где, по моему предположению, должны быть кладбищенские ворота и трасса. Там обычно виднеются силуэты дальних домов и телеграфные столбы, оттуда приезжают на похороны почти все северяне, но теперь…

Ни домов, ни подсвеченного шоссе нет. Все вымазано. Только тьма, растекающаяся по кованому забору. Я безучастно понимаю: тьма поглотила всех. Но тогда… кто выкопал свежие могилы?

Ветер подталкивает меня в спину. Я шагаю дальше, видя все больше знакомых имен. Джейсон Артур Гамильтон. Ван Глински. Кики Стюарт, Вейл Харперсон, Морган Бэрроу, над могилой которого дремлет громадный каменный гризли. Очередная надпись: «Джон Айрин». Сердце замирает, потом начинает неистово биться, словно готовясь взорваться. Это чушь, злая шутка, это… сон?

Я снова щиплю себя и царапаю кожу ногтями. Слизываю кровь. Но не просыпаюсь.

– Нет!

Ноги подкашиваются, и я вдруг ощущаю за спиной полузабытую безболезненную тяжесть. Слышу шорох чего-то мягкого и поворачиваю голову.

– Нет…

Крылья. Мои рыжие крылья. Затекшие мышцы с непривычки сводит, суставы скрипят. Меня шатает, и я не хочу лететь, но что-то само тянет меня вверх. Поднимает за шиворот, как упрямого щенка.

В небе горят созвездия. Треугольник, и зигзаг, и уродливое чудовище с голубой альфой в сердцевине… Созвездие Цепных Псов. Оно здесь.

Я зависаю, раскинув руки, смотрю сначала вниз, потом – опять в небо. Кажется, я спятила. Спятила? Да, глупая сумасшедшая Эшри. Зажмурилась, а сейчас сложит крылья и…

– Фас! Ату ее! – слышу я голоса.

Когда я открываю глаза, альфа в небе вспыхивает особенно ярко, падают ее белые соседки. Псы сорвались с поводка. Псы рядом.

Три мертвых ангела прячут лица за масками. Кукольные, разрисованные собачьи морды, напоминающие те, что висят в кабинете у шефа. Он всегда так бережно смахивает с них пыль…

– Здравствуй.

Ангелы сужают кольцо. Тот, что напротив, сдергивает маску и бросает вниз. Даже теперь я не могу закричать, хотя я узнала это лицо.

Элмайра бледна. На шее нет ленты, обычно скрывающей шрам. Шрам безобразен, безобразно лицо с застывшей улыбкой.

– Нет… не надо.

Вторая бесцветная фигура – Хан – он держит меня. Третья – Бешеный Барон, он давит ледяной рукой прямо мне на грудь. Призрачные пальцы легко проникают сквозь ребра, начинают сжиматься и…

Больно. Но призрак с пустыми глазами не успевает раздавить сердце. Элмайра подлетает поближе, кладет ладони мне на плечи и касается губами щеки.

– Люблю тебя, Огонечек. Пока.

Тело пронизывает холод, и мои друзья резко толкают меня вниз, под камень с моим именем, в яму, на дне которой стоит гроб. Я не вижу его, но знаю, что он там есть. И знаю, что крылья не смогут меня удержать. Я разучилась летать.

…Подкладка мягкая, дорогой бархат. Ангелы стоят на краю могилы и смотрят вниз. Крышка закрывается. Глухо сыплется земля, каждый удар отдается в висках, и наконец становится тихо. Бархат… он приятный, теплый, как одеяло. Одеяло, под которым я просплю вечность.

Меня нет. Нет мира. Наверно, это был сон. Яркий сон, где я умела летать и даже любить. С небом и бабочками, которые садятся на чужие пальцы. Пальцы кого-то, кто читал Сартра. Он, этот кто-то, улыбался мне. Не хотел, чтобы я умирала, а в итоге тоже оставил меня, и я… а я даже не похоронена с ним рядом! Не помню о нем ничего, только имя…

Имя, похожее на выстрел. Выстрел, от которого я просыпаюсь.

Джон.

– Помогите! Кто-нибудь! Пожалуйста! Джон! Элмайра!

Я колочу руками в крышку гроба, царапаю обшивку когтями, ощущая, как они трескаются и ломаются. Я содрогаюсь от боли.

– Джон!

Истерика, сильнее с каждой секундой. Я хочу жить и не собираюсь подыхать здесь, подыхать так! Еще удар в крышку. Но сил биться уже нет. Ощущается нехватка воздуха, приходится делать два-три вдоха подряд, чтобы только…

– Джон!

Меня никто не слышит. Никого не осталось. А когда тьма укроет кладбище, не станет и меня.

Я закрываю глаза, пытаюсь успокоиться, представить, что я все-таки просто сплю. Сплю. Сплю. Щиплю себя, снова и снова. Но меня только больше клонит в сон, щипки становятся все слабее…

Впусти меня.

Я прислушиваюсь. Сверху доносится мягкий шорох.

Впусти.

Земля, точно превратившаяся в гигантское чудовище, отползает.

Впусти.

Я узнаю этот голос.

Крышку гроба поднимают и швыряют прочь. Я чувствую ветер! На мое лицо падают капли дождя, я жадно вдыхаю прохладный воздух, не открывая глаз. Я…

– Давай руку.

Да. Я впустила его, я не могла не впустить. Впустила, что бы это ни значило. И теперь я прижимаюсь к нему изо всех сил.

Над кладбищем бушует гроза. Я слышу рев грома и ветра, но больше ничего не могу различить. Меня вытаскивают из могилы. Я решаюсь открыть глаза.

– Джон…

Мой голос охрип, будто я не разговаривала несколько недель. Кажется, я реву. И мне… совсем не стыдно. Я устала быть «горячей штучкой», «огненной девочкой» и «королем Артуром», я…

– Этого не повторится, слышишь? Только не плачь.

Его пальцы легко гладят меня по волосам. Я не отвечаю, обняв его и уткнувшись лицом в свитер, в очередной раз замечая, насколько Айрин выше меня. Да я же просто шмакодявка… Ливень постепенно утихает. Дай мне еще минуту, Джон. Просто дай мне ее.

– Тебе… лучше?

Когда Джон осторожно отпускает меня, приходится разжать руки. И вот теперь я в смущении отползаю подальше. Вот же размазня…