Заратустра: Смеющийся пророк - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 27
- Предыдущая
- 27/103
- Следующая
Это странный город — люди идут туда только умирать. Когда становится ясно, что жизнь ускользает у них из рук и времени осталось немного, люди отправляются в Варанаси. Это самый мертвый город в мире. Все ждут смерти.
Но смерть — такая штука, в которой нельзя быть полностью уверенным, поэтому, даже когда люди умирают где-то в другом месте, их родственники привозят тела в Варанаси. Их тела, по крайней мере, можно сжечь в Варанаси. Если даже это будут не самые высокие небеса, а где-нибудь пониже... но ада можно избежать.
Точно так же, как тысячелетиями было известно, что умерев в Варанаси, вы рождаетесь богом на небесах, Магхар — маленькая деревушка напротив Варанаси... Невозможно выяснить, откуда люди взяли эту идею, может быть, дело в том, что каждую идею нужно уравновесить, а Магхар ближе всего от Варанаси — так что всякий, кто умрет в Магхаре , неминуемо отправится в ад — если он грешник. Но если это святой, нужны какие-то уступки; тогда он родится ослом!
Перед смертью, чувствуя старость, Кабир сказал ученикам — он всю жизнь прожил в Варанаси:
— Теперь я хочу жить в Магхаре . Они спросили:
— Ты сошел с ума? Люди покидают Магхар ; перед смертью они перебираются на этот берег. Здесь всего пятнадцать минут пути. Ты что, сумасшедший — с чего ты вздумал отправиться в Магхар ?
Он сказал:
— Я хочу попасть в рай только если я достоин его, а не благодаря Варанаси, — это просто человеческая гордость, — я уж лучше предпочту ад; я могу стать ослом, все в порядке; но по крайней мере это я сам, и я ничем не обязан Варанаси.
Его невозможно было переубедить; он ушел в Магхар . Его ученики поневоле пошли за ним.
В это время через Магхар проходил Фарид. Его ученики сказали:
— Несколько дней назад Кабир приехал жить в Магхар ; будет великая радость, если вы встретитесь.
И Кабиру ученики сказали то же самое. Кабир ответил:
— Конечно, пригласите его. Он должен быть нашим гостем.
И они встретились. Они обнялись, они плакали, улыбались, все что угодно — но не говорили.
Ученики обоих мистиков были сильно разочарованы: "Что это за ерунда... два дня прошло, а они все сидят, держась за руки, плача, смеясь или танцуя". Не было сказано ни единого слова.
Через два дня Фарид у шел; Кабир пошел проводить его д о границ Магхара . Они снова обнялись, плакали и смеялись.
Эти два дня показались их ученикам двумя жизнями -они ждали, что их Мастера будут разговаривать, скажут что-нибудь. Когда они расстались, ученики были очень разгневаны и спрашивали:
— И это называется встреча? Кабир сказал:
— Говорить было нечего. Он точно такой же, как я. Говорить с ним — все равно что говорить с самим собой, это было бы просто глупо.
А Фарид сказал:
— Разговаривать было невозможно, потому что он знает все, что знаю я; я знаю все, что знает он. Мы с ним находимся в одной точке. Мы плакали о вас и смеялись над собой. И чтобы не совсем разочаровать вас, мы даже танцевали. Но больше ничего нельзя было сделать. Заговорив, кто-то из нас проявил бы невежество.
Мы не говорим друг с другом, ибо ведаем слишком многое: молча, улыбками передаем мы друг другу наше знание.
Не свет ли ты от пламени моего? Душа твоя — не сестра ли озаренности моей?
Вместе учились мы всему; вместе учились подниматься над собой к самим себе и безоблачно улыбаться: — улыбаться из беспредельной дали, светлыми очами, когда под нами, словно дождь, клубятся Насилие, Цель и Вина.
Эти три слова — насилие, цель и вина — относятся к толпе маленьких людей. Они живут жизнью принуждения; они даже любят по принуждению, они работают по принуждению. Они все делают без радости, из чувства долга.
Мой отец любил, когда ему массировали ноги, поэтому, если ему кого-то удавалось найти... а я всегда был свободен, потому что мне нечего было делать в мире и все знали, что я ни на что не годен, так что никто не давал мне никакой работы. Люди несколько раз поручали мне какую-нибудь работу, но результаты были так плачевны, что они перестали... Я всегда был где-то поблизости. Он просил меня, и иногда я соглашался, а иногда нет.
Однажды он спросил:
— От чего это зависит? Иногда ты соглашаешься, а иногда говоришь "нет". Я ответил:
— Я соглашаюсь, когда чувствую, что могу сделать это с любовью, радостно, без всякого принуждения. Я отказываюсь, если чувствую, что буду делать это по принуждению, как долг. Для меня долг — безобразное слово.
Иногда бывало так, что я начинал массировать ему ноги, но в середине работы говорил:
— На сегодня все.
— Он мог сказать:
— Но я еще не удовлетворен. Я говорил:
— Дело не в твоей удовлетворенности. Я полностью удовлетворен. Если я продолжу массаж, это будет принуждение, а я ненавижу делать что-то по принуждению; так что извини меня.
Он говорил:
— Ты странный мальчик. Ты начал и массировал так хорошо.
— Я делал это так хорошо потому, что мне нравилось. Когда мне что-то нравится, я делаю это. Но если я не чувствую никакой любви, я не хочу притворяться. И я хочу, чтобы тебе стало ясно: таково мое отношение ко всему в жизни. Когда я говорю "да", я имею в виду "да". Когда я говорю "нет", я подразумеваю "нет". Не старайся превратить мое "нет" в "да", тебе никогда это не удастся. Я лучше умру, чем сделаю что-то из послушания, по принуждению, оттого, что ты мой отец.
Но люди на всей земле делают то, что они ненавидят. И они говорят, что им это ненавистно, но они вынуждены, им приходится это делать.
Делать что-то по принуждению — это рабство, а Заратустра ненавидит рабство; или ради какой-то цели — это тоже другая разновидность рабства.
Вы делаете что-то для того, чтобы что-то получить, за этим стоит некая цель. Вы с кем-то очень милы, и за этим есть цель. Тогда ваше обаяние отвратительно. Вы должны осознать, что жизнь без цели, жизнь из одной только радости — единственно чистая жизнь.
- Предыдущая
- 27/103
- Следующая