Заставь меня полюбить тебя (ЛП) - Линдсей Джоанна - Страница 6

Он фыркнул.

– Ничто не может служить оправданием подобной настойчивости. Но не переводи

наш разговор на это, сестрица. Нам не нужен такой родственник, как он. Его смерть снимет

любые дополнительные требования принца-регента, которые он может выдвинуть нам.

Она молча указала ему на дверь. В ответ он одарил еѐ таким злобным взглядом, что ей

показалось, он способен использовать свои кулаки, чтобы она приняла его точку зрения. И

это был бы не первый раз, когда он совершал что-то подобное.

Но он, всѐ ещѐ надеясь на свой «план», прежде чем уйти, сказал:

– Будучи вдовой, ты будешь свободна. Более свободна, чем в семье или при живом

муже. Имей это в виду, сестра.

Свобода. Это еѐ самое заветное желание! Но не такой ценой, которую предлагает ей

брат. И всѐ же она потеряла свой шанс узнать хоть что-то о человеке, к которому они еѐ

отправляют. Роберт знал его, мог бы рассказать ей хоть что-то о нѐм, но не стал. Она почти

попросила об этом, прежде чем дверь за братом закрылась, но она никогда ничего в своей

жизни не просила, и не собиралась начинать просить сейчас.

Смешно, но единственное, что она знала о лорде Вульфе это то, что он жаждет смерти

еѐ брата. Она не знала, был ли он молод или стар, немощен, а может уродлив. Был ли он так

же холоден и чѐрств душой, как еѐ семья. А ведь ещѐ он мог быть уже обручѐн с кем-нибудь,

собирался на ком-нибудь жениться, мог быть даже влюблѐн в кого-то. Как ужасно думать,

что его жизнь будет перевѐрнута с ног на голову, только из-за того, что он захотел

справедливого правосудия для Роберта, которое не смог получить законным путѐм. Она уже

чувствовала жалость к нему!

Когда карета остановилась для перерыва на обед, они были так далеко от поместья

Уитвортов, как Брук ещѐ ни разу не бывала прежде. К вечеру они будут в Лестершире! Эта

поездка в Лондон должна была стать еѐ первым долгим путешествием, еѐ первой поездкой,

когда она покинула бы пределы графства. Она решила насладиться этим путешествием,

несмотря на то, что ожидает еѐ в конце пути, поэтому большую часть времени Брук провела,

разглядывая в окно местность, которую ни разу в жизни не видела.

Но она никак не могла отделаться от тревожных мыслей, которые крутились в голове.

Ближе к вечеру она решилась рассказать Альфреде о гнусном предложении Роберта.

Горничная просто подняла бровь, не проявляя ни малейшего удивления.

– Яд, вот как? Этот мальчик труслив, как обычно. Просит об этом, но никогда не

сможет сделать этого сам.

Коллекции http://vk.com/johanna_lindsey_club

– Но он участвовал в дуэлях, – напомнила ей Брук. – Для этого требуется некоторая

отвага.

Альфреда издевательски ухмыльнулась.

– Я ручаюсь, он выстрелил из пистолета прежде, чем требовалось. Спроси об этом

своего волка, когда вы встретитесь. Я уверена, что он подтвердит мою догадку.

– Он не мой волк. И нам, пожалуй, не следует называть его так, только потому, что

мои родители так его называют, – сказала Брук, хотя сама именно так его и называла.

– Ну, ты ещѐ можешь захотеть.

– Называть его волком?

– Нет, отравить его.

Брук задохнулась от возмущения:

– Прикуси язычок! Я бы никогда так не поступила.

– Нет, я не думаю, что ты поступила бы так. Так поступила бы я, если бы это стало

необходимо. Я не отдам тебя в руки человека, который будет плохо с тобой обращаться.

Несмотря на щекотливую тему, Брук успокоилась, понимая, как далеко сможет зайти

Альфреда, защищая еѐ от незнакомца, который должен стать еѐ мужем.

ГЛАВА 5

НА ВТОРОЙ ДЕНЬ экипаж Уитвортов значительно ускорился по времени, выехав на

Великую Северную Дорогу, которая растянулась прямо до самой Шотландии. Хотя дорога и

была ухабистая, любимец Альфреды кот Растон, кажется, не обращал на это особого

внимания и тихонько мурлыкал, расположившись между ними на сидении. Растону никогда

не позволялось находиться в доме. Он жил на стропилах под крышей конюшни Уитвортов.

Хоть это и странно, но лошади никогда не беспокоились от его присутствия. Альфреда

приносила ему еду. Помощники конюха тоже его подкармливали. Таким образом, Растон

превратился в увесистого и толстого кота, благодаря чему, вероятно, и не соскальзывал с

сиденья.

– Твой отец приказал проклятому кучеру торопиться, но это уже слишком, –

проворчала Альфреда, когда еѐ уже в третий раз за это утро хорошенько подбросило на

сиденье. – Не думаю, что лорд Уитворт хотел бы, чтобы ты пожаловала в Йорк ещѐ до

прибытия туда эмиссара принца-регента. Когда мы сегодня остановимся на ленч, я попрошу

кучера сбавить темп. Они могут мчать сломя голову и на обратном пути.

– Но это так весело. Я действительно не возражаю против столь бодрой поездки, –

усмехнулась Брук.

– Ты станешь возражать сегодня вечером, когда от такой сумасшедшей езды

почувствуешь боль в каждой части своего тела. Но я рада видеть тебя улыбающейся. Теперь

ты наконец-то можешь быть собой: смеяться, когда тебе весело, плакать, когда тебе грустно,

и даже время от времени выходить из себя, если почувствуешь в этом необходимость. Вдали

от кошмарного дома, в котором ты задыхалась, тебе больше нет нужды сдерживать свои

эмоции, крошка.

Брук подняла черную бровь.

– Ты полагаешь, я позволю этому «выбранному принцем жениху» увидеть, какая я на

самом деле?

– Ты могла бы. Зачем тебе притворяться с ним?

Брук рассмеялась.

Коллекции http://vk.com/johanna_lindsey_club

– Я уже и сама не совсем понимаю, какая я на самом деле.

– Конечно, понимаешь. Со мной ты всегда была такой, какая ты есть.

– Но только с тобой. И лишь потому, что, фактически, ты была единственной в том

доме, кто любил меня.

–Твоя мать…

– Не защищай еѐ. Она общалась со мной, только когда ей было что-то нужно, или же

когда отец с Робертом были в отъезде, а у неѐ было настроение поболтать. И даже тогда она

лишь хотела, чтобы я просто сидела и слушала еѐ, но не принимала участия в самой беседе.

Уже ни в первый раз Альфреда пыталась убедить Брук, что Гарриет любит еѐ.

Временами Брук думала, что это могло бы оказаться правдой. Иногда еѐ мать улыбалась ей,

когда поблизости никого не было, или же останавливалась в дверном проѐме комнаты для

занятий и наблюдала за еѐ уроками с преподавателем. Однажды, когда Брук порезала руку,

она отодвинула Альфреду в сторону, чтобы самой позаботиться о дочери. А на тринадцатый

день рождения Брук она даже подарила ей Бунтарку – самое дорогое, что у неѐ когда-либо

было. Да, временами Гарриет действительно вела себя как мать, но Брук знала, что значит

чувствовать настоящую материнскую любовь, и на что она похожа. Девушка ощущала еѐ

каждый раз, когда на неѐ смотрела Альфреда. И она никогда не видела этого чувства в глазах

у собственной матери. Но всѐ же Брук знала, что Гарриет способна любить, потому что она

видела, как щедро еѐ мать одаривала этим чувством Роберта.

– Фреда, иногда она ведѐт себя так, будто бы в ней живут два разных человека.

Большую часть времени она холодная и равнодушная, и в редких случаях бывает заботливой

и внимательной. Иногда мне хотелось открыться ей… но если бы я была с ней самой собой,

то она в пух и прах раскритиковала бы меня, когда снова стала бы такой же бесчувственной

и холодной, как мой отец. Если бы я позволила себе надеяться, что всѐ может быть иначе, но

этого бы так и не случилось, то это принесло бы мне более сильную боль. Но ты… как же