Любимый по судьбе (СИ) - Мезенцева Екатерина Юрьевна "Тринити" - Страница 79

- Вали!!! – заорал я. – Проваливай к чертям! Чтоб ты сдох, ублюдок!!! – уже визжа орал я. – Вали, и не смей здесь больше появляться!!! – я скатился по стене, захлебываясь слезами. Все мое тело трясло, в груди, казалось, образовалась дыра, которая пропускает через себя все и из-за этого там ужасно все болит. – Проваливай… – едва слышно, плача, прошептал я, утыкаясь лицом в колени, которые прижал к себе, в надежде, что боль исчезнет.

- Все, хватит, – отец схватил меня за плечи, поднимая на ноги. – Хватит разводить сопли, тебе нужно успокоиться, – строго проговорил он.

Как только его слова дошли до меня. Я снова весь взъерепенился. Резко оттолкнув его руки от себя, а потом и его самого, я пронзил его уничтожающим взглядом, он даже отшатнулся от меня.

- Не. Смей. Больше. Меня. Трогать. Никогда, – по слогам проговорил я, не сводя с него этого взгляда.

Сказав это, я бросился в свою комнату, громко захлопывая за собой дверь, а потом и запирая ее на ключ, а потом, вообще передвигая к ней тумбочку, стол и свой шкаф, который стоял посередине. Комната оказалась резко свободной от мебели, что было непривычно, но таким нужным сейчас.

Да, много места. Мне оно сейчас нужно, чтобы находиться здесь, чтобы было чем дышать. Мне кажется, что я задыхаюсь от боли, от слез, кажется, что меня заперли где-то под землей. Воздух здесь какой-то спертый и его очень мало.

Я скатился по стене, медленно, чувствуя, как слезы снова бегут по щекам. Как дыра в груди начинает пульсировать, разрастаясь вширь все больше. Руки как у наркомана во время ломки, состояние, будто я в бреду. Я весь горю, голова болит, меня колотит, но мне жарко, слезы не перестают катиться по щекам.

- За что? – прошептал я еле слышно. – Боже… За что мне все это?

Верил ли я словам Ромки? Не знаю… Уже не знаю. Он говорил так уверенно, и в его глазах ни разу не проскользнула боль или сожаление. Но Ромка, которого я знал последние две недели, никогда бы не поступил так со мной. Но может ли человек измениться? Измениться так кардинально, чтобы полюбить того, кого так долго ненавидел?

Не знаю… Я уже ничего не знаю… Сам мир сейчас перестал для меня существовать. Хотелось уснуть и никогда не просыпаться. Никого не видеть, никого не слышать… Быть одному, быть здесь в своей комнате, и чтобы никто не лез ко мне.

Я так и не смог доползти до кровати. Лег прямо на полу. Плевать… Уже плевать на все… Какая разница, даже если я и простужусь? Кому-то есть дело? Кому-то не все равно? Не верю… Уже никому не верю…

31

В таком состоянии я провел два дня. Никуда не выходил, ничего не ел и не пил, даже почти не двигался. Я был словно в трансе. Мама стучалась, просила открыть, потом приходил отец, уже требовал, а не просил, но я не реагировал на них. Такое странное состояние. Я был в сознании, все слышал и понимал, но было все равно. Внутри так пугающе пусто, будто я спал с открытыми глазами.

Мне казалось это страшным сном, я все ждал, что вот сейчас войдет Ромка и наорет на меня, что я заперся тут, обнимет, поцелует. Но ничего не происходило. Я слышал только мать и отца, Ромки не было. И больше не будет. Ни в этом доме, ни в моей жизни. Я вдруг ясно понял, что он не вернется. И меня накрыла такая истерика, что я напугал не только родителей, но и самого себя. Я кричал, плакал, бросал вещи по всей комнате, сбивал кулаки в кровь. Мне хотелось выкричать всю эту боль. Боль, которая мешала дышать, сжимая легкие изнутри и не позволяя вздохнуть. Боль, которая мешает биться сердцу нормально. Выкричать всю ненависть. Ненависть к тому, который ушел, забыл и забил на меня. К тем, которые не позволили нам быть счастливыми. Хотя, если верить Ромке, то мы ими и не были.

Я вдруг четко осознал, что мой мир пошел ко дну. Тело вмиг расслабилось и упало на пол безвольной куклой. Странно, что сердце не останавливается, когда ему так больно. Но оно продолжало биться, говоря мне, что это не конец, что мне придется прочувствовать каждый миг этого состояния, каждое изменение, или наоборот затишье. Оно продолжало биться, что ж, значит, и я буду жить…

Дверь в мою комнату просто вынесло плечо отца, а потом он растолкал всю мебель, пытаясь пробиться ко мне. Следом за ним вбежала мама, тут же упала на колени рядом со мной, вся в слезах. Я лежал на полу, тоже весь в слезах. Она положила мою голову себе на колени.

- Боже, – простонала она. – Что ж это такое? Милый, ну чего ты? Слышишь? Скоро все пройдет, все будет хорошо…

Я молчал… Мне больше не чего им сказать. Они перестали понимать меня, зачем тогда напрягаться лишний раз.

- Я вызываю скорую, – бросил отец, доставая мобильник из кармана.

- Кость, они ведь могут забрать его, – всхлипнула мама.

- Совсем не заберут! – фыркнул он. – Просто поставят ему успокоительного и все. Я больше не намерен на это смотреть!

Он не намерен смотреть… Сам сотворил все это, а теперь он не хочет смотреть на это! Ненавижу…

Приехали врачи и настояли на том, чтобы забрать меня в больницу. Типо у меня сильное психическое расстройство, истощение и все дела… Я не сопротивлялся. Зачем? Они все сделают по-своему… Как и всегда…

Меня забрали в больницу, хорошо, что не в психушку. Поставили какие-то уколы, напичкали таблетками и уложили спать. Потом приехали родители, мама не отходила от меня, а отец о чем-то договаривался с врачом.

- Ну, что же ты, милый, – причитала мама. – Как же так? – она вытерла слезы. – За что ты так с нами…?

С вами?! Ну да, вы здесь единственные, кто пострадал, конечно!

В палату влетел отец.

- Так, я договорился. К нему больше никого не подселят, будут наблюдать за ним, чтобы чего не учудил, о нашей ситуации они в курсе, – отец замялся. – Ну, в общих чертах.

Мама кивнула головой, немного успокаиваясь.

Весь остаток дня они пробыли со мной. Я спал, а потом наступил вечер, никого уже не было в палате. Вот так. Я снова один. Хотя, это, наверное, и к лучшему. Я не хочу никого видеть…

Но спустя уже полчаса я понял, что лучше бы они остались здесь. Ведь нет ничего страшнее на свете, чем остаться со своими мыслями наедине, когда тебе так плохо…

Пару раз приходила медсестра, что-то проверяла, спросила, как я себя чувствую. Но потом и она уходила, снова оставляя меня одного… Было страшно.

Перед тем как уснуть, уже почти перед самым рассветом, я долго вспоминал то, что так хотел бы забыть, чтобы не причинять себе еще большей боли. Ромку… Наши объятья, поцелуи, его смех и руки. Я скучал по нему! Да, как бы подло он не поступил, я скучал! Да и не верю я, что он смог так поступить! Отец явно просто припугнул его! Другого объяснения я не вижу… Не хочу верить, что он мог сделать мне так больно! Не хочу… Ведь я так люблю его!

//=//=//=//

Утром ко мне пришел Кум. Не знаю, как он узнал, что я в больнице, но он пришел. Молча вошел в палату, неуверенно улыбнулся, и меня прорвало. Знаете, когда сдерживаешь себя из последних сил, а потом появляется тот, кому ты безоговорочно доверяешь. Тот, кто может поддержать и выслушать. Помочь…

Я ревел у него на плече, рассказал все, что произошло, то что нас застукали родители, то, что говорил мне Ромка. Я кричал, сжимал в кулаки его футболку, до синяков его кожу. Кум, успокаивал меня, гладил по голове, что-то шептал, но я не слышал его. Я пребывал в своем горе, полностью подавленный им.

Потом пришла медсестра и сделала мне укол, меня стало клонить в сон. Боже, да я так скоро на всю жизнь вперед высплюсь! Кум стал расплываться перед глазами. Он что-то опять говорил, держал меня за руку и улыбался.

- Все будет хорошо, – различил я одну фразу. – Научись отпускать… Счастье всегда найдет дорогу обратно.

Нет, Кум… Это конец… Мне не жить без этого человека, а он не вернется ко мне.

//=//=//=//

Через неделю меня выписали. Я сильно похудел, под глазами образовались синие мешки, кожа стала какой-то серой, а взгляд потухшим. Каждый раз, когда мама смотрела на меня, ей на глаза наворачивались слезы.