Любимый по судьбе (СИ) - Мезенцева Екатерина Юрьевна "Тринити" - Страница 80

Я снова заперся в своей комнате, сел на постель, но потом поднялся и зашел в Ромкину комнату. Здесь было непривычно пусто, нет… Мебель и все остальное было на месте, но не было его одежды, его книг и тетрадей… Да и сама комната была будто пустой, будто потеряла свою важную часть.

Я сел на диван, проводя по нему рукой. Боже, сколько воспоминаний связано с этой комнатой. Я зажмурился от боли, что продолжала разрывать меня изнутри, она ломала мои ребра, а я сидел, смотрел в одну точку и улыбался. Улыбался от того, что понимал, каким же я был идиотом. Как я мог поверить, что Ромка изменится ради меня, того, кого ненавидел, того, кто косвенно виноват в том, что его и его мать бросил отец?! Ведь сам столько раз говорил, что ни за что бы не простил его, но верил, что Ромка мог простить меня… Дурак! Придурок! Какой же идиот!

Я вскочил с дивана, сбросил с него подушки на пол, перевернул кофейный столик, бросился к столу, ударяя по нему кулаками. Я поймал себя на том, что мой рот открыт, но из него не вырвалось ни звука. Из глаз снова градом лились слезы. У меня была бесшумная истерика, я вроде кричал, ревел, но не издал ни звука, ибо родители все еще были дома, они могут услышать и снова отослать меня в больницу, или еще куда. Но внутри у меня шла война. До этого момента. Сейчас она закончилась, я проиграл… Внутри теперь только выжженное поле, куча трупов и привкус поражения. Я разбит…

- Петь, – позвала мама от дверей.

Ее взгляд был напуганный и взволнованный, а еще виноватый. Что ж, плевать. Я не буду извиняться за это. Они виноваты в том, что я такой как сейчас. Если бы не они… Кто знает, чтобы вышло…

Я оторвался от стола, о который облокотился и вцепился в него пальцами. Безэмоционально вытер слезы с глаз и посмотрел на нее.

- Что? – хрипло спросил я.

- Отец хочет с тобой поговорить… – прошептала она.

Я кивнул головой и прошел мимо нее. У мамы уже был виден животик, но сейчас мне это не приносило такой радости как раньше. Не хочу страдать один, как бы эгоистично это не звучало, но и как Ромка поступать не буду. Я все же люблю их, что бы они не сделали…

Отец сидел внизу за кухонным столом. Я подошел к нему, но не сел, просто остался стоять рядом. Мама вообще остановилась в проеме дверей. Я понимал как им сложно и больно видеть меня таким, но они не хотели понять какого мне, поэтому и я не собираюсь их жалеть.

- Ты хотел меня видеть? – безразлично спросил я, смотря на стол.

- Значит так, – рыкнул отец, тоже не повернувшись ко мне. – С этого момента ведешь себя нормально, как обычный подросток. Не истеришь и не ноешь, не разрушаешь комнаты, тебе ясно? – он кинул на меня строгий взгляд. – Ты мужик и должен выбросить из головы эту чушь!

- Как скажешь, – хмыкнул я. – Больше вы ничего подобного не увидите, – пообещал я.

- Милый, мы просим тебя об этом не потому, что мы не хотим этого видеть, – вмешалась мама. – А потому, что волнуемся и переживаем за тебя.

Я кинул на нее насмешливый взгляд, как бы говоря: «Кого ты хочешь одурачить?».

Мама вздрогнула от такого моего взгляда и ее губы снова задрожали.

- Я тебя предупредил, – рыкнул отец. – Чтобы никто не знал об этом позорном эпизоде, тебе ясно?! Только подумать, – прошептал он, хватаясь за головы. – Мои сыновья…

- Нет у тебя больше сыновей, – совершенно спокойно бросил я, посмотрев на него. – Ты их обоих предал, не захотев понять…

Я развернулся и вышел из кухни.

- Кость… – осторожно позвала мама отца.

- Видимо это расплата, – вздохнул отец. – За то, что бросил Алену… Прости, Маш, наша семья разваливается на глазах, а я ничего не могу сделать! – послышался глухой удар, видимо отец ударил кулаком по столу. – Прости меня!

Мама ничего не стала отвечать, наверное, она сейчас положила руки ему на плечи и осторожно их поглаживала, как делала всегда, когда хотела успокоить отца. Дальше я слушать не стал. Я не хотел его жалеть. Он сделал мне очень больно, мама тоже. Они предали меня, не захотев даже выслушать…

Весь остаток вечера, я провел в своей комнате. Отсюда тоже пропали все Ромкины вещи, у меня лежало пара его тетрадок, футболок и наши совместные фото. Ничего из этого здесь не было. Видимо, родители решили, что сделают лучше тем, что мне ничего не станет напоминать о нем. Я сел за компьютер, там у меня стоял пароль, поэтому я был уверен в сохранности данных.

Наши совместные фото… Мы улыбаемся, гуляем, держимся за руки, целуемся. Ромка часто фотографировал нас, когда мы гуляли или просто были вместе. Вот, например, эта фотка. Он сфотографировал меня, когда мы делали завтрак, я весь в муке, в варенье и сливках. Стою надутый и недовольный, но глаза светятся счастьем. Или вот эта, мы с Ромкой валяемся в снегу, он целуем меня в щеку, а я смотрю в камеру. Наши щеки раскраснелись от холода, так же как и кончики носа, у меня снег на шапке и на ресницах. Очень красивое и теплое фото. О, а это откуда? Я сидел около костра и, насупившись, сделав сосредоточенную моську, что-то точил ножиком Ромки. Боже! Это же фотка из леса! Когда мы еще не были вместе! Зачем он меня сфоткал?!

И вот что думать после этого? Стал бы он думать о совместных фото, если бы не хотел быть со мной, как он говорил? Боже, голова просто раскалывается… От мыслей, от боли, от слез… Кажется, что я скоро не выдержу и взорвусь!

Знаете, каждый по-своему сходит с ума. Кто-то в истерике захлебывается слезами, а кто-то, держа все в себе и не подавая виду, медленно рассыпается на кусочки. Сейчас отец поставил меня перед фактом, что я должен выбрать второй вариант. Он не понимает, что это для меня намного хуже и больнее. Но выбирать не мне… Снова. Все уже решили за меня. Мне остается только повиноваться, блядь!

Выключив компьютер и забравшись на кровать, я включил музыку и воткнул наушники в уши. Да, вот так, лучше отгородиться от всего мира, закрыться от него, чтобы больше никто не пробрался ко мне, чтобы больше никто не сделал больно, так как сделал ты… Ромка… Больше я не хочу проходить через подобное.

Кстати, я тут вот о чем подумал, раньше, когда мы были детьми, мы притворялись будто плачем, когда нам хотелось спать, чтобы обратить на себя мамино внимание. Сейчас же мы притворяемся, будто спим, когда плачем, чтобы избежать ненужных вопросов, в моем же случае еще и изгнания в какую-нибудь психиатрическую клинику.

Осознание этой мысли почему-то вызвало у меня смех. Я никогда так не смеялся, уткнулся в подушку, чтобы родители не решили, что я совсем спятил. Смеялся долго, громко, так, что у меня уже болел живот, но потом я вдруг всхлипнул и понял, что не смеюсь, а реву. Вся подушка подо мной уже была мокрой от моих слез.

Да, и так теперь будет всегда. В глазах – слезы, в ушах – музыка, в сердце – боль, а в мыслях – ты. Только так и ни как иначе. Я знал это всегда. Без тебя я не смогу жить, только существовать безвольной куклой. Жаль… Жаль, что мне запретили жить…

//=//=//=//

Утром меня отправили в школу. Нет, я не сопротивлялся, но был таким безразличным ко всему, что мама меня почти сама собирала, и отец отвез в школу.

- Смотри, чтобы без глупостей, – строго предупредил он меня.

Интересно, он что думает, я на любого парня запрыгнуть могу с воплями, чтобы меня оттрахали?

Я ничего не ответил, просто вышел из машины и хлопнул дверью. Возле дверей меня встретил Кум.

- Ты как? – взволнованно спросил он у меня, пытаясь заглянуть в глаза.

- Лучше, – бросил я, даже не останавливаясь.

- Лучше? – переспросил он удивленно.

Я устало вздохнул, кинул на него затравленный взгляд.

- Лучше не спрашивай… – прошептал я и ушел от него.

Никого не хочу видеть, даже Кума. Хочу побыть один.

В школу вернулась Кристина, еще одно напоминание о НЕМ. Она пыталась поговорить со мной, пыталась улыбаться, пошутить, но я был в наушниках, хоть и видел ее, но никак не реагировал. Она, кажется, обиделась и отошла от меня, больше так и не подойдя. Только на перемене, перед последним уроком, я видел, как она разговаривает с Кумом. Тот с печальным видом ей что-то говорил, а потом она резко повернулась ко мне. В ее глазах были боль и сожаление. Я понял, что Кум рассказал ей что со мной не так. Она жалеет меня? Но почему? Разве ей не все равно? Плевать… Не хочу этим заморачиваться.