Колодец с живой водой - Мартин Чарльз - Страница 75

В два часа ночи я перестал проигрывать и сосредоточился на владельце ресторана. В три круга я забрал все, что у него еще оставалось. Десятник насторожился, во всяком случае, он начал коситься в мою сторону, но к этому времени здоровяк выпил уже слишком много, и я не сомневался, что перед глазами у него все расплывается.

Я сказал, что за столом нас оставалось трое, но никто из выбывших игроков не ушел. Каждый из них проиграл весь свой пятитысячный вступительный взнос (или бо́льшую его часть) и теперь хотел узнать, чем кончится дело. Это означало, что у нас были зрители в количестве одиннадцати человек: шестеро игроков-неудачников, сдававший карты дилер, три девицы и охранник. Меня это устраивало: я знал, что все они – или, по крайней мере, те, кто сегодня потерял деньги, – настроены по отношению к десятнику не слишком дружелюбно и будут рады его проигрышу, а это, в свою очередь, означало, что зрителей я легко сумею превратить в свидетелей.

Когда я покончил с владельцем ресторана, десятник переключился на холодную воду и потребовал мокрое полотенце на плечи.

К трем часам мы сравнялись по количеству фишек.

В половине четвертого у десятника появились сомнения. У меня было вдвое больше фишек, чем у него, и десятник обильно потел, несмотря на мокрое полотенце и кондиционер. Ближе к четырем я сделал большую ставку, десятник пошел ва-банк, но мой стрейт[60] побил его «тройку», когда дилер сдал короля в качестве последней общей карты.

Побежденный, опозоренный, практически разоренный десятник крыл меня самыми черными словами, мешая испанские и английские проклятия, но я только улыбался, что разозлило его еще больше. На это я и рассчитывал. С самого начала я собирался довести десятника до такого состояния, чтобы он потерял осторожность и рискнул поставить на кон внедорожник.

Обменяв у дилера фишки на наличные, я засунул толстую пачку банкнот в карман и поднялся, делая вид, будто собираюсь уходить. На десятника я подчеркнуто не обращал внимания. Я уже повернулся к выходу, когда он резко откинулся на спинку стула и, со стуком опустив на стол пустой стакан, что-то громко сказал, так что его услышали все, кто был в зале. Я не разобрал его слов, но, когда все глаза устремились на меня, обернулся. Десятник повторил еще громче:

– Doble o nada!

На этот раз я его отлично понял, но сделал вид, будто его предложение остается для меня тайной за семью печатями. Слегка пожав плечами, я сказал:

– No habla Español.

– Все или ничего, – перевел охранник в темных очках.

В ответ я насмешливо рассмеялся, не отводя взгляда от побагровевшего лица десятника.

– На что ты собираешься играть? – осведомился я, многозначительно похлопав себя по оттопырившемуся карману, где лежали все его деньги.

Десятнику очень хотелось спасти лицо, и, как многие игроки-дилетанты, он надеялся на последнюю счастливую комбинацию (которая, кстати сказать, ему не светила). Обведя взглядом комнату и убедившись, что всеобщее внимание приковано к нему, он полез в карман и театральным жестом, как швыряют перчатку, бросил на стол ключи от внедорожника.

Что ж, своего он добился. Один за другим зрители стали придвигаться ближе к столу. Теперь все смотрели на меня, и я снова пожал плечами, делая вид, будто не знаю, какой автомобиль имеется в виду. Весь вечер я притворялся человеком, который недавно приехал в город и ничего не слышал о событиях недельной давности, и моя уловка сработала. Показав на ключи, я кивнул в направлении парковки:

– И что у тебя за машина?

Оттолкнув охранника, предупредительно отворившего перед ним входную дверь, десятник выбежал наружу, прыгнул за руль внедорожника и завел двигатель. Когда он вернулся, я спросил:

– Сколько?

Десятник посмотрел на мой карман.

– Все.

На самом деле «Хайлакс» Колина стоил меньше, чем я выиграл, но спорить я не стал. Мне хотелось, чтобы ставки в последней игре были как можно выше, потому что я намеревался не просто забрать у десятника машину. Я должен был его опозорить и таким образом лишить власти и авторитета. Вместе с тем я давно заподозрил, что десятник подкупил дилера – слишком уж часто ему выпадали хорошие карты. Это означало, что флоп, терн и ривер[61] могут подсказать мне, какую комбинацию рассчитывает собрать мой соперник.

– О’кей. – Я вернулся за стол, но, когда дилер начал сдавать, остановил его взмахом руки. – Нет, – сказал я и повернулся к хозяину ресторана: – Будьте добры, сдайте карты.

Владельцу ресторана я вряд ли был по душе, но и десятником он тоже был недоволен, поэтому я мог рассчитывать, что его сдача окажется честной. На виске десятника вспухла вена; она ощутимо пульсировала, словно вот-вот готова была лопнуть. Он уже собирался возразить, но желание сохранить лицо пересилило, и он только пожал плечами.

Ставки мы уже сделали, поэтому уравнивать, повышать и идти ва-банк было бессмысленно. Каждый из нас знал, чем рискует. И каждый из зрителей тоже знал, каковы ставки. Дилер сдал по две карты, затем выложил на стол трехкарточный флоп, в том числе бубнового короля. Последовала пауза, и дилер сдал терн – четверку пик. Еще одна пауза, и на столе появился ривер – червовый туз. По лбу десятника потекли крупные капли пота, глаза налились кровью. Увидев третью карту, он торжествующе оскалился, обнажив скверные зубы: сегодняшняя игра была долгой, но сейчас ему показалось, что фортуна наконец-то повернулась к нему лицом. Десятник задышал ровнее и, откинувшись на спинку стула, закурил сигару. Глубоко затянувшись, он выдохнул дым, который повис над столом редким облачком. Мой соперник даже не счел нужным блефовать, и я понял, что он сидит как минимум на паре тузов.

В самом деле везунчик.

Дилер предложил открыть карты, и десятник, как я и ожидал, не спеша выложил на стол туза и семерку. Что ж, пара тузов, конечно, тоже комбинация. Бывало, что и она выигрывала, но… Да, десятнику опять повезло, но он слишком поторопился.

Я не отрывал взгляда от лица соперника, потому что мне хотелось видеть его реакцию. Игра действительно подошла к концу, но ее исход был совсем не таким, как представлялось десятнику.

Когда я выложил на стол свои карты – туза и короля, десятник сначала побледнел, потом принялся браниться на чем свет стоит. Такого он не ожидал: похоже, ему и в голову не приходило, что две пары всегда бьют одну. Ругательств, которые он изрыгал, я не понимал, но у меня сложилось впечатление, что десятник проклинал не только меня, но и всех моих предков до четвертого колена включительно.

Подкинув на ладони ключи от внедорожника, я бросил на него еще один взгляд и опустил ключи в карман. В уголках губ десятника выступила пена. Я не считал, сколько я выиграл, но, учитывая, что в начале игры за столом нас было восемь человек, следовательно, за сегодняшний вечер я положил в карман тридцать пять тысяч долларов. Плюс машина… Чтобы окончательно добить соперника, я достал из кармана толстую пачку наличных и не спеша отсчитал десять тысяч – пять своих и пять, представлявших собой входной взнос десятника. Это сразу привлекло ко мне всеобщее внимание, но то, что я сделал дальше, заставило всех присутствующих воззриться на меня в немом изумлении. Тридцать тысяч я протянул владельцу ресторана и велел раздать остальным шестерым игрокам.

– Среди нас шулер, джентльмены. Сегодняшняя игра была нечестной… кроме последнего раунда, – заявил я. – Верните деньги всем, кроме него, – добавил я, показывая на десятника.

Как ни странно, меня отлично поняли все, кто находился в зале, хотя совсем недавно они делали вид, будто не понимают по-английски.

Десятник вскочил, швырнул свой бокал в стену и бросился прочь. Девицы, которые обхаживали его весь вечер, не тронулись с места, а он не стал звать их с собой. Сегодня десятник потерял не только деньги и автомобиль, но и свою репутацию, и, я думаю, он сам это понимал. Я со своей стороны был далек от мысли, что моя щедрость помогла мне приобрести новых друзей, но по крайней мере они не были мне врагами. Я даже готов был поспорить на все десять тысяч долларов, что, если бы мне прямо сейчас захотелось поужинать, хозяин ресторана лично приготовил бы для меня лучшие блюда из своего меню.