Колодец с живой водой - Мартин Чарльз - Страница 83

Выслушав мои доводы, Колин ответил, что и сам так думает. Потом он замолчал, и молчал довольно долго. Наконец Колин сказал:

– Помнишь, ты просил меня об одолжении?..

– Да.

– У меня есть для тебя кое-какая информация… – Колину потребовалось несколько минут, чтобы рассказать мне все, что́ он узнал. Ему удалось накопать довольно много, но новости были не слишком хорошими. Впрочем, я, кажется, знал, что нужно делать, но говорить об этом Колину я не стал.

В конце концов, я еще не принял окончательного решения.

Попрощавшись с Колином, я долго сидел молча, глядя на отражавшуюся в воде бассейна луну. Потом я услышал позади легкие шаги – это вернулась Лина. Придвинув свой шезлонг совсем близко к моему, она сказала:

– Так на чем мы остановились?..

В ее голосе прозвучала невинная, почти детская игривость, и я понял, что в особняке Лине нравится и она отлично проводит время. Кроме того, у меня сложилось ощущение, что мое общество ее не тяготит, и это было тем более приятно, что Лина совершенно очевидно не принадлежала к женщинам, готовым близко общаться с любым мужчиной. Да и меня, должен признаться, влекло к ней, и влекло довольно сильно. Очень сильно, если уж говорить начистоту. Увы, я хорошо помнил, что за свою жизнь причинил боль довольно большому количеству людей, и мне не хотелось, чтобы Лина стала еще одной жертвой моего эгоизма и моего равнодушия. Я был готов на многое, чтобы избавить ее от этого.

Сейчас, мысленно оглядываясь на свою жизнь, я вдруг подумал, что мой путь буквально усеян обломками отношений, дружб, привязанностей, симпатий. Сталкиваясь с самыми разными людьми, я почти всегда добивался от них того, чего мне хотелось, а потом двигался дальше, стараясь не оборачиваться назад.

Но о своей нынешней и тем более будущей жизни я знал гораздо меньше, чем мне бы хотелось. Я не представлял, что случится со мной даже в ближайшем будущем – куда я поеду и где окажусь, когда найду Сэла и верну его родителям. Вместе с тем я твердо знал: я не хочу, чтобы Паулина стала еще одной жертвой в войне, в которую превратилась моя жизнь. Почему?.. Ответ прост: как большинство нормальных людей, я продолжал чувствовать боль. Должно быть, в этом и было дело. Я пытался прятать ее, делал вид, что ничего не чувствую, но боль жила во мне. Она окрашивала все мои мысли, эмоции и поступки, и именно она была причиной того, что я ощущал себя вывалявшимся в грязи. Нет, я никогда не был особенно склонен к самоанализу, но сейчас, когда видел перед собой ясный лунный свет, а мои ноздри ловили легкий аромат кокосового масла и сладковатый запах пота, исходивший от женщины в расцвете сил и красоты, я отчетливо осознавал, что Лина заслуживает чего-то лучшего, чем ваш покорный слуга. И я был готов на многое, лишь бы не утянуть ее в ту грязь, в которой сам беспомощно барахтался столько лет.

Полуобернувшись к ней, я сказал:

– Когда я отправлялся в Никарагуа в поисках Сэла, я не ожидал, что встречу тебя. И всего того, что случилось, я не ожидал тоже… Теперь мне остается только гадать, что́ я – мы будем делать, когда найдем Сэла и мне надо будет уехать. Не скрою, последние несколько дней, которые мы провели вместе, были очень… приятными, но, прежде чем двигаться дальше, я хочу, чтобы ты знала, каков я на самом деле. Что я за человек. У тебя, я полагаю, могло сложиться впечатление, будто я наделен какими-то достоинствами, какими-то положительными качествами, и они во мне, возможно, действительно присутствуют, но ты должна узнать и мою оборотную сторону. Если ты позволишь, я сам расскажу тебе об этой оборатной стороне, прежде чем ты уйдешь… А ты непременно захочешь уйти, Лина, сама захочешь, потому что здравый смысл и инстинкт самосохранения не позволят тебе остаться рядом с таким… с таким, как я. – В горле у меня пересохло, я сглотнул и продолжал: – Когда я говорил, что ложь для меня – искусство, я сказал чистую правду. Я… – На мгновение я запнулся, пытаясь решить, с чего лучше начать, но так ничего и не придумал и очертя голову ринулся вперед… – Я продаю наркотики, Лина. Точнее, продавал…

Я внимательно следил за выражением ее лица, но оно не выразило ни испуга, ни отвращения. Лина даже не поморщилась, и я, несколько приободрившись, продолжал:

– Я один привез и продал больше кокаина, чем любой дилер в Южной Флориде, за исключением, быть может, мафии и картелей. Мой партнер и я организовали доставку крупных партий товара по индивидуальным заказам знаменитых и высокопоставленных клиентов и заработали на этом очень большие деньги. Однажды, много лет назад, еще на Бимини, я проснулся ночью, чтобы сходить в туалет, и споткнулся в темноте о сумку, в который лежало несколько сотен тысяч долларов, упакованных в пластиковые пакеты. Мне пришлось долго ломать голову, куда их спрятать, потому что я просто не мог отправиться в банк и положить такую сумму наличными на свой счет… Кстати, на моем счете в одном офшорном банке тоже хранится изрядная сумма… – Сцепив перед собой руки, я слегка покрутил большими пальцами. – Я никогда не считал себя плохим человеком, Лина, но и хорошим человеком меня тоже назвать нельзя. Хорошие люди не живут так, как уже больше десяти лет живу я… – Я снова помолчал, не зная, как перейти к дальнейшему, и в конце концов добавил без всякого перехода: – Чуть больше двух недель назад, буквально за считаные часы до моей свадьбы с женщиной, которая любила меня, хотя никогда не знала меня настоящего, я осуществлял очередную закладку. Для меня это была совершенно рутинная операция, что-то подобное я регулярно проделывал на протяжение всех десяти лет. Мне предстояло доставить почти фунт белого порошка по адресу в Майами, где должна была состояться очередная вечеринка для «богатых и знаменитых», но произошло непредвиденное. Сэл каким-то образом оказался на том месте, где я оставил груз, и… Я до сих пор не знаю, что там произошло, но в результате пострадала его младшая сестра Мария, которую я любил как племянницу и которая была единственной женщиной на планете, которая любила меня со всей искренностью, на какую способен двенадцатилетний ребенок. Нет, она, не погибла, но ее покусала бойцовая собака, которую натравили на обоих…

При этих словах Лина болезненно сморщилась, но я не мог позволить себе жалости. Я понимал: если я остановлюсь, вернуться к этому разговору мне не хватит мужества.

– У Марии сильно пострадало лицо. Собачьи клыки задели нерв, который отвечает за мимику, и одно время мы очень боялись, что девочка больше никогда не сможет улыбаться. К счастью, Шелли – так звали мою невесту – работает пластическим хирургом в больнице Майами и специализируется на детях. Она провела сложную восьмичасовую операцию и сумела не только восстановить лицо Марии, но и сшить нерв. Только благодаря ей дочь моего друга снова будет улыбаться… – Тут я сам улыбнулся, подумав о том, что по крайней мере за Марию я могу больше не волноваться. «Что же, что же делать нам с Марией?..» Да ничего, и это по-настоящему славно! –  До этого страшного случая, – продолжал я, – Шелли даже не подозревала, что я живу двойной жизнью, но, когда ей стало известно, чем я занимаюсь, она… отвернулась от меня. Отшатнулась с ужасом и отвращением, и я ее понимаю. Так я потерял человека, которого любил… или думал, что любил. Теперь у меня нет невесты, нет нормальной работы, у меня только один друг, и я не принес на эту землю ничего, что имело бы хоть какую-нибудь ценность. Мне сорок лет, но итог моей жизни – только боль, которую я причинял многим и многим. – Я покачал головой. – Как-то вечером, когда я приехал в больницу и, стоя рядом с кроватью Марии, смотрел, как медсестра меняет ей бинты, я вдруг подумал о том, что не знаю, как исправить свою жизнь. Мне даже казалось, что это невозможно, но я все равно решил, что должен хотя бы попытаться найти Сэла и вернуть его родителям целым и невредимым. И даже если для этого понадобится расстаться с деньгами, которые я заработал, а за десять лет я скопил несколько миллионов, тогда я… – Тут я достал из кармана толстую пачку наличных и, найдя в полутьме руку Лины, вложил деньги ей в ладонь. – Тогда я с радостью отдам всё до последнего цента и даже украду в десять раз больше, лишь бы что-то исправить.