Римская карусель (СИ) - Дельта Марк - Страница 33

   Тит мысленно пристыдил себя за эти мысли, вспомнив, что и его собственные предки во времена республики были плебеями. Кроме того, ему пришел на память тот важный разговор с Марком в Риме, когда брат долго задавал ему странные вопросы о том, способен ли он испытывать жалость к страдающему животному, к сраженному гладиатору, к больному рабу. И лишь после того, как Тит с некоторым стыдом признался, что ему не чужды подобные чувства, Марк счел его достойным посвящения в тайну.

   В зал пришел Марк Ульпий, а с ним - еще один гость, чье появление удивило Тита куда больше, чем присутствие здесь бывшего центуриона. Это был тот самый хромой клиент с прямыми длинными волосами и большими глазами на худом, аскетичном лице, которого Тит видел во время раздачи бесплатной еды. Изумление возросло еще больше, когда Марк настоял на том, чтобы гость возлег на самом почетном месте триклиния, каковым считалось первое из трех мест нижней кушетки. Обычно его занимал сам хозяин дома.

   Такое обращение патрона с клиентом, то есть по сути - с жалким нахлебником, горемыкой, чем-то вроде бедного родственника, - не укладывалось в голове римского гостя.

   Заметив состояние Тита, худощавый клиент, расположившись на почетном месте без малейшего смущения, улыбнулся и спросил, прямо глядя ему в глаза:

   - Не скучаешь ли, досточтимый Тит, по блистательному Палатину, тихому Виминалу и шумной грязной Субуре?

   - Я не успел соскучиться по Риму, - оторопело пробормотал Тит. На мгновение ему показалось, что он стал объектом насмешек, но тут Тит заметил, что все присутствующие дружелюбно улыбаются ему, и даже некрасивое лицо Ювентия утратило на мгновение свою ветеранскую суровость и несколько разгладилось.

   Марк, проходя мимо двоюродного брата, похлопал его по спине, после чего расположился на противоположной кушетке, рядом со своей женой.

   - Это Клеомен, - пояснил он. - Он весьма опытный врач, одержавший множество побед над хворями, хотя в это и трудно поверить, ведь врачи, как известно, опаснее для жизни человека, чем сама болезнь.

   - Сегодня, на обочине Августовой дороги, недалеко от городских ворот, я видел могилу, - сообщил Клеомен, угощаясь виноградом. - На надгробии было написано: "Я умер от того, что меня лечило слишком много врачей".

   Все рассмеялись.

   - Впрочем, мы ценим Клеомена не только за его достижения в науке Асклепия, - продолжал Марк. - Он человек настолько высокоученый и осведомленный в литературе и философии, что мы в нашем кругу называем его Софистом, хоть он и не принадлежит ни к этой, ни к какой-либо иной философской школе.

   Тит отметил про себя, что в своем длинном хитоне Клеомен действительно походит на странствующего философа или преподавателя красноречия.

   - А самое главное, - Марк немного понизил голос, и смешливая интонация в его голосе вдруг исчезла. - Клеомен в нашем поколении - старший хранитель учения. Все остальные из нас узнали об учении именно от Клеомена.

   - Что нисколько не мешает мне быть твоим клиентом, а тебе - моим патроном, - заявил Софист с таким беспечным видом, словно речь шла о какой-то детской игре.

   Тит почувствовал, что по сути для него не так уж и важны обычные различия в общественном положении присутствующих. Клеомен был тем человеком, которого он мог наконец расспросить на интересующие его темы, а то, что Софист мог быть вольноотпущенником, начавшим свою жизнь в рабстве, для учения не имело никакого значения.

   Титу было неловко начинать разговор о таинственных способностях человеческого ума, и он принялся ждать, пока это сделают другие, но тут в зал стали входить слуги, внося большие блюда с едой, и сразу же завязалась общая беседа на самые разнообразные темы. Было ясно, что в присутствии слуг разговора о тайном учении не будет.

   - Сегодня мы не будем затягивать с ужином, поскольку нам предстоит еще многое обсудить, - сказал Марк. - Но через два дня я предлагаю снова здесь собраться, и тогда мы сможем просто отдохнуть, попировать и заодно посмотреть выступление мимов.

   Его слова были встречены общим одобрением.

   - Ты уже договорился с мимами о сроках? - удивился Тит.

   - Да, у меня был их актер, Александр, - пояснил Марк. - Поэтому я и задержался. Мы посидели немного в таблинуме и обо всем договорились. Затем я попросил его уделить какое-то время Оресту. Мальчик очень хотел, чтобы мим рассказал ему, как можно научиться передразнивать людей и животных. Александр любезно согласился.

   По римским меркам трапеза действительно была скромной, скорее в стиле семейного ужина, чем пирушки с гостями: вареное мясо, закуски, овощи и, конечно, знаменитый острый соус гарум из рыбьих потрохов, служащий приправой к чему угодно. Его доставляли из Испании во все провинции империи, так как нигде не делали его таким вкусным, как здесь. Вино было разбавлено сильнее, чем обычно, и Тит догадался, что Марк дал слугам такое распоряжение, дабы присутствующие не захмелели сверх меры перед важным разговором.

   Утолив голод и жажду, Тит опустошил свой кубок. Это был красивый стеклянный сосуд с серебряным рельефом, изображающим похищение сабинянок. На несущейся посреди битвы колеснице стояла в победной позе Минерва с копьем. Рассеянно проводя пальцем по выступающему колесу повозки, Тит отвечал на вопросы присутствующих. Их интересовали последние римские новости.

   - По приказу Аврелиана несколько месяцев назад началось строительство новой городской стены, - говорил Тит. - Те части, что уже возведены, выглядят весьма внушительно. Десять футов толщиной, каждые сто футов - сторожевая башня. Стена пройдет вокруг всего города таким образом, что внутри городской черты окажутся не только семь холмов, но и многие районы за пределами древней Сервиевой стены, включая Марсово поле и даже низменность к западу от излучины Тибра, возле Яникульского холма.

   Потом разговор переключился на знаменитые римские пиры с их гурманством и обжорством. При этом к Титу все обращались с таким видом, словно он лично завел эту традицию, а римский гость отнекивался, подчеркивая, что следит за своим здоровьем и старается не перегружать желудок слишком часто.

   - Сенека сказал, что римляне едят, чтобы их вырвало, и вызывают рвоту, чтобы снова есть, - заявил Клеомен.

   - Но мы так делать не будем, не так ли, друзья? - при этих словах Марка все опять посмотрели на Тита, демонстрируя желание знать, как отнесется человек из Вечного города к столь вопиющему нарушению квиритских традиций.

   Тит даже не заметил момента, когда Марк дал слугам приказ, после которого те немедленно убрали всю грязную посуду и еду со столов, оставив лишь фрукты, орехи и сладости. Покончив с этой работой, слуги разом покинули триклиний.

   - Дорогие кентавры, теперь мы одни, - произнесла Кальпурния. - Давайте начнем.

***

   - Итак, ты Орест? - спросил Александр мальчика. Будучи отпрыском вольноотпущенника и приемным сыном небогатого комедиографа, актер не часто бывал в подобных домах, и окружавшая роскошь его смущала. К тому же, согласившись поговорить со старшим сыном хозяина дома, Александр не очень ясно представлял себе, о чем пойдет разговор.

   - Марк Ульпий Орест, - подтвердил мальчик. Ему было лет восемь. Мелким чертам его лица была присуща какая-то избыточная подвижность, которую Александр не заметил в Марке Старшем.

   - Покажи меня, - попросил мальчик.

   - Я еще не знаю твоих привычек, - ответил актер, но лицо его помимо воли задвигалось, и женщина средних лет - няня мальчика, - отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

   - Как ты это делаешь? - спросил Орест, покраснев.

   Александр принялся объяснять, что для имитации необходимо обратить внимание на какую-нибудь привычку, повторяющееся действие, которое сам объект подражания может даже не замечать за собой.

   - Вроде того, как ты только что сделал? - поинтересовался мальчик.