Потрясти сахарное дерево (ЛП) - Вилгус Ник - Страница 63

в этом, знала, что сказать, обладала уверенностью, шармом и кучей энергии.

— Я так не думаю, — сказал я, пытаясь вспомнить имя мужчины. Я часто видел

его в новостях.

— О, да давай уже, — сказал Джексон.

— Я плох в таких вещах, — сказал я.

— Я всего лишь хочу задать пару вопросов, — сказал репортѐр, улыбаясь с

надеждой.

В чѐм дело? — спросил Ной, не понимая разговора.

Я объяснил, что они хотят взять интервью.

— Он ваш племянник? — спросил репортѐр.

— Он мой сын, — ответил я.

— И он глухой?

— Да.

Его глаза зажглись как у акулы, почуявшей в воде кровь.

— Вы не против, если я спрошу о нѐм?

— Спрашивайте, — поторопил Джексон.

Я посмотрел на Билла, ища помощи, поддержки, что-нибудь.

— Ты должен это сделать, — отозвался Билл.

Повернувшись к репортѐру, он сказал:

— Вилли мой брат, и он отличный отец. Его сыну Ною исполнилось десять лет в

этом июле. Он хороший малый.

— А ваше имя? — произнѐс репортѐр, возясь со штативом и устанавливая камеру

на место.

— Я не пойду на чѐртово телевидение, — сказал Билл. — Но вам следует взять

интервью у Вилли. Он мой брат, и мы поддерживаем его от начала и до конца.

Я почувствовал, как что-то застряло у меня в горле, когда услышал эти слова от

Билла. Я почувствовал, будто ждал всю свою жизнь, чтобы услышать их от него.

— Сделай это, — убеждал шепотом Джексон, наклонившись к моему уху.

Ты хочешь быть на ТВ? — спросил я Ноя.

Он засиял, демонстрируя свои жуткие зубы.

— Или мы оба, или никто, — сказал я репортѐру, кладя руки на грудь Ноя и

прижимая его ближе, как талисман.

— Отлично, — с широкой улыбкой ответил он, делая последние приготовления

камеры, а затем вытащил большой микрофон.

174

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

— Начнѐм с проверки, — сказал он. — Просто назовите своѐ имя и возраст, имя

своего сына и его возраст, чтобы я мог проверить свои показатели.

Он поднѐс микрофон к моему лицу.

К этому моменту вокруг собралось много любопытного народа, и я вдруг сильно

занервничал. Джексон отошѐл в сторону, показывая мне поднятые вверх большие

пальцы.

— Меня зовут Вилли Кантрелл, и мне тридцать два, — сказал я. — А это мой сын

Ной, ему десять.

Репортѐр посмотрел на своѐ оборудование, сально улыбнулся, а затем встал

перед камерой, держа нас троих в кадре.

— Почему вы сегодня здесь? — спросил он, быстро поднося микрофон к моим

губам и отводя взгляд в сторону, пока я отвечал.

— Сегодня мы здесь потому, что устали от того, что ААС сравнивают нас с

нацистами, ворами и лжецами и всеми подобным. Мы просто люди. Я отец, а это мой

сын. Я не хочу, чтобы мой сын стыдился того, кем является его отец. Мы хорошие

люди. Мы такие же, как все остальные. Я не хочу, чтобы ААС каждый день говорили

людям, что гомосексуальные родители — это плохие родители. Мы не плохие

родители. Мы не лучше и не хуже других родителей. Если ААС хочет выходить в

прямой эфир каждый день и врать насчѐт членов гей-сообщества, что же, у нас есть

право бросить им вызов. У нас есть право рассказать о себе правду.

— Ваш сын глухой? Верно?

— Да, — сказал я. Он ждал, что я продолжу. Не зная, что сказать, я заговорил

немного бессвязно. — Я отец-одиночка. Я заботился о своѐм сыне с того дня, как он

родился. Мы через многое прошли вместе. Я и мечтать не мог о лучшем сыне. Я очень

сильно его люблю, и мне больно слышать, что ААС говорит о гомосексуальных

родителях. Если это действительно Ассоциация Американской Семьи, почему они не

поддерживают меня и не помогают? Почему они всегда принижают нас? Ненависть —

не семейная ценность. Ложь об однополых семьях — это не по-христиански. Кому-то

нужно указать им, что они говорят о настоящих людях с настоящими жизнями, и что

их слова оскорбительны для таких людей, как я и мой сын.

— Если бы вы могли обратиться к ААС, что бы вы им сказали? — спросил

репортѐр.

— Я бы сказал им прекратить лгать, — прямо ответил я. — Если бы я сказал что-

то из того, что говорят эти люди в своих радиопрограммах, моя мама вымыла бы мне

рот с мылом. Она научила меня уважать других людей, не врать о них.

— Вы не думаете, что их репортажи справедливы?

— Они не новостная организация. Они озвучивают личные мнения, вот и всѐ.

Почему бы им не выйти сюда и не поговорить? Чего они так боятся? Они выходят в

эфир каждый день, говорят своим слушателям всякий мусор о гомосексуалистах. Что

ж, мы здесь! Почему бы им не выйти и не поговорить с нами и не выяснить, какие мы

на самом деле? Они боятся?

Репортѐр улыбнулся.

— Какие проблемы у вас были, как у родителя-гея, воспитывающего глухого

ребѐнка? — спросил он.

— Когда ты гомосексуальный родитель, каждый день — это вызов, — сказал я,

говоря ожесточѐннее, чем намеревался. — Люди смотрят и сразу предполагают, что с

ребенком жестоко обращаются в семье. Их не волнуют факты. Они относятся к вам

как к подделке, будто вы не настоящий родитель, будто у вас даже ребѐнок не

настоящий. И люди сочувствуют вашему ребѐнку. Они сочувствуют. Будто вашему

ребѐнку было бы намного лучше, если бы вы были натуралом. Будто для ребѐнка есть

175

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

какая-то разница. А когда у вас ребѐнок с особыми потребностями, как Ной, глухой

ребѐнок, всѐ намного сложнее.

— Что насчѐт его матери?

— Она недавно умерла, — ответил я.

— Мне жаль.

— Я могу спросить, что произошло?

— Я бы не хотел об этом говорить, — сказал я.

— Понимаю. Значит, сейчас вы заботитесь о нѐм сами?

— Я заботился о нѐм всю его жизнь. Я всегда был отцом-одиночкой.

— Должно быть, это было сложно.

— И да, и нет. Смысл в том, что мы протестуем против ААС потому, что они

говорят, что заботятся о семьях. Ну а как же моя семья? Как же мой сын? Как же я?

Как можно говорить, что вы хотите защищать семьи, когда вы побуждаете родителей

отрекаться от их гомосексуальных детей, когда вы разрушаете семьи и разделяете их?

Единственная причина, по которой мы сегодня здесь, в том, что они называют себя

Ассоциацией Американской Семьи и говорят, что они христиане. Что христианского в

распространении лжи и побуждении родителей отказываться от своих

гомосексуальных детей или стыдом заставляя жить их в тишине и страдать? Я знаю,

что все эти пропитанные ненавистью разговоры делают с людьми, потому что я

пострадал от этого. Я видел, что это сделало с моими отношениями в моей семье.

Когда кто-то из этого города начнет противостоять этим людям и скажет им, что это

неправильно? Когда вы, ребята из СМИ, начнѐте рассказывать своим зрителям, что

ААС в списке групп ненавистников из-за их постоянного антигейского фанатизма?

Когда вы, ребята, осмелеете и прекратите быть такими тряпками? Каждый раз, когда у

нас происходит одно из этих мероприятий, некоторые из вас идут прямиком туда, к

ААС, и спрашивают об их реакции, но вы никогда не спрашиваете реакцию других

религиозных лидеров в этом городе. Почему нет? ААС здесь не единственная

религиозная группа. Думаю, если вы сходите в Архиерейскую Церковь Всех Святых,

то получите совершенно другой ответ, в отличие от того, что даѐт вам ААС. Но вы

просто продолжаете повторять ту же чепуху от ААС. Почему вы, ребята, не делаете

свою работу?

— Мы пытаемся, — сказал репортѐр, пожав плечами. — Вы хотели бы добавить

что-нибудь ещѐ?

Я мог сказать многое, но покачал головой. У меня было такое чувство, будто я

уже сказал слишком много и, вероятно, пожалею об этом.