Как музыка стала свободной. Конец индустрии звукозаписи, технологический переворот и «нулевой пацие - Уитт Стивен - Страница 12
- Предыдущая
- 12/64
- Следующая
Пять лет он был самым могущественным музыкальным менеджером Северной Америки. Подмастерье Эртегюна оказался рисковым малым, службистом и карьеристом. Ведь такой возможности он ждал всю жизнь. Под его управлением Adantic преобразовался: лейбл теперь вкладывался с риском в новые неизвестные таланты, а 1991 год даже закончил с убытками впервые за всю свою историю. Но все ставки окупились: к 1994году доход утроился. Моррисзанялся такими жанрами, которыми крупный шоу-бизнес традиционно пренебрегал: «жвачный» попсовый рэп или мейнстримное кантри. Среди шедевров Atlantic появились такие хиты,как «Rico Suave»ДжерардоМейя и «I Swear» Джона Майкла Монтгомери (в России эта песня более известна по версии группы Boyz II Men, прим. пер.). Он выработал энергичный,агрессивный управленческий стиль: выбивал большие бюджеты и личные компенсации. Он сталкивался лбом с теми, кто его контролировал, а если они сопротивлялись — добивался их увольнения. К концу 1994 года он с помощью Эртегюна спланировал смелый корпоративный бунт внутри Time Warner, в результате которого стал тем, кем стал — топовым человеком в американской шоу-индустрии, контролировавшим почти четверть рекорд-рынка страны, долю с доходностью примерно в 2 миллиарда долларов, и которому подчинялись все американские уорнеровские лейблы: Warner Brothers, Atlantic, Elektra[26].
Те, кто поднялся вместе с Моррисом, отзывались о нём как о человеке тёплом, открытом и очень харизматичном. Те, кто остались в стороне от этого головокружительного взлёта, критиковали его, сетуя на непоследовательность, упёртость и эго космических размеров. Только самые близкие к Моррису знали его лучшее качество: осторожный аналитический подход к решению проблем. Эта черта его личности тщательно скрывалась. Он казался эдаким балаболом с Лонг-Айленда, у которого всё от сердца. На самом деле у него был диплом университета Лиги Плюща и мозги, заточенные под цифры. Все бизнес-решения он принимал взвешенно, учитывая последствия. Хотя он страстно любил музыку, но, говоря об инвестициях в новых артистов, он говорил языком чётким, почти научным. Один его долговременный соратник говорил, что только много лет спустя понял: этот образ был не случаен, потому что для Морриса быть недооценённым — вариант сохранить власть. «Моррис походил на старого деревенского юриста, — говорил он. — Вам кажется, что вы его обыграли, обошли, но потом оказывается, что он вас просчитал на три шага вперёд»[27].
Итак, сейчас 1995 год. Моррис идёт по коридору на встречу с главным шефом Warner Music Майклом Фуксом. Чувствует себя несокрушимым: на дворе июнь, а у него уже, судя по цифрам продаж, намечается альбом года. А именно — «Cracked Rear View» колледж-рокеров Hootie & the Blowfish. Команда стала суперзвездой студенческих кампусов благодаря публике, носящей шорты до колен и играющей в сокс. Продажи уже около 8 миллионов, а хит «Only Wanna Be With You» как будто специально придумали для магазинов Gap.
Hootie & the Blowfish до этого никоим образом не считались верняком. Все уорнеровские директора по артистам и репертуару их отвергли[28]. Почти все охотники за талантами на крупных лейблах считали, что Hootie & the Blowfish по сути своей — совершенно безликая барная группа, плохо выглядящая на сцене и не умеющая сочинять толковые песни. Моррис так не считал. Хотя, может быть, и соглашался, и принял это как данность, но решил, что это всё не имеет никакого значения. Для него самым важным представлялось то, что популярность группы растёт, распространяясь от Университета Южной Каролины по всей стране.
Этот урок он выучил много лет назад, ещё на первой своей работе в Laurie Records, когда из музыканта он превратился в управленца. В новой должности он обязан был внимательно относиться к цифрам продаж, правда, тогда, в 60-е, следить за ними было не так просто. Магазины не очень охотно делились статистикой, а даже если и готовы были делиться, всё равно — в докомпьютерную эпоху собирать и сортировать данные от тысяч продавцов по всей стране не представлялось возможным. Из-за этого чарты Billboard не считались особенно надёжными, как и статистика проигрываний треков в радиоэфире. Индустрия страдала от банального взяточничества и скандалов, с ним связанными, но даже если никто никому взяток не давал, то диджеи все равно ставили то, что нравилось им самим. В Laurie предоставить Моррису нужные цифры мог только один человек: «офисный планктон», бесконечно далёкий от гламура шоу-бизнеса, то есть тот, кто принимал заказы.
Моррис его преследовал, как приведение. Как только лейбл получал крупный заказ (по меркам Laurie — это всё, что больше коробки с сотней пластинок за один раз) Моррис требовал информацию: кто разместил такой заказ, сколько точно копий им нужно и почему. Менеджеров это сбивало с толку, разве Моррис не должен быть в каком-нибудь клубе, выискивая там очередного Джими Хендрикса? Зачем он торчит тут, в офисе, и донимает работника операционного отдела? Но для Морриса этот работник, принимающий заказы — самый важный. Ведь как можно понять, что продавать народу, если ты не знаешь, что народ покупает?
В то время в списке артистов Laurie фигурировали Music Explosion — обычная, ничем не примечательная гаражная группа из Менсфилда, штат Огайо. У них вышел семидюймовый сингл с дрянной двухминутной версией песни 1964 года, эпохи британского вторжения, под названием «Little Bit O'Soul». Моррис на всю жизнь запомнил другое название пластинки: Laurie 3380, каталожный номер, по которому принимающий заказы отслеживал её продажи. Продавалась пластинка везде плохо за одним исключением: магазинчик в маленьком городке Камберленд, Мэриленд. При очередном учёте выяснилось, что оттуда поступил ничем не объяснимый заказ на два ящика пластинок. Морриса это сильно удивило. Он взял у сотрудника, принимающего заказы, телефон клиента и вскоре уже разговаривал по межгороду с владельцем магазинчика в Камберленде. Тот поведал, что местный диджей настолько часто ставит эту запись в эфир, что эта проходная песня стала локальным хитом. И вообще-то владелец магазинчика хотел бы заказать еще две коробки сингла, потому что те две коробки Laurie 3380 почти распроданы.
Что такого особенного в этом Камберленде, штат Мэриленд? Да ничего. Город с населением 30 тысяч человек в Аллеганских горах, такой штатовский Мухосранск. Может быть, «Little Bit O'Soul» была какой-то выдающейся? Никакой она не была выдающейся, тоска зелёная. Но Моррис почувствовал, что то, что хорошо слушали в шахтёрском городке на западе Мэриленда будут, наверное, хорошо слушать везде. Он давил на маркетинг Laurie, чтобы те усилили продвижение песни, и вскоре, действительно, диджеи страны стали ставить сингл в прайм-тайм. К концу 1967 года «Little Bit O'Soul» оказался на втором месте чарта Billboard — было продано более миллиона экземпляров Laurie 3380.
Моррис хорошо запомнил свой первый золотой диск. С тех пор маркетинговым исследованиям он доверял больше, чем экспертному мнению, и иногда даже больше, чем собственным ушам. Пускай все остальные директора по артистам и репертуару ходят по ночным клубам и влюбляются в демозаписи. Пускай пытаются угадать тренды и обманывают себя тем, что якобы нашли завтрашних звёзд. Отныне Моррис разведывает всё через «продавца», принимающего заказы.
И двадцать семь лет спустя он действовал так же. В случае с Hootie & the Blowfish ему даже не требовалось их слушать — надо было только взглянуть на отчёты магазинов обеих Каролин, где группа продавалась даже лучше, чем артисты, знаменитые на всю страну. Моррис полагал, что провинциалы, слушающие безвестную барную команду из Каролины уловили в этой музыке что-то такое, что ускользнуло от его умных коллег, специалистов по A&R. Вскоре оказалось, что он прав.
Конечно, при таком подходе подразумевается, что качество музыки и популярность — одно и то же. Другими словами, какой альбом лучше продаётся — тот, значит, и есть самый лучший, по определению. Иногда это даёт неожиданные результаты. Например, для менеджера корпоративного лейбла лучший альбом 1967 года — это не «Sgt.Pepper's Lonely Hearts Club Band» и не «Are You Experienced», a «More of the Monkees». Лучший альбом 1975 года — не «Blood onthe Tracks» (Боба Дилана, прим. пер.) или «Tonight's theNight» (Нила Янга, — прим. пер.)» но «Лучшие хиты» Элтона Джона. Лучший альбом в 1993 году — не «Enter the Wu-Tang» или «In Utero», а саундтрек «Телохранителя». Так что в 1995 году лучший альбом — это, получается. «Cracked Rear View». Критики могут вопить, протестуя, но люди этот альбом купили, а для Time Warner только это и важно.
- Предыдущая
- 12/64
- Следующая