Поймай меня Или моя полиция меня бережет (СИ) - Орлова Анна - Страница 2
- Предыдущая
- 2/83
- Следующая
Художник кивнул понимающе, а следователь Мердок, заглянув ему через плечо, прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Пупс в рюшах, а не мужчина!
Кстати, Мердок на «очаровашку» походил больше. Я украдкой залюбовалась статями доблестного следователя. Сволочь он, конечно, первосортная, но хорош! Плечи широкие, попа «с кулачок», как говорит бабуля, хоть это и явное преувеличение, густые темные кудри касаются воротничка…
— Стравински, — не оборачиваясь, окликнул он. — Может, поведаете нам, зачем вы столь пристально меня разглядываете?
Я чуть покраснела (и как только почуял?) и откликнулась почтительно:
— Учусь составлять словесные портреты, господин следователь!
Он оглянулся и поднял темную бровь.
— И каковы успехи, домовой?
Я выпрямилась и отчеканила, глядя мимо него:
— Мужчина, человек, возраст тридцать пять — тридцать семь лет, рост около метра восьмидесяти пяти, телосложение спортивное, глаза и волосы темные.
— Как, и это все? — Мердок с сожалением покачал головой. — Полагаю, вам следует больше тренироваться, домовой!
— Приложу все усилия! — пообещала я, преданно пожирая начальство глазами.
Точнее, прямым начальником он мне не был, но неприятностей мог доставить массу. Кстати!
— Разрешите обратиться? — продолжила я. Роза за его спиной округлила глаза, и я раздраженно дернула плечом.
О работе я стараюсь дома не распространяться. Не хватало только, чтобы Роза загремела в «обезьянник» на пятнадцать суток за мелкое вредительство! С нее сталось бы напакостить тому же Мердоку, а фантазия у Розочки неистощима…
Роза подняла голову и заговорщицки мне подмигнула. Я чуть не застонала вслух: только этого не хватало! От попыток устроить мою личную жизнь, периодически предпринимаемых то бабулей, то сестренкой, хотелось лезть на стенку и швыряться тяжелыми тупыми предметами. Но толку-то?
Мердок вежливо открыл дверь и пропустил меня вперед.
Для приватного разговора лучше всего подходила «черная» лестница. По местным легендам, через нее в отделение проводили незаконно задержанных, чтобы не светить их на записывающем кристалле и в журнале регистрации.
А еще сотрудники могли здесь травануться ударной дозой никотина, чем я и занялась.
— Стравински, — Мердок поморщился и распахнул окно, — не понимаю, зачем вы добровольно употребляете яд?
— Все, что приятно, — или незаконно, или аморально, или ведет к ожирению, — хмыкнув, парировала я и с удовольствием затянулась.
Неодобрение на холеном лице следователя того стоило. Логичные доводы (вроде бабулиного «курение вредно для цвета лица и зубов», хотя ей самой это не мешало иногда побаловаться сигарой) я понимала и даже принимала, а вот морализаторство терпеть не могла.
Зато Мердок прославился на весь райотдел правильностью и следованием каждой букве закона. Раньше мы разве что на оперативках пересекались, но пообщавшись с ним лицом к лицу, я убедилась, что слухи не врут.
— Вы именно это желали обсудить? — поинтересовался Мердок, отодвинувшись.
— Нет, — я сообразила, что не стоит его злить, и затушила сигарету. — Господин следователь, вы включите меня в свою группу?
— С какой стати? — он поднял темную бровь. — Вы домовой, Стравински, вот и занимайтесь своими улицами. Если не ошибаюсь, за вами закреплены Абрикосовая, Виноградная и Тенистая?
— Именно, — вздохнула я, досадуя. Работу свою я любила, но следователи относились к таким, как я, с изрядной долей пренебрежения. Еще бы, что значат мелкие бытовые правонарушения в сравнении с убийствами и разбоями? — Но Кукольник явно обратил на меня внимание. По-моему, стоит это использовать.
Мердок как-то странно на меня посмотрел.
— Стравински, скажите откровенно, какой резон вам в это вмешиваться?
— Ради профессионального роста! — отчеканила я, глядя прямо в его внимательные карие глаза. — И премии, конечно.
Хотели откровенности — получите!
— Стравински, — помолчав, проронил он, — я непременно отмечу в отчете ваше рвение и выпишу вам премию. Только не ввязывайтесь в эту историю, договорились?
— Почему? — я почти обиделась.
Он одернул белоснежные манжеты рубашки, поправил галстук и наконец сказал серьезно:
— Я не вправе рисковать вашей очаровательной головкой, Стравински! — и, прежде чем я успела переварить неожиданный комплимент, Мердок все испортил: — Едва ли ваша бабушка будет мне признательна за неоправданный риск.
— Да уж, — я поморщилась, но возразить было нечего. Бабуля страшна в гневе!
— Поэтому, домовой Стравински, — наставительно продолжил он, — извольте забыть о Кукольнике. Кстати, вы верите в кого-нибудь из богов?
— Да, — призналась я, сбитая с толку неожиданной переменой темы. — В Того, Кого Нельзя Называть. Для краткости — Неназываемого. А что?
— Почему нельзя? — почти по-человечески удивился Мердок. Похоже, об этом культе он слышал впервые. Хотя немудрено, ведь в нашей империи только зарегистрированных религий больше двухсот. — В этом случае произойдут какие-нибудь несчастья?
— Нет, — хмыкнула я. — Просто Кодекс об административных правонарушениях запрещает нецензурную брань в общественных местах.
— Весьма похвально, Стравински, — отозвался Мердок серьезно. — Столь уважительное отношение к закону я горячо одобряю.
И все-таки он зануда!
— Благодарю, господин следователь! — откликнулась я, из последних сил удерживая серьезную мину. — Польщена вашей высокой оценкой.
Кажется, это заразно. Высокий слог и не менее высокие принципы. Вот только что он делает с ними в полиции?!
«Надо сегодня заглянуть к троллям, — решила я. — Поблагодарить за помощь, а заодно проветрить мозги от лишнего пафоса».
Мердок прошелся вдоль окна, отвернулся, заложив руки за спину.
— Позвольте личный вопрос? — вдруг спросил он.
«Валяйте!» — едва не ляпнула я (все же бабуля права в одном — постоянное общение с противоправными элементами сильно обедняет лексикон!), но вовремя одумалась.
А, пропадать, так с музыкой! И я вновь вынула сигареты.
— Задавайте.
Мердок обернулся и внимательно посмотрел на меня.
— Если вашего бога нельзя называть, то как же вы ему молитесь?
С минуту я переваривала этот неожиданный вопрос, делая вид, что прикуриваю.
Затянулась и сказала честно:
— А зачем ему молиться? Я просто верю, что он есть. А рассчитывать стоит только на себя.
— О, — после паузы он повторил: — Весьма похвально.
Я молча курила, и Мердок, поморщившись, продолжил нетерпеливо:
— Полагаю, на этом все, Стравински? Можете быть свободны. Если не ошибаюсь, у вас сегодня выходной?
— Не ошибаетесь, господин следователь, — ответила я, борясь с желанием выдохнуть дым прямо ему в лицо.
— Тогда до свидания, домовой Стравински! — церемонно произнес он и вежливо наклонил голову.
— До свидания, следователь Мердок! — в тон ему откликнулась я.
Ну почему если мужчина красавец, то совершенно невыносим?..
После его ухода я уже без особого удовольствия докурила и отправилась вызволять Розу из лап художника.
Хотя судя по тому, как пунцовели его уши и блестели глаза, вызволять следовало беднягу Роббинса.
Сестренка в легком ситцевом платьице смотрелась в дежурке, как отличница в детской комнате полиции.
Я остановилась на пороге, решив понаблюдать за представлением.
На столе перед Розой стояла чашка чая, блюдце с трогательным одиноким печеньицем и даже чахлый бутон (похоже, с ближайшей клумбы) в пивной банке. А Роббинс нес какую-то чушь о том, что Роза настоящий цветок, способный украсить собой даже эти казенные стены, и просил ее позировать для портрета.
— Знали бы вы, как мне надоело рисовать эти уголовные рожи! — вещал он с чувством. — А ваше милое лицо… и фигура…
Роза краснела и хлопала длиннющими ресницами — то ли ради тренировки, то ли действительно смутившись.
— Надеюсь, вы в курсе, что моя сестра несовершеннолетняя? — напомнила я негромко.
- Предыдущая
- 2/83
- Следующая