Святой Илья из Мурома - Алмазов Борис Александрович - Страница 98

Однако современники не сомневались, что Святополка замучила совесть. Так считали все. Потому что все уже знали о заветах православных, с ними соизмеряли жизнь свою и ведали, что ежели поступки человеческие с этими заветами на совпадают, тогда и является отмстительница незримая, вездесущая и страшная — совесть. Спасён от неё бывает лишённый совести, то есть не имеющий в душе никаких запретов. Но тут возносится над ним меч Господень, и ежели не он, то дети и внуки его бывают поражены Божиим отмщением. Умерший же от мук совести, от раскаяния, то есть в попытке снять с себя каиново клеймо братоубийцы, ответ держать будет на Страшном судище, и Господь будет его судиею. Самым справедливым и милостивым. Святополк сошёл с ума...

А разве мы знаем, что испытывал Ярослав? Каковы были его страдания? Что передумал он бессонными ночами, когда, прихрамывая на больную ногу, по отцовской привычке мерил шагами княжескую палату в тереме? Какие у него были душевные муки и страдания? А они были! И в этом не сомневались современники.

Мы ведь многое понимаем не так, как они! Скажем, произнося с уважением прозвище Ярослава — Мудрый, мы забываем слова Писания: «Во многия познания и мудрости — многия скорби».

Мудрым же Ярослава стали именовать после того, как он дал народу новому — новый закон, составленный из правил и обычаев старого, размытого в народе новом, народа русов. Потому и именовался закон княжества Ярославова — Русская Правда, а все, кто закону этому подчинялся, стали зваться русскими, хотя племён и языков разных и даже богам поклонялись разным.

Так же и в других землях. Подчинявшиеся закону земли своей, на их языке «тюрк», стали разные народы зваться «турками», постепенно сливаясь в одну нацию, и в иных странах так же. За новый закон государственный прозван Ярослав — Мудрым, но для современников в этом слове не звучало уважение к уму и дальновидности правителя, и не всех закон этот устраивал. Ни одного святого своего народ не называет «мудрым» — стало быть, прозвище это относится только к делам земным и к людям политики, науки, людям мира сего.

Острота ума, а скорее интуиция у Ярослава в том же, в чём и у Владимира. Ярослав умел сделать правильный выбор, то есть угодный народу, угодный Бету Он умел расслышать в шуме дня сегодняшнего голос времени и шёпот смутного народного желания. У Владимира было несколько отступлений от этого своего призвания, потому и становился он рабом обстоятельств, но были и моменты прозрения — в частности, когда он крестил державу Киевскую.

Как политик Ярослав совершил ошибок меньше. Потому и поднял за время долгого правления своего Русь Киевскую к вершине расцвета.

А это ох как непросто! Особенно по первым годам правления. Извечные враги Киева за время княжеской усобицы после смерти Владимира умножились и вошли в новую силу.

Таким старым врагом оставалась Хазария! Не успел Ярослав бестрепетно расправиться с варяжско-языческой опасностью, тут же, почувствовав ослабление давления со стороны Киева, Хазария двинулась в его пределы.

И вот ведь что удивительно! От прежней Хазарии оставалось только название! Другие народы населяли её, среди которых было множество православных, а иудеев, скорее всего, уже не оставалось совсем, умер и язык хазарский, общий для державы сей. Держава, именуемая, как встарь, Хазарией, была совсем другой, чем та, что когда-то давила Киев, и что самое ужасное — вёл дружину родной брат Ярослава — Мстислав! Старший брат — Мстислав Тьмутараканский.

Воспитывались они врозь и даже внешне мало походили друг на друга: худой и нервный белобрысый Ярослав, настоящий викинг-северянин, — и толстый, румяный, глазастый, кудрявый и смешливый Мстислав. Он, в отличие от брата, не был не только мудрым, но, наоборот, простоватым. По-отцовски любил он и жаловал дружину, ничего для неё не жалел.

Дружина влияла на него, как это было принято в те времена и мало изменилось в наши дни. За спиной у каждого вождя и у каждого правителя стоит (невидимый подчас историками) круг людей, которые и влияют на его решения и дела.

Всё изменилось в Хазарии, сменились даже племена и народы, но старое окружение Мстислава — царедворцы, помнившие ещё каганов, остались, и они подталкивали Мстислава к войне. Впрочем, это было не просто столкновение Киева и Тьмутаракани, это было столкновение севера и юга, которое ещё недостаточно изучено. Говорят, что Восток и Запад вечно враждуют, а север и юг?

Мстислав был человеком юга, человеком Кавказа. Он благополучно забыл Киев и Полоцк, откуда его привезли шестилетним ребёнком, и полностью усвоил не только нрав кавказский, манеру поведения, но, казалось, даже внешность. Он любил свою новую родину, любил горы, море, любил и понимал населявший эти места люд. Ему постоянно приходилось воевать с касогами — предками современных адыгов. Но и тут он вёл себя сообразно кавказским законам.

В одном из столкновений он поступил в полном соответствии с кавказскими законами войны. То есть не стал трогать войско, а, как настоящий мужчина и храбрец, выехал на честный поединок с касожским предводителем Редидэ и, как пишет летопись, «зарезал Редедю пред полками касожскими».

Это был честный поединок, и в полном соответствии с кавказским менталитетом война не возникла. Более того, касоги оценили не только мужество князя, но и его благородство. Победитель не стал преследовать побеждённых. Далее в полном соответствии с обычаями возник «залоговый брак»: Мстислав женил сына своего на дочери убитого на поединке Редидэ.

Касоги ответили искренней преданностью! Они влились в дружину Мстислава и составили её большую часть. Дружина же являла собою пёструю смесь народов, оставшихся после многонационального и разнорелигиозного наследия Хазарского каганата. Были в этой дружине и люди земли Кассак, родственники Ильи Муромца, частью ушедшие во время антиправославной резни в каганате в 843 году в муромские леса, на северную сторону Великой степи.

Когда вокняжившийся в Киеве Ярослав метался по своей державе, «утишая и примучивая» почувствовавшие волю племена, Мстислав с войском подступил к землям отца своего.

От Ярослава отложились вятичи. В Суздале вспыхнул страшный мятеж под водительством волхвов, которые воевали не только с князем, но с новой верою — православием. Тогда же, видя приближение Мстислава, к нему отошли северяне — потомки савиров, предки «севрюков», составивших в будущих веках — XV и XVI — значительную часть малороссийского и донского казачества.

Удивительно, но и тогда, в XI веке, они тяготели к югу, чая границей между славяно-русско-варяжским Киевом, населённым северянами (севрюками), Чернигов. Именно в Чернигове восторженно встретили дружину Мстислава. А до Чернигова — три неспешных конных перехода от Киева...

Ярослав тут же нанял варягов и двинулся из Новгорода на брата. В страшной ночной битве сошлись не просто братья, один — ведший варягов, другой — южан, бились разные народы. Впервые так очевидно столкнулись варяжский север и хазарский юг!

Это была страшная сеча при городе Листвене, ночью, в грозу, при свете молний... Сошлись в стычке варяги и славяне-северяне (севрюки) и посекли друг друга. Конница Мстислава, приведённая из степей Предкавказья, ударила по варягам и изрубила их всех. Ярослав бежал, в который раз, в Новгород.

Однако летописец вкладывает в уста простодушного Мстислава фразу, которая поражает и своим цинизмом, и своей наивностью. Предводитель южан, князь кавказцев, торжествуя победу, особенно радовался тому, что его дружина уцелела... «Кто этому не порадуется? Вот лежит северянин, вот — варяг, а своя дружина — цела!»

Говорил он эти слова или нет, важно другое — то, что отразилось в этих словах. Мстислав не считал варягов и северян своими! Естественно, после этого и они не пожелали его признавать своим князем. Мстислав привёл чужаков и для варягов, и для северян, и, уж конечно, для славян и русов. Этим и объясняется странный мир, которого вдруг запросил победитель Мстислав у побеждённого Ярослава!