Волчья дорога (СИ) - Зарубин Александр - Страница 24

— А власти? Здесь же есть свой суд?

— Власти? Ведовство в компетенции епископа и церковного суда. А его высокопреосвященство наше — поймите меня правильно, он человек праведный и благочестивый. Вот больницу в городе построил. Для грешниц. Кающихся, — тут писарь прервался перевести дух, подмигнул и криво улыбнулся, — но когда дело доходит до ведьм и сказок — сущий ребёнок. Верит всему, что вещает майстер дознаватель. И подписывает приговор. Любой, не глядя. На днях сожгли заместителя бургомистра. Летал будто бы на шабаш и имел связь с ведьмами в округе. Всеми сразу, — писарь вздохнул и опять уронил очки, — а ему было девяносто лет. И так далее. Маму Розу со всеми её… ну этих не жалко, но по их показаниям притянули много достойных людей. Попался даже один студент из Гейдельберга. Просто проезжий. Угораздило же парня слишком много болтать в одном кабаке. И самое страшное — всё законно, — писарь вздохнул на этих словах. Кругляшки стёкол опять упали с переносицы. Он повертел их в руках, опять вздохнул и продолжил, близоруко щуря глаза на капитана:

— Абсолютно законно, в том-то вся и беда. Мы пытались жаловаться. Писали их светлости герцогу Баварскому, но из его канцелярии прислали лишь благодарность. Фогту и епископу, за бдительность. Писали их величеству — ответа нет. Вот такие у нас перемены, — вздохнул он еще раз, потирая пальцами переносицу. До крови стёртую железной оправой.

— Берегитесь, капитан. Будьте осторожны. — проговорил писарь осторожно скосившись на дверь.

— До нас добраться, им руки коротки…

— И все таки, будьте осторожнее. — теперь писарь скосился уже на окно а голос понизил до шёпота, тонкого, свистящего шёпота, — перемены ведь не только у нас. У вас тоже, капитан …

— У нас? — поднял было бровь капитан.

— Увы, да — писарь порылся в стопке бумаг на столе, вытащил один лист, посмотрел— Яков потянулся, вытянул дешёвый жёлтый лист из тонких писарских пальцев.

«Находясь в одном доме, один рабочий пилил дрова. К нему приблизилась большая кошка, которая хотела на него прыгнуть. Когда он стал гнать её, стало вдруг три кошки, которые с яростью напали на него и начали кусать его и в лицо и в чресла. Рабочий, испуганный этими тварями, осенил себя крестным знаменем, бросил работу и, обороняясь поленом… » ( из «молота ведьм» )

— Что это? — спросил Яков, откладывая помятый лист.

— Извините, я не то хотел вам показать. Такой ерундой у нас теперь весь город обклеен. Вот, глядите, пришло с почтовой каретой.

В руки Якову всунули другой, толстый лист. Белая бумага, прихотливая россыпь изломанных готических букв. Новости. Из Рима, Из Венеции…

— из Нюрнберга, — услужливо подсказал писарь.

Капитанский взгляд пробежал по бумаге, нашел нужный заголовок. Угловатые готические буквы рябили, почему-то упорно не желая складываться в слова.

Неделю назад. Четыре полка имперской пехоты, шесть тысяч человек, сплошь ветераны в строю и под знамёнами вышли из лагеря. Требовали денег, роспуска, приказов, новой войны — хоть чего-нибудь. Обычный солдатский бунт, которых Яков на этой войне навидался. Обычно командование выходило навстречу, начинался долгий и нудный торг, в котором обе стороны вели себя по устоявшимся правилам. Как актеры в театре. Что-то солдатам удавалось выторговать, что-то командирам удавалось сохранить. Всё, по правилам, всё, как всегда. Но не сейчас. Их светлость отдал приказ, картечь ударила в упор. Шесть тысяч ветеранов легли на площадь перед лагерем. Четыре полковника осуждены военным трибуналом и повешены. Четыре имени. Троих Яков знал лично. Ханс Шмидт, гессенский драгунский, пьяница, бабник, бузотёр и хам. Его полк стоял под Люцерном, у канавы, в самом аду. Выстоял. Тогда. Томас "Чёрный" О`Нил, из далёкой Ирландии. Второй Нордлинген. Он и Яков стояли рядом, когда чертов Конде ломил как бешенный, на тонкую имперскую линию. Рендолф, егерь из Гаунау. Моравия, Брно, оборона Праги «Приговорённые ушли в последний путь с большим достоинством» — на этом лист обрывался. «Интересно, а мне удастся в свой черёд?… — подумал капитан, медленно откладывая газету, — вот также, с достоинством. Хотя лучше, конечно, не проверять»

Тут дверь хлопнула и на глаза капитану попалась всклокоченная борода и встревоженная донельзя физиономия сержанта Мюллера.

— Хорошо, что вы здесь, капитан. Еле нашёл Вас. Тут, в городе такое творится….

— Я в курсе, что здесь творится. А вы — посмотрите на это, — ответил капитан и протянул газетный лист. Сержант пробежал его глазами и застыл. Борода дёрнулась, широкая ладонь медленно смяла в комок жалобно захрустевшую бумагу.

— Ну, дела… — проговорил старый ветеран. Капитан встал.

— Пойдёмте отсюда, сержант

И они вышли. Уже на лестнице Яков вспомнил, что забыл попрощаться с хозяином кабинета. Ладно, сейчас было не до него. Они с сержантом шли к выходу, толпа на первом этаже по-привычке расступалась, сержант шёл рядом, шепча ругательства…

— Что такое, сержант? — позвал его Яков, когда ворчание сержанта стало совсем угрожающим.

— Мир, говорю, на людей вредно действует… — угрюмо проговорил под нос сержант, — совсем страх божий забыли на радостях.

3-7

соглашения

И тут, уже у самых дверей, Якова осторожно тронули за плечо. Капитан обернулся и увидел худощавого офицера в новеньком, хорошо выглаженном камзоле. Городской стражи, если судить по гербам на плече.

— Капитан, господин фогт требует Вас к себе. Немедленно.

«Господин фогт? Что, интересно, хочет от нас местный градоначальник?» — подумал было капитан, поймал взгляд своего сержанта. Суровый, исподлобья. Два яростных блика, скрытых под кустами бровей. Яков ухмыльнулся и проговорил — сержанту, нарочно игнорируя посыльного.

— Сержант, вы что-нибудь слышали? По-моему, к нам кто-то обращался. Тот ухмыльнулся и помотал головой.

— Извините, господин капитан, — тут же поправился посыльный, — майстер фогт просит вас. Почтительно.

Капитан кивнул и бросил, по прежнему, сержанту:

— Так-то лучше. Просит, говорите? Пойдёмте, посмотрим? — Сержант кивнул. Они обернулись и пошли назад

«Ну, что же. Как там писали в листке: «с достоинством» Возможно, у меня будет возможность потренироваться» — подумал капитан, поднимаясь по лестнице обратно, к залу собраний.

Господин фогт изволил орать. Человек, красный от гнева — зрелище вообще малоприятное, а в случае с градоначальником славного Мюльберга, вдвойне. Осанистый, дородный, исполненный важности мужчина в возрасте, когда двойной подбородок уже воспринимается как должное. И когда этот подбородок качался при очередном крике вверх-вниз, закрывая широкую золотую цепь на груди, капитан невольно подумал, что господина фогта неплохо на этой цепи и повесить.

Опыта, правда не было, но, если фогт скажет в таком духе ещё пару фраз — появится. Сержант за капитановым плечом уже сопел от ярости. И, как раз у него, опыт развешивания на столбах наглых градоначальников был.

Так что Яков побыстрее набрал воздуха в грудь и рявкнул:

— Что, вашу мать, случилось? — вышло хорошо, аж задрожало стекло в высоком стрельчатом окне зала советов. Фогт поперхнулся фразой, да так и замер, раскрыв рот. Дознаватель чуть улыбнулся за его плечом.

— Что вы себе позволяете, офицер? — надо отдать фогту должное, собрался он быстро, — Врываетесь в город, нападаете на людей... на городскую стражу при исполнении, между прочим. Ведёте себя, как будто вам здесь не мирный город, а поле боя где-нибудь во Фландрии... — майстер фогт сказал бы и больше, но Яков не дал договорить

— Если бы здесь была Фландрия, вы бы молчали, господин фогт. Или говорили бы вежливо, а то мой сержант служил как раз в тех краях, — тут фогт затих и невольно отшатнулся. Немудрено. Репутация у головорезов, ходивших по тем краям под испанским флагом ушла далеко от холодных бельгийских равнин.

— И, тем не менее. Ваши люди напали на моих. — Из-за фогтова плеча подал голос дознаватель.

— Серьёзное преступление. — опять начал заводится градоначальник, — у нас тут приличный город...