Волчья дорога (СИ) - Зарубин Александр - Страница 39

Рейнеке кивнул.

— на Анну лез?

Короткий кивок. Снова. Капитан удивился:

— Тогда чего недожрал?

— Человек же…

Треск и копоть свечи, в неярком, мерцающем свете — упрямые глаза и чёрные волосы ежиком. Рейнеке, по кличке неЛис, юнкер. Не человек. Оборотень. Зверь из сказки. Зверь? Стрелок Ганс однажды завалил генерала перед строем — просто и буднично, во время парадного салюта забил пулю в ствол, прицелился и спустил курок. Будто так и надо. По тому же поводу, что и юнкер сейчас. Только тогда у повода были светлые волосы, а не рыжие и звался он Магдой а не Анной, как сейчас. Но они с сержантом тогда пожали плечами и решили, что так и надо, и плевать, как бесятся принцы и герцоги. Значит, так надо и сейчас. Вон, и повод у юнкера за плечом сидит, глазами на Якова сверкает. Тоже мне, чудище адское нашлось, городские, вон, на пал все дрова извели, герцог шлёт им благодарности, а этот людей жалеет, будто не было войны...

Капитан посмотрел юнкеру в глаза, улыбнулся и махнул рукой:

— Ладно. С парнем ясно. Все. Рейнеке — юнкер, объявляю Вам строгий выговор. За гуманизм и не принятую в армии форму одежды. То есть лапы и хвост. Остальное обсудим потом. Сейчас…

Яков обвёл своих взглядом, вдохнул и сказал:

— И что нам теперь с городскими делать?

Все переглянулись. Откровенно веселящийся сержант посуровел и посмотрел на Якова — долгим, вопросительным взглядом. Вот так всегда, когда каша заваривается круто.

Стрелок качнул головой и бросил, коротко и буднично:

— Убитый юнкером был одет в солдатское.

— Зачем ему? — выдохнул капитан. И, одновременно — звонкий хлопок. Сержант ударил себя в лоб широкой ладонью и прошептал:

— Вот почему на построении счёт не сходился.

— То есть, этот хмырь шнырял у меня по казармам? — прошипел Яков. Мог бы убить голосом — мокрое бы место осталось. От всех.

Сержант сник. Капитан впервые видел его таким виноватым.

— Замечательно, господа. Значит, городские знают все. И про Флашвольфа, и про остолопа — Майера с его договором, и про все прочие дела.

— Ой, напишут бумагу, как есть напишут...

— Будем считать, что уже написали. Попали мы, сержант. Как ты на прошлом совете говорил — экономия герцогу будет сплошная. За наш счёт.

— И, что, ничего не сделать? Не может быть, сеньоры, — заговорил итальянец вдруг, горячась и размахивая руками. Капитан обвёл глазами помещение. Нет, в голову ничего толкового не приходило.

— Разве что французы опять объявят нам войну. Тогда я назначу сам себя военным комендантом, всех, кого надо, расстреляю и в плен сдамся. Господин аббат, поспособствуете?

Эрбле грустно улыбнулся в ответ:

— Я, конечно лицо духовное, но пока не кардинал. И фамилия у меня — к сожалению, не Ришелье и, к счастью, не Мазарини. Но всех расстрелять можно и сейчас. Гарантирую вам укрытие во Франции.

— Увы, не пойдёт. Не дойдем мы до Рейна в таком виде.

— Тогда ...

Яков обернулся к итальянцу и руками развел. Виновато.

— Извини, Лоренцо, тогда выходов не вижу. Придётся висеть. По мирному времени — все, что творят городские, законно.

— Да черта с два, капитан, клянусь святой Лючией и своим факультетом. Свидетелей, вообще-то, положено к присяге приводить и пытка не просто так назначается...

— Постой, Лоренцо, постой, — проговорил Яков быстро, пока смутная ещё идея не утонула в потоке итальянского красноречия.

— И в самом деле. Если Флашвольф что-то напутал в бумагах... Обосновать сможешь?

Теперь уже пылкий итальянец сморгнул и потерялся.

— А тут право какое в ходу? Римское или Саксонское? И магдебургское уложение — кто-нибудь знает, полное оно тут или нет?

Яков, из всех законов знавший только армейский устав, смог только вытаращить на итальянца глаза. Все таки. Идея бродила где-то рядом, на языке. Смутная, то-ли есть, то ли нет, мерцает в голове как светляк над болотом.

Законно... В самом деле, законов никто из здесь присутствующих не читал. Кроме сбежавшего из Падуи итальянца.

— Что посоветуешь? — спросил его Яков. — Не как мой прапорщик, а как бывший юрист.

Итальянец сморгнул. Лицо у него сделалось детское-детское...

— Не знаю. Я же курс не закончил...

— Представь, что закончил и подумай, — итальянец честно попытался, было видно по лицу.

— Тогда... ну, по жизни если, то бежать до ближайшего инквизитора.

— А где у нас ближайший инквизитор?

— Боюсь, что в Неаполе.

— Не добежим. Думай дальше.

— А дальше, сеньор капитан, думать не надо, надо законы читать. Внимательно. И не выжимку, а полный свод со всеми прецедентами, решениями и апелляциями. Если что найдём, то там.

— И где этот свод взять?

— В ратуше он, капитан, в ратуше, — вставил сержант, — помнишь, два ящика в большой зале?

Он. В одном он, в другом акты на дома, землю и вся нотариально заверенная дребедень.

Капитан вспомнил. Точно, три дня назад, ратуша, просторная зала, краснолицый, кричащий фогт, резное кресло за его спиной. И два сундука по бокам — тоже резных, огромных, потемневших от времени.

Мысль, болотным огнём мерцавшая в голове, вроде, стала ближе. Ярче. Но...

Ратуша. Вроде бы говорили про неё совсем недавно. Когда? Ах да, только что сержант говорил. Сто тысяч горожане с этого пала сняли на конфискациях. Законно. Законно ли? И мерцающий огонёк идеи в голове сложился. И вспыхнул огнем, развернул пёстрые крылья.

— Тихо. — рявкнул капитан, боясь, что вспышка окажется мороком или миражом. Все замолкли. Тишина. Вожделенная тишина, так нужная, чтобы сложить в слова случайное озарение.

— Сержант.

— Да, герр капитан? — осторожно спросил тот, смахнув с головы широкую шляпу.

— Говоришь, майстер Флашвольф в ходе процессов изъял у арестованных сто тысяч?

— Да, по меньшей мере, — кивнул ветеран.

— А сколько из них майстер Флашвольф положил в карман?

— Да не... — начал старый вояка и осекся. Задумался. Морщины на лбу и переносице сложились. И разгладились враз, а глаза сверкнули пониманием и веселой злобой.

— По меньшей мере тридцать, — ответил он. Хорошо, что понял, иные мысли не надо говорить вслух. При юнкере, пусть дальше думает, что Яков Лесли честный человек.

— Двадцать пять, будет вполне достаточно, сержант, — и начал распоряжаться, прежде чем кто-то успел опомниться и спросить у Якова — достаточно для чего?

— Ганс. Бери парней, тряхни ведьмину тюрьму как следует. Все, что Флашвольф со своими подручными на нас нашёл — должно лежать здесь, — Яков стукнул ладонью по столу. Ветхое дерево обиженно загудело, стрелок кивнул и спросил:

— Флашвольф?

— Живым, — отрезал капитан. — И Майеру договор его поищите, а то ведь гробанется дурак.

Звякнула медью полка мушкета. Ощерил зубы стрелок. Яков обернулся и продолжил:

— Лоренцо, сержант и я — на ратушу. Лоренцо читает законы, ищет любую зацепку — если Флашвольф сделал ошибки в документах — я хочу это знать. Сержант считает деньги, я руковожу. Сбор под аркой по готовности. Ну, — Яков поднялся, давая всем знать, что разговор закончен, — Если все получится — у городских будут на нас одни слухи, а у нас — мешок золота и майстер Флашвольф, пойманный на казнокрадстве. Идем. С нами... — Голос на минуту дрогнул. Звать бога на помощь при мятеже... Но потом Яков вспомнил Магдебург и схватку в развалинах. Если бы не та случайная находка — он бы постарался обойти веселый город стороной. Случайная? Не бывает. Капитан поднял глаза, обвел присутствующих и проговорил твердо:

— Идем. С нами бог.

— Заклятье на Иерихоне и жителях его. И все, что в нем — господу сил, — эхом откликнулся стрелок, надевая шляпу. Голос звучал глухо, размеренно.

— Кроме Раав, блудницы, — оборвал его Яков. Цитатой — цитату, — отставить заклятье, стрелок. Сейчас мир, так что действуем приличными для этого времени методами.

— Это как, капитан? — удивились все, включая стрелка. Яков улыбнулся:

— То есть быстро, тихо и свидетелей не оставлять. В остальном — как на войне.