Синяя веранда (сборник) - Вернер Елена - Страница 27

По утрам сильно пахло морем, кофе и свежей выпечкой. Отдыхающие, основательно и неторопливо позавтракав в своих пансионах, выходили на пляж. И пока мамы и папы, расположившись на шезлонгах под симпатичными полосатыми зонтами, обсуждали свои взрослые глупости, дети по-настоящему жили. В их распоряжении были все сокровища мира, начиная от обрывков рыбацких сетей, старых снастей и окатанных до гладкости осколков зеленого бутылочного стекла и заканчивая узкими каменными гротами в прибрежных скалах, куда можно сбежать, только если родители не на шутку увлекутся разговором.

Пляж рядом с пансионом синьоры Фиретти был песчаный, изрытый бессчетным количеством чьих-то пяток и пляжных сандалий. На линии прибоя он становился волнистым, как стиральная доска, и Францу с Давидом очень нравилось бегать наперегонки и чувствовать ступнями упругость ребристого дна. Они познакомились в первый день по приезде. Давид был бойкий, вихрастый, с большим смешливым ртом и глазами навыкат, а Франц, наоборот, задумчивый, с ласковым темным взглядом, чуть заикающийся и от этого застенчивый. За несколько дней, проведенных вместе, они успели рассказать друг другу о своих семьях, своей жизни в Вене, откуда приехал Давид, и Мюнхене, откуда прибыл Франц. Строили замок из песка, настоящий, рыцарский, со рвом и мостом из соломинок. Вырыли небольшой бассейн для двух пойманных медуз, которые, правда, все равно не дожили до вечера. Однажды им даже удалось порыбачить с волнореза с местными мальчишками, среди которых оба выделялись своей бледной северной кожей. Волнорез, огромный мыс наваленных один на другой серых валунов, сильно выдающийся в море, ограничивал их мирок, за ним начинался галечный пляж городской окраины, на котором не бывали ни они, ни их родители.

Несмотря на приятельство сыновей, родители их почти не общались, ограничиваясь деловитым приветствием. Пансион синьоры Фиретти, где остановились Каролина и Генрих фон Штайгеры с сыном Францем, был куда скромнее роскошного отеля «Аврора», в котором проживал состоятельный промышленник Натан Гринблат, с женой Ханной и сыном Давидом. Отличия, для детей почти незаметные, для родителей оказывались слишком очевидными.

Она пришла из-за волнореза. Девочка с худыми лодыжками, выпирающими коленками и тонкой шеей. Ее огромные, вполлица, фиалковые глаза мерцали радостно и загадочно, и мальчишеские игры и разговоры в сравнении с ними как-то сразу померкли. Девочку звали Мари Дюрок, и она была на два года старше Давида и Франца – целых двенадцать лет, почти взрослая. По пляжу она гуляла с собакой, игривым ретривером, и, что более важно, без сопровождающих – ни матери, ни гувернантки. В первый день мальчики только посмотрели на Мари и молча позавидовали ее свободе и ее собаке, и каждый перед сном вспомнил об этой встрече и загадал увидеть итальянскую девочку завтра еще раз. Назавтра они познакомились и вместе поиграли с ретривером, кидая в воду палку, одну из тех, что море выгладило и выбелило, прежде чем выбросить на берег. Наутро третьего дня и Давид, и Франц собирались на пляж в горячке, уже не думая друг о друге – только о том, что снова увидят Мари Дюрок.

Мари раскусила их без труда. Она с истинно женским достоинством приняла их скромные дары: от Давида персики, от Франца коллекцию ракушек и камней в холщовом мешочке.

– Эй, так нечестно! – насупился Давид, услышав, как Франц обещает, что сделает в ракушках дырочки, чтобы можно было продеть нитку и носить их на шее. – Мы вместе собирали. Значит, это не от тебя подарок, а от нас!

Франц хмыкнул:

– Ну еще бы. Т-ты сказал, что они тебе не нужны, и я м-могу забрать себе. Я забрал.

Давид собирался сказать еще что-то, но Мари усмехнулась:

– Ладно вам. Велика важность! Ракушки еще куда ни шло, а камни вообще бесполезные. Вон их вокруг сколько, тьма… Вот если бы там был «куриный бог»…

Она передернула острыми плечиками – на солнце капли воды высыхали, и соль начинала покусывать кожу. Франц посмотрел на девочку недоуменно:

– Что еще з-за «куриный бог»?

– Ха, ты что, не знаешь? Во дает, да? Не знает про «куриного бога»! – фыркнул Давид, поглядывая на Мари в поисках одобрения.

– А с-сам-то, сам-то! – от волнения Франц заикался чаще. – Тоже не з-знаешь…

– Кто, я? Да я вообще… Знаю! У меня он даже дома есть! – объявил Давид, ухмыльнувшись во весь рот так уверенно, что ни у кого не возникло желания усомниться. Впрочем, рассказывать он ничего не стал. Мари, подождав, разъяснила сама:

– «Куриный бог» – это такой камень с дырочкой. Вода, если долго в него бьется, то пробивает дырочку. И потом он приносит удачу и оберегает от злых духов.

– Вз-заправду? – уточнил Франц с мягкой улыбкой. Мари улыбнулась в ответ.

– Еще бы не взаправду! – вклинился Давид. – Я точно знаю! У нас дома раньше привидение жило. А потом я нашел такой камень, и оно пропало!

– Настоящее привидение? – оживилась Мари. – Ого! А какое оно? А ты видел?

Давид замялся.

– Сам не видел. Слышал только. Оно выло на чердаке.

– Это, наверное, ветер. А ты выдумал, что привидение, и б-боялся, – развеселился теперь Франц. Давид покраснел:

– Ничего я не боялся! И не выдумывал! Оно выло не как ветер! Я что, не знаю, как ветер воет, что ли? И потом – его видела наша служанка Тильда. Она мне рассказывала.

Франц смотрел на приятеля насмешливо, но язык придержал. Мари в раздумьях потянула себя за косичку. Она постоянно теребила волосы, и от этого одна косичка уже расплелась, а вторая держалась из последних сил.

– Вот бы мне «куриного бога» найти. – Она позволила себе помечтать вслух. – Или чтобы кто-нибудь подарил… Если кто-то дарит тебе такой талисман, то надо этого человека поцеловать. Тогда камень уж наверняка принесет удачу.

И, устремив к горизонту взгляд, ставший от моря совершенно синим, вздохнула и тихо, будто невзначай, добавила:

– Я бы поцеловала, конечно.

Вскоре позвали на обед.

Маневр Мари был выполнен безупречно: мальчики едва высидели за своими обеденными столами положенное время. Господину фон Штайгеру даже пришлось сделать сыну замечание, когда тот, задумавшись, заляпал скатерть зеленым соусом песто. И хоть Франц побаивался отца, сурового до самых кончиков своих заостренных усов, сегодня его призыв к приличиям не произвел на мальчика того впечатления, какое произвел рассказ о камне с дырочкой – и о награде за него. Когда наступило время сиесты, Франц выскользнул через окно и бросился на опустевший пляж. От стен домов и тротуара шел сухой, словно печной, жар, и даже блеск моря казался горячим, не приносящим облегчения. Была позабыта соломенная шляпа, и теперь глазам становилось больно от яркости солнца в зените, а голове – от его нестерпимого накала.

Но Франц стоически переносил трудности. Согнувшись пополам и вперив глаза в гальку, он обшаривал пляж метр за метром. И не сразу заметил, что со стороны «Авроры» в такой же позе к нему приближается Давид – неторопливо, пристально вглядываясь в камни и периодически вороша их носком парусиновой туфли с пуговкой в виде якоря. Сблизившись настолько, что игнорировать друг друга стало невозможно, оба распрямились и хмуро кивнули.

– А ты тут что делаешь? – первым напал Давид. Франц пожал плечами с самым безмятежным видом:

– Пряжку от р-ремня потерял. А ты?

– А я платок обронил.

– А… – кивнул Франц почти серьезно.

– Ты не находил? – с вызовом нахмурился Давид.

– Не-а.

И они разошлись. Солнце нещадно жгло левую щеку и шею над жестким крахмальным воротничком, и Франц знал, что к вечеру щека станет пунцовой. Но упрямство не давало ему сдаться, пока до него не долетел победный клич Давида. Тот прыгал на одной ножке, потряхивая над собой сжатым кулаком, в котором явно что-то было. Гордость не позволила подойти ближе и посмотреть на его находку, тем более что сиеста заканчивалась и Францу пора было возвращаться. Пока он проигрывал по всем фронтам.

Но уже к вечеру положение улучшилось. Хорошенько раскинув мозгами и выждав подходящий момент, Франц поинтересовался у сына синьоры Фиретти, подметавшей в саду рыжую сухую хвою от высоких пиний, как можно проделать дырку в камне. Парень даже не спросил, зачем ему это надо. Бросив метлу прямо на дорожке, он в три шага оказался у забора и окликнул кого-то. Не прошло и нескольких минут, как Франц уже сидел в подвальчике соседнего дома, окруженный надгробными плитами и не до конца вытесанными статуями, а хозяин, тучный бородатый Джузеппе, учил его держать сверло и долото. К вечеру мальчик стал обладателем камня с дырочкой. Врать о его происхождении Франц не собирался, хотя радость от собственной находчивости то и дело сменялась беспокойством. Чутье подсказывало ему, что «куриный бог» – вовсе не козырь, что он участвует в какой-то игре, правила которой не вполне понятны и не вполне честны, и что тут важнее всего не отставать.