Союз нерушимый... - Силоч Юрий Витальевич - Страница 38

На столе с терминалом бардак: металлическая кружка, тарелка с крошками, паяльник, моток припоя и какое-то полуразобранное устройство. На полу — пустые жестяные банки из-под газировки и пива, старые тапки, грязное бельё и толстый слой песка. Ну да, не баронское это дело — в квартире убираться.

— Я осмотрюсь? — решил я уточнить на всякий случай у Фёдоровича.

— Да, давай, — ответил воин-разведчик и встал в дверях, скрестив руки на груди. — Если не побрезгуешь…

Первым делом я прошёл к терминалу, но тот оказался ожидаемо запаролен. Я ввёл несколько самых распространённых комбинаций, но это, разумеется, не помогло, поэтому надежду запустить ручонки в информационную кладовую Унгерна пришлось оставить. Перебирая вещи, чувствовал огромное омерзение: полная антисанитария, удивительно, что вши или ещё какая живность не завелась. Прошло пять минут — и ничего, напоминавшего о том, куда паршивец ездил, или каких-либо других улик. Я попытался определить назначение устройства, которое собирал Тевтонец, но безуспешно.

— Что это? — спросил Фёдорович, увидев, что я внимательно гляжу в переплетение проводов.

— Да чёрт его поймёт… — с досадой ответил я.

Перекопав большую часть хлама — запчастей, каких-то бумаг — я не нашёл ни единой улики и опечалился.

— Ну и помойка же у него, — сказал я, стоя возле журнального стола и держа пустую бутылку из-под «Жигулёвского», которую Унгерн, очевидно, использовал, как пресс-папье.

Фёдорович поддержал:

— Ага, страшно подумать, что у него в мусорке творится… — он указал кивком головы на шкаф.

— Да ладно? — меня передёрнуло. — Он выбрасывает мусор в шкаф?

— Да. Я видел как-то. У него там ведро стоит.

Кошмар. Я посмотрел на бутылку в своих руках и, сделав шаг в указанном направлении, открыл шкаф, откуда в разные стороны полетели мошки. Переполненное ведро стояло внизу, в отсеке, куда все нормальные люди ставили обувь. Выше лежал вытертый чемодан с кучей наклеек, над которым висело одно бесформенное серое пальто. Вокруг в беспорядке валялись бумажки, обёртки, обрывки проводов и мусор калибром поменьше. Наклонившись и положив бутылку, я открыл чемодан. Там лежал стандартный набор командировочного — полотенце, умывальные принадлежности в жестяном футляре, сменное бельё. У чемодана был потайной карман, в который я запустил руку и, нащупав сложенный пополам лист бумаги, замер в предвкушении.

«Только бы, только бы, только бы», — если бы я помнил имена богов, то молил бы каждого из них поименно.

— Что там? — Фёдорович вытянул шею.

Я достал лист и чуть не вскрикнул от радости. Это оказалась копия командировочного предписания. Быстрым движением века я сфотографировал листок.

— Командировочное, — показал я Фёдоровичу. — Со всеми подписями и печатями завода… Странно, очень странно. Давайте-ка милицию сюда. Кажется, дело приняло интересный оборот. Простите, видимо, вам всё-таки придётся иметь дело с теми самыми ребятами. Я звоню на завод.

— А я пойду вызову сотрудников, — кивнул старик и, закурив, отправился наверх.

Пока он ходил, я ознакомился с предписанием. Штрих-коды, номера и наклейка с магнитными полосками были настоящими, либо очень тщательно подделанными. Судя по документу, Унгерн ездил в город со странно знакомым названием «Загорск-9». Во времена оны, как я помнил, существовало всего два Загорска — с номерами 6 и 7, в одном из которых находился институт, создававший биологическое оружие, а во втором — ядерное. А вот чем занимался девятый номер, припомнить я так и не сумел.

Фёдорович вернулся:

— Готово. Сказали, выезжают.

— Хорошо. Моё начальство тоже скоро будет. Ох и дадут же нам всем… — я покачал головой. — По первое число. Нечего было его жалеть, сразу пропесочить и выгнать.

— Да таких песочь-не песочь…

— И то верно, — я вздохнул. — Ладно. Пойду встречать делегацию. Ещё увидимся. Если милиция приедет, документ этот им передайте, — я отдал листок Фёдоровичу.

Тот от осознания важности момента чуть ли не по стойке смирно вытянулся.

— Так точно, — ответил старик. — Всё будет.

Я вышел из дома, снова чуть не угодив ногой в дыру на крыльце. Фёдорович, старый негодяй, опять предупредил меня с небольшим опозданием.

Быстро удаляясь от дома Унгерна в сторону МИДа, нависавшего над пейзажем, я просматривал только что сделанное фото предписания, стараясь зацепиться хоть за какую-нибудь деталь. Где же я слышал это название? «Загорск-9, Загорск-9», — повторял я про себя до тех пор, пока это сочетание букв не стало казаться бессмыслицей.

Попытавшись зайти с другой стороны, я начал вспоминать всю известную мне информацию о «Лебедях». Завод работал по армейским заказам и производил в основном протезы и аугментации для армии. Филиалов, по крайней мере, известных мне, у него не было: разве что какие-нибудь жутко секретные. Если документ не подделка, что вряд ли, поскольку к печатям и магнитной подписи не подкопаться, то завод отправлял Унгерна куда-то по рабочему вопросу.

Иначе никак, не на курорт же его посылали, в конце концов. А куда может поехать инженер крупнейшего в Союзе завода электроники по рабочему вопросу? Только на предприятие, с которым у «Лебедей»…

Стоп! Я остановился как вкопанный и, не сдержавшись, хлопнул себя по бедру, вызвав полный подозрения взгляд из-за забора — от толстой бабы в белоснежной косынке медсестры. Догадка была логичной до безобразия, стоило лишь немного подключить мозг. Всё сошлось в одной точке — профиль завода имени Лебедева, убийцы депутатов и командировка Унгерна. Нельзя сказать наверняка, но я готов был отдать правую руку, что тот самый Загорск-9 являлся одним из так называемых «НИИ Кадров Советской Армии, Военно-Морского и Военно-Космического Флота».

Именно там ковалась новосоветская армия — в капсулах, полных питательной слизи. Именно туда, а не в центры материнства, шла добрая половина генетического материала, который собирали «доярки» по всему Союзу.

На полях Величайшей Отечественной давно не сражались обычные люди: их заменили клоны, которых с нами, КГБ-шниками, роднило использование штампов памяти, пусть и примитивных. Обучения не требоваось: клон выходил из капсулы готовым стрелком, снайпером, гранатомётчиком, артиллеристом, водителем, механиком, снабженцем и так далее. Требовалось лишь несколько недель на освоение уже вложенных навыков.

Но, в отличие от сотрудников КГБ, для их создания использовали упрощённую технологию: не загружали личность полностью, а добавляли лишь определённые знания, навыки и рефлексы. Именно поэтому офицеров-клонов надо было доучивать, причём, зачастую, долго.

Позади меня кто-то засвистел.

Обернувшись, я увидел, что это Фёдорович: стоит на крыльце, машет мне рукой. А рядом с ним — я похолодел — два мужика в шляпах и серых плащах.

Моему рывку позавидовал бы любой легкоатлет.

За спиной раздались крики, но я, разумеется, и не подумал останавливаться — мчался по лужам и грязи, увязая в глине и поскальзываясь. Идея бежать зигзагами пришла вовремя: в считанных сантиметрах от уха пронеслась пуля, затем ещё и ещё. Одна из них проделала в доске забора передо мной огромную дыру и полетела дальше, зазвенев стеклом где-то во дворе.

Сердце выпрыгивало из груди, нужно было уходить с открытого пространства, поэтому я сделал первое, что пришло на ум — ломанулся в ближайший двор.

Забежав внутрь, я перемахнул через остов «Запорожца», обежал горку напиленных берёзовых чурбаков, запутался в висевшем пододеяльнике, чуть не угодил ногой в сложенные стопкой застеклённые рамы и, со всего маха врезавшись в другой забор, проломил его, и вывалился в соседний двор…

Забор за забором, всё дальше и дальше: я напугал бесчисленное количество женщин и немного меньшее пожилых мужчин. Загонщики больше не стреляли: видно, боялись подстрелить кого-то из гражданских, плюс одежда в каком-то роде сковывала их движения, даже усиленные мышечными стимуляторами, а значит — бежать, бежать, несмотря на мельтешащие перед глазами чёрные точки, заходящееся сердце и протестующие лёгкие.