Возвращение под небеса (СИ) - "Зетт Катэсса" - Страница 25

Я резко вскинула руки перед собой. Ослабевшие пальцы подрагивали и казались белыми в ночной темени. Пронаблюдав в течение нескольких секунд за моими руками, мужчина кивнул.

-- Хорошо, -- буркнул он.

Я с облегчением опустила руки, так и не поняв, в чём именно заключалась проверка.

-- Жетоны-то хоть есть у тебя? -- спросил мужчина, насупившись.

-- Э... -- опешила я, пытаясь сообразить, что имеет ввиду караульный. -- Жетоны?...

Мужчина на секунду закатил глаза.

-- Метрошные жетоны, -- прохрипел он, но сразу же отмахнулся. -- Ясно. Денег у тебя нет.

-- А, -- почесав висок, рассеяно отозвалась я. -- Нет, денег нет...

Я почувствовала себя круглой идиоткой. Как можно было забыть, что уже двадцать один год деньгами на мёртвых землях считались жетоны Московского метрополитена. Ну, Маша!...

-- Тогда так, -- сказал часовой, указав большим пальцем себе за спину. -- Когда окажешься за воротами, иди по основной улице через весь город, до самого конца. Там будет приют. "Уголок у очага" называется. Короче, местный бомжатник. -- Караульный прикрыл глаза. -- Приют бесплатный только для наших бездомных, но только что прибывшим нуждающимся они дают койку на одну ночь, могут со скрипом даже на две дать, правда, только если места есть. Там они тебе и жрачку бесплатную дадут, если лишняя есть у них. -- Караульный, щуря глаза, едва заметно пожал крепкими плечами. -- В городе есть врач, торговцы, если надо. Мартина из приюта подскажет тебе что и где. По поводу денег... то есть жетонов. -- Мужчина сурово посмотрел на меня, сложив руки на груди. -- Мой тебе совет: поутру продай всё, что сможешь продать в местных магазинах. Без жетонов тебе придется туго.

-- Поняла, -- пролепетала я, пытаясь осознать, отложилось ли в моей голове хоть что-нибудь из услышанного в эту минуту. -- Благодарю за помощь...

Взгляд караульного вдруг похолодел.

-- И главное, деточка, очень не советую близко подходить к Майорану и его клубу. Лучше вообще обходи стороной западную часть города. -- Мужчина коротко кивнул в сторону ворот. -- А теперь всё. Бывай.

Не медля, я подошла к маленькой калитке, с правого края врезанной в городские ворота. Обернувшись, я кинула взгляд на отдыхающий под покровом летней ночи лес, затем схватилась за ржавую ручку и толкнула дверь.

***

Оказавшись в Тверском, я тут же попала в его плен: в плен необыкновенного и неизведанного мной уголка целого мира, живущего своей жизнью. Тверской был первым маленьким городом-миром, в который я попала после всех лет, проведенных за стенами Адвеги. Конечно же, я не могла сравнить его с моим живым и прекрасным Куполом -- Тверской был куда меньше и мрачнее. Он был другим... Особенным по-своему.

Я шла по широкой улице, по дороге кое-как присыпанной щебенкой. Город был наполнен запахами мокрых псин, стоковых вод, металла и гнили. Иногда откуда-то веяло сухой травой, плесенью и жареным мясом. От запаха еды меня немного шатало -- я слишком давно ничего не ела. Вокруг меня сверкало множество огней -- окна, старые лампы, фонарики. Паутины узких и широких улиц растянулась среди богатых коттеджей довоенной эпохи и советских пятиэтажек из серого кирпича. Среди них взгляду также встречались торговые помещения с большими стеклянными окнами, проржавевшие ларьки, какие-то склады.

Район старых бараков и самодельных построек, куда я направлялась, начинался ближе к городским окраинам, где у самых стен были распаханы небольшие поля-огородики. Там же, у границ города разрослись маленькие рощицы и дикие садики.

Мой взгляд скользнул по покосившемуся крыльцу, застеленному рваной тряпкой. Крыльцо прилегало к кривому домику с заколоченными окнами. Возле ступенек, на маленькой лужайке с редкой травой я увидела пасущихся коз. Я удивленно застыла на месте, разглядывая двух исхудалых, покрытых жидкой белой шерстью копытных. Они, кряхтя, щипали полусухую траву, покачивая узкими мордами. Из их плоских голов росли толстые крепкие рога. Как мне было удивительно и интересно снова видеть этих животных. В детстве я уже видела домашний скот в Куполе. Козы паслись на лугах у нашего озера, и мы часто с ребятами подкармливали их.

-- Чего уставилась? Скотину никогда не видела? -- послышался голос откуда-то слева.

Я удивленно обернулась. Передо мной стоял молодой парень, едва ли старше меня. Его светлая кожа была покрыта рытвинами, тонкие брови темнели над бесцветными глазами, а неровно остриженные волосы растрепались от ветра. Парень был одет в грязную белую футболку и длинные матерчатые штаны. В руках он сжимал гнутое ведро.

Я молча таращилась на этого типа, не зная, что сказать. Я бы, конечно, хотела как-нибудь отбрить его, но слишком устала для всего этого. Ещё больше нахмурившись, парень с присвистом покрутил у виска и пошёл по направлению к козам.

Тоже мне. Отвернувшись, я продолжила на негнущихся ногах ковылять по колее, отметив, что улица, по которой я шла, заметно сузилась. Я поднималась всё выше и выше, тяжело дыша и стирая липкий пот со лба. Колени страшно ныли, ступни, казалось, налились свинцом. Как же мне хотелось просто лечь и заснуть. Даже голод не шёл ни в какое сравнение с желанием выспаться. Через четверть часа уже пересекла несколько хлипких мостков, что были проложены над глубокими, почти безводными канавами, затем прошла через небольшую рощицу, где туда-сюда сновали люди и караульные с фонарями и, наконец, вышла в район окраин.

Приютом оказался невысокий двухэтажный домик из кирпича, что стоял в конце улицы прямо у высокой городской стены. Над кривым навесом, покрывающим крыльцо домика, крепилась доска, где белыми буквами была выписано: "Уголок у очага. Приют для бездомных".

Я огляделась. Вокруг здания приюта кренились старые бараки и ветхие деревянные сараи. Людей в округе было мало. Лишь изредка из неаккуратных построек мог выглянуть кто-то побитый, замерзший, с виду очень несчастный. У исписанных краской стен с ноги на ногу переминались закутанные в лохмотья нищие. Их большие глаза болезненно горели на костлявых лицах. Я снова вернулась взглядом к зданию приюта. Старая зелёная дверь, к которой я направлялась, была приоткрыта. Поднявшись по скрипучей кривенькой лестнице, я осторожно заглянула внутрь. Меня обдало мягким теплом. Прищурив глаза, я с удовольствием услышала запах готовящейся еды.

-- Ты заходи, заходи, -- дрожащим голосом сказала мне появившаяся передо мной пожилая женщина, щуря низкопосаженные глаза. -- Не закрывай дверь до конца.

Я кивнула и прошла в уютное, довольно чистое помещение. Узкий коридорчик вёл в просторную комнату, где у стен, обклеенных выцветшими обоями, стояли стеллажи с предметами утвари, посудой и всякой полезной всячиной. Большие платяные шкафы были сдвинуты в углу. В глубоких креслах сидели бледные, уставшие люди, укутанные пледами и одеялами. Двухъярусные и одноярусные кровати стояли везде, где только можно было их впихнуть. Даже в лестничном пролёте, ведущем на второй этаж.

-- Здравствуйте, -- отозвалась я, обратившись к пожилой женщине, которая впустила меня в приют.

Бабуля поправила проеденную молью накидку на плечах и улыбнулась мне. Она выглядела доброжелательно, но очень устало. Её седые волосы, собранные в пучок на затылке, отливали серебром.