Возвращение под небеса (СИ) - "Зетт Катэсса" - Страница 57

***

Я проснулась поздно ночью. В комнате было темно, лишь слабый свет фонаря на углу улицы рассеивал здешнюю темноту. Приподнявшись на кровати, я потерла глаза. За окном было шумно: слышался звон стекла, голоса, смех и треск горящих в кострах досок.

-- Эй, орленок... -- услышала я тихий голос.

Прищурившись, я обернулась и увидела, что за столом, за которым несколько часов назад мы разговаривали с Крэйном, сидела Женя Соболева.

-- Женька... -- прошептала я, увидев подругу.

Меня охватило радостное удивление. Хлопнув глазами, я получше присмотрелась к молодой девушке, сидящей напротив меня. Женя Соболева была дочерью Михаила Соболева, архонта нашего города. Боже мой, я ведь не видела её уже пять лет...

Женька, конечно, изменилась, повзрослела. Сейчас ей уже должно было быть двадцать пять лет. И, конечно, Соболева была невероятно хороша собой. Как и Михаил, она была высокой и статной, обладала хорошей фигурой и очень красивым лицом. У нее были чувственные губы и аккуратный носик, а ещё большие сине-голубые глаза. Взгляд не наивный, наоборот, тяжёлый и проницательный. Свои длинные светлые волосы Женя, как и раньше, собирала в высокий хвост. Соболева пересела ко мне на кровать и, устроившись рядом, крепко обняла меня. Не в силах сдержать слезы, я обняла подругу в ответ.

-- Машка, Машка, как же я скучала по тебе, -- прошептала Женя, целуя меня в макушку.

Ещё крепче обнимая подругу, я шмыгнула носом и прохрипела:

-- И я, Женечка, очень скучала по тебе...

-- Антон рассказал мне обо всем, что произошло... Солнышко, мне так жаль. -- Женькин голос дрогнул, и я с силой закусила губу. Боль царапалась где-то в груди. -- Но ничего, ничего, орлёнок, -- продолжала Соболева, гладя меня по голове. -- Скоро мы уже вернёмся домой, и у нас всех начнётся другая жизнь. Всё образуется, котёнок, вот увидишь... -- Я кивнула, и мы немного помолчали. Чуть позже Женька спросила: -- Ты, малыш, может быть, чайку хочешь? А то холодно здесь...

-- Да, очень хочу, -- ответила я с энтузиазмом. - Спасибо!

Женя тотчас же поднялась со скрипнувшей кровати, подошла к столу и, чиркнув спичкой, зажгла одну из свечей. Подойдя к серванту, Соболева достала из него две старые кружки, затем щелкнула кнопкой электрического чайника. Я все смотрела на этот чайник и думала о том, чтобы мы все вообще делали после войны, если бы не Зест-генераторы, позволяющие нам использовать ограниченное количество электричества. Или Зест-фильтры, без которых у нас бы не было бы того небольшого количества чистой воды, которую мы сейчас все использовали.

-- Я даже представить себе не могу, как ты ждешь встречи со своим папой.

Женя улыбнулась. Она стояла у подоконника, сложив руки на груди. Какими же добрыми и внимательными были её глаза.

-- Да, я очень жду возвращения домой. -- Обхватив ноги, я уткнула подбородок в свои острые колени. -- Знаешь, Женька, эти пять лет... Они были невыносимо сложными... До сих пор удивляюсь, как я выдержала все это...

Я видела, как Соболева погрустнела. Видела, как она опустила взгляд, качая головой.

-- Я очень хочу, чтобы ты мне всё рассказала, Машка, -- отчего-то почти шепотом сказала Женя. -- Обязательно. Я не видела тебя столько лет, и я очень хочу знать всё о твоей жизни...

-- Расскажу и с превеликим удовольствием, -- воодушевленно отозвалась я. Чайник вскипел, и Женя, кинув в кружки по маленькой щепотке лежалого чайного листа, заварила нам чай.

-- Ну, а как ты, Жень? -- спросила я, с благодарностью принимая большую кружку из рук подруги и глядя на девушку. Женя села за стол напротив кровати, где я сидела. -- Как твоя жизнь? Замуж-то не вышла?

Женька усмехнулась.

-- Да ну, Машка, какое там замуж. -- Отмахнулась она. -- Всё поездки да служба. Не до того.

-- Ну и не торопись, -- быстро сказала я, ощущая, что необдуманно вышла на зыбкую почву в нашем разговоре. -- Какие твои годы?

Женька рассмеялась. Признаться, не без горечи.

-- Сказала Орлова, которая на шесть лет меня младше. -- Женя подмигнула мне, но в следующее мгновение от некоторой весёлости в её взгляде не осталось и следа. -- Все это так сложно, Машка. Семья, отношения, чувства -- все это, конечно, замечательно... Но знаешь ведь, как в жизни бывает... -- Женька пожала плечами, глядя куда-то в сторону. -- Любовь зла, полюбишь и... Ну, ты поняла.

Я замялась, ощутив жар стыда.

-- Прости, -- только и смогла произнести я, глядя смятое на постели покрывало. -- Не хотела тебя расстраивать. Как-то по-дурацки получилось...

-- Эй, эй, эй! Даже не заморачивайся. -- Тут же отмахнулась Соболева. -- Я тебе лучше о другом. Тебя ведь Антон не успел предупредить... Завтра в рань встаём и сразу едем.

-- Это меня не пугает, -- отозвалась я с улыбкой. -- Особенно после всего того, что я пережила.

Женька посмеялась, и мы пустились в долгое обсуждение всего того, о чём нам так хотелось поговорить. И пускай был уже весьма поздний час, в этот вечер, несмотря ни на что, можно лечь и попозже.

Мы уже подъезжали. Внутри меня всё клокотало от восторженного волнения. Я уже видела сверкающий на солнце купол -- прозрачный, тонкий, словно мыльный пузырь, опустившийся на землю, с рваными дырами в прозрачном материале где-то сбоку и наверху и по-прежнему уверенно защищающий наш город.

Свернув с трассы, мы выехали на дорогу, уходящую в лес, и сразу же пронеслись мимо ветхой будки привратника, едва-едва сохранившейся аж с восемнадцатого века. Увидев покосившуюся часть кованой ограды и поросшее красным мхом помещение кремово-желтого, усадьбинского цвета, у меня внутри всё завопило от торжественной радости. У будки нас встретил офицерский конвой: все ребята крепкие, как на подбор, все в старой "цифре" и с автоматами в руках. Водитель приоткрыл окно нашего внедорожника и что-то со смешком сказал двум встретивших нас офицерам. Крэйн махнул одному из них, офицер кивнул и свистнул ребятам возле шлагбаума. Нам открыли дорогу в Купол. Автомобили заревели с новой силой, и гравий полетел из-под колес вперемешку с землей. Мы рванули в сверкающие под солнцем прозрачные, словно бы стеклянные ворота. И вот он, парадный въезд в усадьбу Введенское. В груди с надрывом заныло счастье, а на глазах выступили слёзы -- я дома.

Мы длинной автомобильной колонной понеслись по старинной приусадебной аллее, вдоль которой тянулись кованые фонари. Нас окружали тысячи чернеющих стволами деревьев с тонкими острыми ветками и пожелтевшей листвой. Солнечные лучи сверкали, путаясь в кронах деревьев, а мёрзлая земля была усыпана сухими листьями и ворохами тонких еловых иголок. Улыбнувшись, я со всем вниманием прижалась к стеклу автомобильного окна. Там, слева от нас, в роще находилось усадьбинское озеро с беседкой. О, как часто мы играли там с ребятами в детстве, и как я любила оставаться там одной и мечтать. Балюстрады, колонны, светло-желтые стены, поросшие мхом и исчерченные трещинами -- такими прекрасными были детали почти всех построек на территории Введенской усадьбы. Мы выгрузились довольно-таки быстро, Крэйн махнул мне, призывая следовать за ним и за Женей. Вслед за ребятами я прошла в распахнутые кованые ворота, такие же красивые, как и бесконечная, казалось бы, ограда, уходящая в противоположные от ворот стороны и теряющаяся в деревьях. Асфальтовая лента дороги закончилась, на территории усадьбы она превратилась в мощёную полуразбитой плиткой аллею. С превеликим вдохновением, я прошла мимо старинных превратных помещений и спустилась по лестнице. Местами разбитые ступени поросли травой, что их, как мне казалось, только украшало.