Несущий огонь (ЛП) - Корнуэлл Бернард - Страница 18

— Если Брунульф не дурак, — сказал я, — а я считаю, что так и есть, — он отправит лазутчиков, убедиться, что мы не устроили засаду в лесу, на его пути.

Этот лес стал ключом ко всему, что должно случиться — множество старых деревьев, поваленных стволов, опутанных плющом, колючий кустарник. Меня удивляло, что за лесом не ухаживают, лесники не прореживают кусты, не подрезают кроны деревьев, не делают древесный уголь, старые дубы не превратили в ценную древесину. Возможно, думал я, произошел спор из-за собственности, и пока суд не вынес решения, никто не мог объявить лес своим.

— И если мы устроим здесь засаду, — продолжил я, — а Брунульф вышлет вперёд лазутчиков, он нас обнаружит.

— Значит, никакой засады, — сказал Финан.

— Это единственно возможное место, — сказал я, — так что здесь должна быть засада.

— Боже мой, — растерялся Финан.

Эадрик хмыкнул.

— Если ты попросил бы меня обыскать этот лес, господин, я не стал бы проверять всё. Лес слишком велик. Я, скорее всего, осмотрел бы его только на глубину полёта стрелы с обеих сторон тропы.

— А если бы я был Брунульфом, — добавил Финан, — я бы вообще не опасался засады в этом месте.

— Не опасался бы? — спросил я. — Почему?

— Потому что оно полностью просматривается из форта! Он же едет туда, где, по его мнению, мы его ждем, так? Если мы хотим его убить, почему бы не дать ему подъехать к камню? Зачем убивать, чтобы увидели из форта?

— Может, ты и прав, — сказал я, и эта мысль немного подбодрила меня, хотя Финан запутался ещё больше.

— Но завтра он наверняка пошлёт сюда лазутчиков, — теперь я обращался к Эадрику, — так что как следует прочеши местность до дня Одина и скажи своим людям, чтобы убрались отсюда до рассвета.

Я говорил уверенно, но разумеется, меня донимали сомнения. Станет ли Брунульф обследовать лес в день Одина, прежде чем двинется через него? Эадрик прав, лес большой, но всадник мог довольно быстро проскакать по краю, даже если понадобится время, чтобы проверить густой подлесок. Но более подходящего места для засады я не видел.

— И зачем, — снова начал Финан, — зачем ты вообще хочешь устроить засаду? Ты же привлечешь сюда три сотни злобных саксов из форта! Если подождать, пока он доедет до камня, — он резко мотнул головой, указывая в сторону усадьбы, — мы сможем вырезать всех, и никто в форте ничего не узнает. Они этого не увидят!

— Это верно, — сказал я, — совершенно верно.

— Так в чем же дело?

Я усмехнулся в ответ.

— Я рассуждаю, как наши враги. Всегда надо планировать битву с точки зрения врага.

— Но...

Я дал ему знак говорить тише.

— Не так громко, а то разбудишь три сотни злобных саксов.

Разбудить их с такого расстояния маловероятно, но мне нравилось поддразнивать Финана.

— Идём туда, — сказал я и повёл своих спутников на запад, по открытой местности за лесом. При дневном свете нас бы увидели со стен форта, но я сомневался, что нашу тёмную одежду можно заметить в тени густого леса. К реке спускался обманчиво пологий склон, более крутой, чем казалось. Если кто-нибудь из лазутчиков Брунульфа поедет в эту сторону, он быстро потеряет тропу из вида и обязательно решит, что никто не станет устраивать в этой низине засаду, поджидая людей на дороге, просто потому, что не увидит свою добычу. Это меня обнадёжило.

— Нам понадобится не больше пятидесяти человек, — сказал я, — и все верхом. Мы укроем их в этой низине, между деревьями, и поставим несколько лазутчиков выше по склону, чтобы они предупредили, когда Брунульф приблизится к лесу.

— Но... — снова начал Финан.

— Пятидесяти воинов должно хватить, — прервал я его, — но вообще-то это зависит от того, сколько людей выедет завтра из форта.

— Пятьдесят человек! — возмутился Финан. — А у западных саксов больше трёхсот.— Он резко мотнул головой, указывая на юг. — Три сотни! И всего в миле отсюда.

— Несчастные глупцы, — хмыкнул я, — они даже не представляют, что их ждёт! — Я повернул назад, к дороге. — Пошли, попробуем поспать.

Однако уснуть не удалось. Я лежал без сна, думая, что возможно ошибся.

А если так, то Нортумбрия обречена.

А на следующий день я разозлился.

Леди Этельфлед, правительница Мерсии, заключила с Сигтрюгром мир, а чтобы укрепить его, Сигтрюгр уступил ей хорошие земли и большие бурги. Потеря земель оскорбила кое-кого из могущественных датских ярлов южной Нортумбрии, и теперь эти люди отказались служить ему, хотя пока неясно, откажутся ли они сражаться во время нападения. Мне стало известно, что посланники западных саксов засвидетельствовали этот договор, они отправились в церковь Ледекестра, чтобы посмотреть, как приносятся клятвы, и привезли от короля Эдуарда письменное одобрение мирного договора, заключённого его сестрой.

Конечно, никто не обманывался относительно этого договора. Сигтрюгр мог купить мир, но лишь на некоторое время. Западные саксы захватили Восточную Англию, сделав эту когда-то гордую страну частью Уэссекса, Этельфлед восстановила границы Мерсии, какими они были до того, как датчане пришли покорять Британию. Но армии Уэссекса, Мерсии и Нортумбрии истощились за годы войны, так что этот мирный договор приветствовался, в основном потому, что он давал трём державам время подготовить молодых воинов, восстановить стены, выковать новое оружие и укрепить железом ивовые щиты. Договор давал Мерсии и Уэссексу время, чтобы создать новые, сильные армии, которые рано или поздно хлынут на север и таким образом объединят саксов в новое государство, Инглаланд.

Я был зол оттого, что Уэссекс хотел теперь нарушить этот мир.

А точнее, мир хотела нарушить одна группировка при дворе западных саксов. Я узнал об этом от своих информаторов в Винтанкестере. Два священника, трактирщик, один из воинов личной стражи короля, виночерпий Эдуарда и ещё много других отправляли мне сообщения, которые купцы доставляли на север.

Некоторые послания были записаны, другие сказаны шёпотом и спустя недели переданы мне, но за последний год все они подтверждали, что Этельхельм, главный советник и тесть короля Эдуарда, подталкивал его к стремительному вторжению в Нортумбрию. Фритестан, епископ Винтанкестера и ярый сторонник Этельхельма, прочёл осуждающую рождественскую проповедь, сожалея, что север всё ещё под властью язычников, и допытывался, почему христианское воинство Уэссекса не исполняет волю пригвожденного бога — уничтожение Сигтрюгра и всех прочих датчан или норвежцев к югу от границ Шотландии.

Жена Эдуарда, Эльфлед, в награду за рождественскую проповедь подарила епископу искусно вышитую накидку, манипулу, украшенную ярко красными гранатами, а также два пера из хвоста петуха, трижды пропевшего, когда кто-то там что-то сказал против пригвожденного бога. Эдуард ничего не дал священнику, и это подтвердило слухи о разногласиях между ним и женой не только относительно вторжения в Нортумбрию, но и почти во всём остальном. Эдуард не был труслив, он привёл войско в Восточную Англию, но ему нужно было время, чтобы установить свою власть на завоёванных землях. Надо было назначить епископов, построить церкви, раздать земли соратникам и укрепить стены вокруг недавно захваченных городов.

— Со временем, — обещал он своему совету, — со временем мы захватим север. Но не сейчас.

Только Этельхельм не хотел ждать.

Я не мог осуждать его за это. Прежде чем мой зять стал королём в Эофервике, я так же убеждал Этельфлед, каждый раз твердя ей, что датчане на севере — плохо организованы, уязвимы, и мы способны их захватить. Но она, как и Эдуард, хотела подождать, собрать войско побольше, так что приходилось быть терпеливым. А теперь я и сам стал беззащитным. Константин украл большую часть севера, а Этельхельм, самый влиятельный олдермен Уэссекса, искал предлога вторгнуться на юг. В чём-то он был прав. Нортумбрия готова к захвату, но Этельхельм хотел победить Сигтрюгра лишь по одной причине: чтобы быть уверенным, что его внук станет королём объединённого Инглаланда.