Стратегия обмана. Трилогия (СИ) - Ванина Антонина - Страница 185

   - Что-то случилось, Роберто? - все же поинтересовалась она. - Это из-за разговора с Умберто?

   - Нет, - произнёс он и тут же передумал. - Да, он напомнил мне об архиепископе, и теперь я только и думаю, что с ним делать.

   - А что с ним не так?

   - С его соизволения священники агитируют моих крестьян создавать профсоюз и выходить на пикеты, требовать аграрную реформу в стране.

   - А что такого плохого в профсоюзе и реформе? - наивно вопросила Лили.

   Роберто даже открыл глаза и слегка приподнялся, чтобы посмотреть на неё:

   - Лили, ты же ничего не понимаешь в политике. Вот и не задавай глупых вопросов. - И снова лёг на подушку.

   Лили погрустнела окончательно:

   - Прости, если я сказала что-то не то.

   - Просто ты задела за больное. Коммунисты - наши исконные враги, как бы они не рядились, пусть даже и в сутану. Они только и ждут, как бы прийти и отобрать у нас всё, что есть, разорить, пустить по миру, уничтожить и поработить. Пока они безнаказанно разгуливают в Сальвадоре, я даже спать спокойно не могу, потому что коммунизм самое главное зло для свободного мира.

   Лили бы могла сказать, что целый месяц она жила при коммунистической власти в Советской Республике Бавария, и что там коммунисты ничего плохого не делали, только бестолковое и в большом количестве, но не могла. Роберто не знает, кто она такая на самом деле. Это с Семпронией можно делиться всем и без утайки, а смертному её не понять. Для Роберто она молоденькая красивая дурочка, которая ничего не смыслит в политике, а значит, и говорить с ней на равных не стоит, ведь это лишь пустая трата времени. Роберто же не знает, что в этом году ей исполнилось восемьдесят лет, что против его тридцати пяти это целая история. А Лили бы хотела рассказать Роберто, что коммунистический снайпер стрелял в неё, хоть и по ошибке, в далеком 1919 году, что та рана оказалась смертельной и из-за неё Лили теперь, наверное, бессмертна и пьет его кровь.

   Но Роберто думает, что все в её жизни гладко и красиво и было так всегда. Лили бы очень хотелось уязвить его надменность и рассказать, как она пережила войну, как пришлось бросить богатый дом и бежать на край света в Аргентину и начинать жизнь заново. Но это тайна, которую нельзя открыть простому смертному.

   Пока Лили предавалась грусти, в другом конце города на востоке Сан-Сальвадора монахиня Манола Мурсиа тоже не спала и размышляла о совсем иного рода проблемах. Всего пару месяцев прошло, как она покинула соседний Никарагуа. Последний год в этой стране выдался несказанно чудовищным. Пока сандинисты входили в города, вытесняя национальную гвардию, диктатор Сомоса окончательно спятил и бомбил не только провинциальные города, но и столицу, Манагуа. Это было страшное зрелище, какого Маноле еще не приходилось видеть: по руинам ходили люди, от плача матерей хотелось бессильно припасть к земле и отдать свою жизнь за жизнь ребёнка, который мог бы не погибнуть и прожить долгую жизнь, может быть куда более полезную, чем её собственная. Но Господь рассудил иначе - Маноле суждено жить до последних дней и смотреть на смерти других. И кто она такая, чтобы противиться его воле?

   Сомоса убивал женщин и детей, партизан и тех, кто им даже не симпатизировал. Но таких с каждым днём становилось всё меньше. Когда видишь, как самодур и убийца истребляет всё живое вокруг, лишь бы удержать власть и наворованные деньги, быстро понимаешь, что сандинисты куда лучше его.

   Когда диктатор был свергнут и бежал, Манола, наконец, поняла, что свершилось главное, чего она и миллионы никарагуанцев ждали долгие годы. Дети больше не будут голодными, бедняки не будут сидеть без работы, крестьяне смогут выращивать на своих полях культуры для собственного прокорма. Сандинисты не допустят социального неравенства, что было прежде. Они сделают всё, чтобы народ Никарагуа жил достойно и свободно. И вместе с этим Манола быстро осознала, что её миссия в этой стране закончилась, что здесь много добрых и отзывчивых людей, которые помогут нуждающимся и эта помощь не будет актом подвига через препоны вороватой диктатуры. Эта помощь будет обязанностью нового свободного государства для своих же граждан, а значит всеохватывающей.

   Так Манола поняла, что должна уехать туда, где о голоде и страданиях не слышно в высоких президентских дворцах и кварталах богачей. Таких стран в Центральной и Южной Америке множество, можно было выбирать любую, только ткнув наугад пальцем в карту. Но еще два года назад Манола услышала, что в соседнем Сальвадоре происходят вещи куда страшнее, чем в Никарагуа - помимо сорокапроцентной безработицы и феодальной повинности крестьян, там убивают священников.

   Власти, банкиры и латифундисты Сальвадора всегда любили церковь, но ровно до того момента как орден иезуитов не начал организовывать церковно-приходские школы для бедных и христианские профсоюзы. Когда Церковь и иезуиты занялись образованием крестьян, ремесленников, городской бедноты, когда они стали читать им Библию и обсуждать с людьми социальные вопросы, то рассказали сальвадорцам через католическую радиостанцию, что реальность нужно уметь критически осмыслять и правильно её трансформировать. Вот тогда-то четырнадцать семейств латифундистов и возненавидели Церковь. Они говорили, что иезуиты разжигают ненависть среди сальвадорцев, пропагандируют насилие, что монахи сами коммунисты и замешаны в антиправительственном заговоре. Но иезуиты всего лишь говорили о том, что несправедливо, когда двум процентам населения страны принадлежит три пятых всей обрабатываемой земли. Иезуиты не призывали к неповиновению или насилию, они просто добивались аграрной реформы, путём обучения крестьян и образования малоимущих. Иезуиты говорили людям, что отработки и издольщина, к которым их обязывают плантаторы, это анахронизм и больше нигде в мире он не встречается, что они живут при феодализме, которого не должно быть при демократии в XX веке. И тогда власти начали гонения.

   Вся вина иезуитов в глазах латифундистов состояла в том, что монахи не остановились в своей проповеди на том, чтобы просто пожалеть бедных и пообещать им лучшую жизнь после смерти. Нет, иезуиты сказали беднякам, почему те бедны. А ещё указали из-за кого. И эти кто-то за помощь иезуитов крестьянам в организации профсоюзов устроили охоту на правдолюбов.

   Одного священника национальная гвардия Сальвадора не просто убила - она четвертовала его. И это был не единственный акт устрашения. Потом правые террористы с согласия властей начали взрывать бомбы в иезуитских школах и университетах. От иезуитов требовали, чтобы они все до единого убрались из страны. Но бывший архиепископ Чавес поддержал гонимых, и тогда пресса вывалила на него ушат грязи. Власти требовали его отставки, и они её добились. Новым архиепископом стал Оскар Ромеро, консерватор, который уж точно не мог согласиться с теологией освобождения и её приверженцами. Он всегда был больше занят богословскими вопросами, чем мирскими делами - такой архиепископ очень удобен для светской власти.

   Но однажды эти власти приказали злодейски убить провинциального священника отца Рутилио Гранде, которого очень любили в народе, и с которым архиепископ Ромеро был дружен. После свершенного злодеяния архиепископ не смог молчать. Он отлучил от церкви неизвестных убийц отца Рутилио, и призывал власти расследовать преступление со всей тщательностью. А потом спустя несколько дней в той же провинции армия и полиция учинили расправу над крестьянами - убили пятьдесят человек и ранили сотню. А всё потому, что эти люди слышали проповеди покойного отца Рутилио, потому что он открыл им глаза и указал путь к освобождению, освобождению от тирании и алчности властей и латифундистов путем расширения гражданских прав, путем организации профсоюза.

   Подумать только, за организацию профсоюза в Сальвадоре можно поплатиться жизнью, как отдал её отец Рутилио. Говорили, что его убили неизвестные террористы. Пусть и так, вот только откуда такое совпадение, что в течение часа после его убийства в округе не работала телефонная связь и полицейский патруль, что постоянно проезжал в этом месте, в тот день так и не появился? Просто террористы и власть заключили союз против церкви.