Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода - Храмцовский Николай Иванович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/123
- Следующая
Феодосий и прочие посланные, возвратившись в Нижний Новгород, объявили желание князя. Нижегородцы были довольны таким назначением и отправились к Минину в дом просить его, чтобы он принял на себя звание «выборнаго человека». Минин так же, как и князь Пожарский, сначала отказался от принятия должности, «для укрепления», говорит летописец, но нижегородцы просили его с «прилежанием», и он согласился и тут же написал приговор, по которому нижегородцы обязывались не только быть покорными и послушными начальникам и давать деньги ратникам, но в случае, если потребует надобность, то отдать все имение, продать или заложить жен и детей на содержание войска. Нижегородцы приложили руки к этому приговору; Минин, боясь, чтоб они, пораздумав о великости обязательства, «тово приговору назад у него не взяли», отослал его к Пожарскому[163].
Многие из писавших про это событие полагают, что Пожарский и Минин виделись прежде того и условились между собой о будущих своих действиях. Это подтверждает и летопись о мятежах: «…а с Кузьмою Мининым бысть у них (т. е. у князя Пожарского) по слову» и далее: «он же (князь Пожарский) им рече: есть у вас Козма Минин, той бывал человек служилой, тому то дело за обычай»[164].
Минин, если допустить его свидание с Пожарским прежде избрания князя в вожди, является не только человеком ума необыкновенного, но и глубоким политиком, одним словом, человеком государственным, который, подкрепляясь верой в Бога, действовал по глубоко обдуманным соображениям.
Так или иначе, а бесспорно, что Пожарский и Минин, прежде чем приступили к начатию своего великого подвига, обдумали все его следствия, предусмотрели и обсудили все могущие встретиться затруднения, и приняли свои меры и против перемены мыслей нижегородцев, и против алчности главных вождей московских, которые уже явно склонялись на сторону Лжедимитрия.
Скоро явились у нижегородцев помощники. Жители Смоленска после взятия его Сигизмундом, не желая подчиняться власти поляков, которых ненавидели, ушли в Калугу; туда же явились дорогобужане и вязмичи, отсюда они пошли под Москву и у стоявших там воевод просили себе убежища. Начальники отослали дорогобужан и вязмичей в Ярополч, но Заруцкий написал к своим казакам, чтоб они прогнали несчастных пришельцев из убежища их.
Смоляне были счастливее: их послали в Арзамас и не тревожили. Теперь они прислали в Нижний Новгород своих выборных — просить, чтоб нижегородцы приняли их в составлявшееся ополчение. Нижегородцы отослали их к избранному вождю своему, который все еще жил в Пурехе, и вместе с ними отправили еще посольство к князю с убедительной просьбой о скорейшем приезде в Нижний. Пожарский, отпустив посольство, велел смолянам идти в Нижний, куда вслед за ними отправился и сам[165].
Изгнанные вязмичи и дорогобужане, шедшие в Нижний Новгород, встретили князя на дороге и присоединились к нему. В сопутствии их-то вступил он в стены кремля нижегородского. Нижегородцы встретили его «и прията его с великою честию»[166].
Духовенство, светские власти и посадские, все спешили навстречу к своему избраннику — избраннику Божию. В тот же день явились и смоляне. Всем ратникам было выдано вперед жалованье из казны нижегородской.
Пожарский и Минин стали приготовляться к походу; слухи о нижегородском ополчении разнеслись всюду; из всех городов спешили русские стать под знамена Пожарского. Сначала явились коломенцы, потом рязанцы и украинские казаки — Пожарский всех принимал ласково, всем выдавал вперед жалованье, что еще более привлекало охотников биться с врагами.
Явились на службу князья Дмитрий Манстрюкович Черкасский, Дмитрий Петрович Лопата-Пожарский, правнучатный брат Дмитрия Михайловича, князья Хованский (зять Пожарского), Прозоровский, Гагарин, Михайла Дмитриев, Левашев, Плещеев, множество детей боярских, семнадцать казацких атаманов и старшин.
Казна нижегородская истощилась, пороху и свинцу также было мало, и потому Пожарский, Биркин и дьяк Василий Юдин писали грамоты во все города понизовые и украинские, на Вологду и Вычегду, прося у жителей денег, людей и выборных для земского дела[167].
Все города с готовностью спешили помочь нижегородцам или общему делу; только Казань оставалась глухой к воззваниям Нижнего. Шульгин составил новый план измены: он хотел сам властвовать в Казани под протекцией Владислава[168].
Пожарский и другие правители Нижнего Новгорода решились отправить в Казань посланца для убеждения Шульгина; посланцем выбрали Биркина. Минин, давно понявший этого человека, не советовал посылать его в мятежный город, но совет Минина не уважили; Биркин был отправлен, и для предупреждения его измены послали с ним протопопа Савву и других духовных лиц. Но эта мера не помогла: Биркин тотчас же по приезде в Казань пристал к Шульгину; Савва и прочие возвратились без успеха.
Пожарский все еще надеялся, что казанцы образумятся, и ждал от них помощи до февраля 1612 года, потом выступил из Нижнего Новгорода к Ярославлю, где должны были собраться ополчения разных мест. Впрочем, Пожарский медлил не за одними казанцами: и из других городов, при всем ревностном желании служить отечеству, ратники не могли скоро собраться[169].
Известие о сильном ополчении, собравшемся в Нижнем Новгороде, дошло и до Москвы и поляки ужаснулись. Гонсевский решился разрушить предприятие Пожарского. Чувствуя слабость своих сил и зная, какое влияние имел патриарх на умы народа, Гонсевский вздумал употребить Гермогена орудием своих замыслов: подослал к нему изменников, которые приступили к святому мужу с просьбами, чтобы он запретил Пожарскому идти к Москве.
Ревностный поборник православия, истинный сын отчизны, томившийся под стражей в стенах кирилловского подворья, твердо отверг безумную просьбу врагов веры и отечества. «Да будут благословении те, — сказал он, — которые идут на очищение Московского Государства, а вы, окаянные московские изменники, будьте прокляты»[170].
Этот подвиг христианского героизма стоил жизни святителю. Поляки стали морить его голодом[171], вероятно, полагая, что физические страдания ослабят в мужественном старце твердость духа. Но не таким был Гермоген: он, как пастырь добрый, а не наемник, положил душу свою за овцы; претерпел до конца и принял мученический венец 19 февраля 1612 года.
Не одни поляки опасались нового народного восстания: честолюбивый Трубецкой, передавшийся самозванцу, разбойник Заруцкий, наружно принявший сторону Исидора, но тайно мечтавший сделаться правителем России от имени сына Марины, видели в Пожарском врага. Заруцкий решился действовать против Пожарского открыто: он послал казаков в Ярославль, чтоб помешать соединению ополчения. Для этой цели пошел туда и Просовецкий.
Еще ранее того Милославский и московская Боярская дума писали 25 и 26 января в Кострому и Ярославль, вероятно, по приказанию поляков, чтоб эти города признали власть Владислава, не помогали Трубецкому и Заруцкому, а лучше бы прислали к гетману Хоткевичу выборных людей с повинной[172]. Но верные ярославцы не думали повиноваться боярам, находящимся во власти поляков; теперь же, узнав о намерении Заруцкого, приготовились к обороне и послали к Пожарскому и Минину, которые были еще в Нижнем Новгороде, просить помощи.
Помощь немедленно была послана под начальством князя Дмитрия Петровича Лопаты-Пожарского и дьяка Семена Самсонова. Лопата и Самсонов предупредили Просовецкого: заняв Ярославль, они переловили казаков Заруцкого и посадили в тюрьму. Просовецкий, узнав о том, воротился к Суздалю[173].
- Предыдущая
- 26/123
- Следующая