Теория Девушки: Предварительные материалы - "Тиккун" - Страница 17

В некоторых крайних случаях мы можем увидеть, как Девушка поворачивает небытие, которым она наполнена, против произведшего её мира. Подлинная пустота её формы, её глубокая враждебность к абсолютно всему существующему, сжимаются во взрывчатые сгустки негативности. Ей придётся уничтожить всё, что её окружает. Ширящаяся пустыня внутри неё разжигает её желание привести каждый уголок Империи в такое же запустение. «Дайте мне бомбу, я должен умереть», — ликовал русский нигилист прошлого столетия, прося возможности участвовать в покушении на князя Сергея.

Десубъективация Девушки, как и облечённого властью человека (которому Девушка как минимум полностью соответствует в тех случаях, когда они не являются одной личностью), не может избежать краха, разрушения изнутри. Высота падения будет лишь мерой ширящейся пропасти между полнотой социального бытия и рахитичностью бытия единичного, а точнее — мерой убогости отношения к себе. Но в ничтожности одного заключена вся сила, недостающая для совершенства другого.

«Но мне также предстояло разрушить тот ореол, которым мужчины стремятся окружить этот другой образ женщины — девушку, кажущуюся безразличной к телесности и лишённую всякой чувственности — продемонстрировав, что она полностью соответствует типу матери, и что девственность как таковая по определению ей столь же чужда, как и проститутке. И как показал дальнейший анализ, материнская любовь не связана ни с какой нравственной заслугой» (Отто Вейнингер, Пол и характер).

Было не так уж много эпох, столь же сильно возбуждённых желаниями, но так же редко в прошлом желания были настолько пустыми.

Девушка напоминает монументальность архитектуры эпохи Платона, покрывшейся временем, рождающей мимолётное ощущение вечности, поскольку она уже рушится. Иногда она рождает мысли о чём-то другом, но непременно о трущобах.

«Я мог бы уничтожить современные вкусы студентки, внося в них посторонние, чужеродные элементы, смешивая их со всем подряд» (Гомбрович, Фердидурка).

При кажущемся хаосе желаний казарменный Вавилон безраздельно управляется корыстью. Но корысть как таковая является лишь вторичной реальностью, не имеющей никаких оснований в себе самой, но лишь в желании желания, находящемся в основании всей отсутствующей жизни.

Изменения в образе Девушки симметрично следуют за эволюцией капиталистического способа производства. Так, за последние тридцать лет мы постепенно продвинулись от фордистского типа соблазнения, с его чётко обозначенными связями и мгновениями, его статической и протобуржуазной формой пары, к постфордистскому типу соблазнения, распылённому, гибкому, неустойчивому и деритуализированному, распространившему организацию пар на тотальность тел, социального пространства и времени. На этой особо передовой стадии Тотальной Мобилизации каждый призван сохранять свою «силу соблазнения», которая заменила «рабочую силу», и таким образом, каждый может в любой момент быть уволен и в любой момент обратно нанят на рынке секса.

Девушка умерщвляет свою плоть, чтобы отомстить за Биовласть и символическое насилие, которым её подвергает Спектакль.

Сложности, демонстрируемые ею всё более и более явно, с учётом её прошлой несокрушимой позитивности раскрывают удовольствие от секса как наиболее метафизическое из всех физических удовольствий.

«Кто-то публикует элегантные, модные, „трендовые“ журналы. Мы же создали здоровый, свежий, насыщенный кислородом, наполненный синим небом и зелёными полями журнал; журнал, который более реален, чем сама природа».

Девушка является полностью созданной, по этой причине она также может быть полностью разрушена.

Только в страдании Девушка бывает дружелюбна. Очевидно, существует субверсивная сила травмы.

Успех миметической логики, приведший Девушку к триумфу, нёс в себе неизбежность своего затухания.

И в итоге именно инфляция Девушек наиболее серьёзно подорвала эффективность каждой из них

Теория Девушки является частью формирования точки зрения, способной ненавидеть Спектакль везде, где он прячется, то есть везде, где он проявляется.

Кто, кроме последнего глупца, может быть до сих пор всерьёз тронут «хитростью, уловками, которыми он мог проникнуть в сердце Девушки, властью, которую он мог взять над ней, одним словом, чарующим, расчётливым и методическим характером соблазнения» (Кьеркьегор)?

Везде, где не любят товар, не любят и Девушку.

Распространение отношений соблазнения на все виды социальной деятельности обозначает также отмирание в нём всего оставшегося живого. Распространение имитирования также делает его всё более и более явно невозможным. И сейчас момент великого несчастья, когда улицы заполнены жуирами без сердца, соблазнителями, скорбящими о всяком соблазнении, трупами желаний, с которыми никто не знает, что делать.

Это будет физическим феноменом, как исчезновение ауры. Как будто электризация тел, порождённая столь сильным разделением, начинает выражать себя, пока не исчезнет. Возникнет новая близость и новые дистанции.

Полное опустошение желания будет знаком конца товарного общества, как и всего общества в целом.

Опустошённый ландшафт эроса.

«Как общее правило, социальный прогресс и изменения в исторических эпохах происходят в связи с движением женщин к свободе» (Фурье).

Когда все уловки Девушки исчерпаны, у неё остаётся последняя из них — отказываться от уловок. Но это действительно последняя.

Сделавшись троянским конём планетарной власти, желание очистилось от всего домашнего, частного, скрытого от посторонних глаз, что его окружало. Предпосылкой к тоталитарному переопределению желанного была в действительности его автономизация от всякого реального объекта, от всякого конкретного содержания. Научившись применяться к сущностям, оно невольно стало абсолютным желанием, желанием абсолюта, которое ничто земное не способно утолить. Эта неудовлетворённость является центральным рычагом потребления, так же как и его ниспровержения.

Обобществление тел несложно предвидеть.

Разве ежедневное появление Девушки ещё происходит не по разнарядке?

Предисловие 1999 года[8]

За пределами традиционно многочисленных мест, где ему приходится вести открытую войну, господство (в его наиболее прогрессивных формах) предпочитает воздерживаться от применения грубой силы. Ему удалось настолько усовершенствовать свои методы, что у него самого получилось достичь относительной невидимости. Таким образом, вражеский отряд присутствует повсюду, как отряд оккупантов, но в таком качестве он неизвестен, поскольку не был назван. Тем не менее столь большую территорию невозможно удержать без широкомасштабного развёртывания войск, техники и агентурной сети. В этих условиях некоторые торопятся заявить, что мы сильно опоздали с критикой господства, поскольку нигде нет ни провозглашённого хозяина, ни, скажем так, видимой тирании. И это в действительности одна из наиболее заметных особенностей мира авторитарного товара — что концентрированная сила полиции была разделена и распылена в виде мельчайших частиц, которые нашли своё новое пристанище во взглядах, действиях, мыслях, разговорах и даже, в некотором смысле, в органах. Эта метаморфоза не является случайным следствием триумфа товара, но простым развитием того, чем товар является по сути, от доступа к чему отгородился Маркс. Поскольку он анализирует овеществление как искажение отношений между людьми в отношения между вещами, он оставляет несформулированным итоговый смысл этого искажения: сокрытие политики, и, в первую очередь, товара как такового, в качестве политического устройства. Но поскольку это сокрытие само по себе также является политическим, всемирное распространение товара является не чем иным, как всемирным распространением политики путём её всеобщего утаивания. Девушка представляет собой основной вид этого распространения. Девушка — это современный образ власти. Настоящая критика, губительные последствия которой будут наиболее бесповоротными и наиболее скорыми, должна начинаться с очерчивания контуров базовой формы угнетения.